Смерть и круассаны - Йен Мур
— Bonjour. — Подошел Эрик. — Руку не подаю, если вы не против. — Он был совсем не так высок, как выглядел в окружении своих питомцев-приматов, но внешностью все же смахивал на них. — Его здесь нет? Я оставил его на скамье.
Он направился было к вольерам с шимпанзе.
— Нет, он исчез. — В голосе Валери звучало сомнение.
— Он сказал, что ему дурно, поэтому я устроил его на скамье, а еще он дал мне номер и попросил позвонить. Сказал передать вам, чтобы вы приехали немедленно, что я и сделал. — Эрик, похоже, больше привык общаться с животными, а не с людьми, и уже начинал нервничать. — Я не виноват, что его здесь нет! Мне тут кучу ртов надо накормить!
— Это было около часа назад… — Валери принялась рассуждать вслух.
— На кого он был похож? — спросил Ричард, после чего Эрик взглянул на него как на сумасшедшего.
— Вы не знаете, как выглядит ваш отец?
Теперь Ричард в его глазах стал монстром, причем отстающим от золотоголовых львиных тамаринов по части крепости семейных уз.
— Я хотел сказать, как он выглядел? — исправился Ричард.
— О, ну, — Эрик огляделся по сторонам в поисках вдохновения, — напоминал старого Титуса, вон того. — Он указал на пожилого самца шимпанзе. — Слегка рассеянный и смущенный, немного потерянный.
У тамаринов началась какая-то суета, и Эрик, извинившись и пробормотав что-то про наличие всего одной пары рук, кинулся туда.
— Не понимаю, — задумался Ричард, — в чем дело: он мертв или нет? — и внезапно разозлился. — И вообще с чего он решил назваться моим отцом?
Валери, успевшая немного уйти вперед, вдруг резко обернулась к нему.
— О, Ричард, — она прижала ладонь ко лбу, — мы попались на самую избитую уловку. — Идем! Нужно поскорее вернуться в твой дом.
Она резво сорвалась с места.
— Но почему?
— Там пистолет и телефон, вот почему.
— Риззоли? — Он не смог скрыть недоверие. — Послушай, Валери, я следил за тобой и видел, как ты их вырубила.
Она остановилась, повернулась к нему и медленно, тщательно подбирая слова, спросила:
— А почему ты ничего не сказал?
— Случай не подвернулся. Мы обсуждали другие темы. — Она широко улыбнулась, вызвав у него сильнейшее раздражение. — Ты солгала мне. — Он повысил голос, перекрикивая мартышек. — Водила меня за нос бог знает зачем, но ты действительно лгала мне. Я хочу знать зачем и никуда не пойду, пока не узнаю.
Он едва не споткнулся о собственную ногу.
Валери подошла к нему и заглянула прямо в глаза. На ее серьезном лице не было ни тени улыбки:
— Не знаю зачем, Ричард. Я сама еще не до конца разобралась, что происходит. И, по большому счету, я не лгала, просто кое-что от тебя скрыла, вот и все.
— Встреча с Граншо, когда он, предположительно, произнес chasse?
— Ладно, немного солгала. — Он собрался было перебить ее, но она прижала руку к его губам. — Но зачем я тебя в это втянула? Потому что у тебя был ужасно несчастный вид, вот почему. Ты выглядел так, словно совсем опустил руки. Возможно, я — тоже, но по тебе это было особо заметно. Сейчас у тебя вид уже не такой несчастный, правда? Можешь сколько угодно притворяться, что все это тебе не нравится, но глубоко внутри, знаю, ты редко чувствовал себя настолько живым.
Что-то полыхнуло внутри него, возможно, осознание себя, но плотина самоуничижения, треснув, обрушилась, и он понял, что она, черт побери, права. Он отвел ее руку от своего рта, сжал ее и сказал:
— Так идем же, чего мы ждем? — И они кинулись к выходу.
Двадцать пять минут спустя они снова были в гостиной Ричарда и пытались успокоить разгневанную мадам Таблье, которая зажала в углу двух человек, угрожая тем вилами.
— Заметила, как эти двое шатались вокруг, — сказала она, не отводя взгляда со своих пленников, — и сразу поняла: они что-то замышляют.
Глава двадцать седьмая
Судя по гневному и одновременно торжествующему лицу мадам Таблье, та относилась к шатаниям вокруг так же, как и к прочим непотребствам вроде веганства или публичных проявлений нежности, то есть как к совершенно бесполезным изобретениям человечества, для борьбы с которыми лучше всего подходят старые добрые вилы.
Она загнала парочку в угол под лестницей, хотя, надо отдать им должное, те выглядели не столько напуганными, сколько выбитыми из колеи. Ричард был не менее выбит из колеи. Он ожидал увидеть Риззоли. Вряд ли демонстрация боевых навыков Валери, сколь бы элегантной она ни была, не остановила бы пару убийц, если они, конечно, были убийцами; тут ему приходилось просто поверить Валери на слово. Так что его несколько удивило, что в шатаниях обвиняются Мари и Мелвил, ведь он даже под дулом пистолета не смог бы представить, зачем и ради чего им это делать. А еще его начинало раздражать, что те, кого он неким образом взял под свое «покровительство», так сказать, кусали руку, что их кормила.
— Отличная работа, мадам Таблье, — похвалила ее Валери с такой торжественностью, словно все это было частью хорошо продуманного плана.
Мадам Таблье в ответ фыркнула, как верный сторожевой пес. Ричард уже не впервые в жизни почувствовал себя как бы не у дел и решил срочно внести свою лепту.
— Да, отличная, мадам Таблье. Стоило мне понадеяться, что у нас появились гости, готовые задержаться больше чем на одну ночь, как вы приперли их к стенке своими убойными аргументами. — Мадам Таблье искоса взглянула на него. — Хочу сказать: подумайте о пятнах. — Ее глаза сузились, и Ричард сделал себе мысленную пометку отправить сарказм в папку «не влезать», к веганству. — Может, кто-нибудь возьмет на себя труд объяснить мне, что происходит?
Он побрел на кухню в поисках глотка чего-нибудь горячительного.
— Все как я и подозревала, — заметила Валери.
— И я, — подтвердила мадам Таблье.
— Хорошо, это хорошо. Не желаете ли посвятить меня в свои тайны? — крикнул он через плечо, звеня посудой в буфетах.
— О, Ричард. — Валери тоже не терпела сарказма. — Раз уж ты на кухне, возьми там тряпку и сотри это дурацкое выражение со своего лица. — Он вернулся с большим бокалом виски. — Наши юные голубки ищут то же, что и мы.
— Мсье Граншо?
— Да.
Она приблизилась к паре молодых людей, казалось, уже слегка заскучавших, как подростки, которым велели прибраться в их комнате.
— Но он же мертв, разве нет?
— Точно.
Ричард вздохнул.
— Нет, — заявил он, пытаясь сохранять терпение, — я не понимаю.
Мадам
