Блондинка в Париже - Наталия Станиславовна Левитина
Неужели все так хорошо понимают русский?
Или слово «попа» — интернациональное?
Натка отошла от экрана, повернулась спиной и продемонстрировала мне прелестную тугую попу, обтянутую джинсовыми шортиками. Мужчина на соседнем кресле почти положил мне голову на плечо, другие жадно заглядывали сзади.
Вот маньяки!
Брысь!
— Ну как? — со страхом спросила Натка.
— Доча, ты, действительно, слон! — педагогично заметила я. — Набрала, по крайней мере, два килограмма. Немедленно прекрати жрать всякую гадость!
— Вот! Я знала, я знала! А Мишка, подлец: ой, да ты ни капельки не поправилась, ой, да ты красивая! Правды не добьёшься. Хорошо, что ты мне сказала.
— Кто ещё о тебе позаботится, как не мамочка, — вздохнула я. — Прекрати жрать!
— А чего звонишь? Соскучилась?
— Нет, то есть, да, конечно. Время оставалось перед посадкой. О, вот уже объявили!
— Беги, мам. Пока, целую!
21. Строптивая наследница
Понадобилось семь минут — пока я спускалась по трапу самолёта, ехала в автобусе и шла по мокрому асфальту к зданию аэропорта — чтобы окоченеть. Из ледяной тьмы, расцвеченной сверкающими каплями дождя, в толпе таких же озябших спин, я нырнула в зал прилёта. Настя — крупная, яркая, с гривой вьющихся каштановых волос — держала в руках шерстяной палантин и неизменный стакан горячего кофе.
Она тут же начала укутывать меня.
— Приветик, путешественница! Умчалась в свой Париж в одном плащике. А у нас едва ли не снег!
— Привет, — простучала в ответ моя челюсть, а я с подозрением уставилась на подругу.
Как она вокруг меня прыгает!
Но почему?
Это услужливость подчинённой или искренняя забота настоящего друга?
— Что? — испуганно посмотрела на меня Настя.
За год нашего сотрудничества она накопила богатый негативный опыт общения с нервной начальницей и теперь всего боится. Я всегда чем-то недовольна. И как потом выясняется — вполне справедливо!
— Нормально слетала? — тонким заискивающим голоском спросила Настя. — Все вопросы утрясли с Шарлоттой?
— Угу.
— Ты так внезапно улетела!
— Надеюсь, ты без меня не напортачила?
— В принципе, всё отлично.
— В принципе? — нахмурилась я.
— Если мелкие недоработки. Но всё можно исправить.
— Что можно исправить?! — взвилась я. — Скажи мне сразу, что ты натворила?
— Криозамораживатели не пришли, — осторожно сообщила Настя. — Для репродуктивной клиники.
— Вот чёрт!
— Директор клиники в бешенстве.
— Я тоже. Это был пробный заказ, и мы облажались. Теперь можно не рассчитывать на долгое и выгодное сотрудничество.
— Но я не виновата!
— Придётся завтра звонить в клинику, объясняться.
— Я уже объяснялась изо всех сил, но директор там какой-то… неуравновешенный.
— Ладно, позвоню ему завтра.
— Но это ещё не всё, — опустив глаза, чуть слышно произнесла Настя.
Я молча испепелила её взглядом.
— Транспортные накладные для Тюмени…
— Что опять?! Ты же их переделала!
— Хотя я их и откорректировала после твоей истери… твоего замечания… но, всё-таки, каким-то невероятным образом одна… то есть… четыре ошибочки туда закрались… И надо же… На посту к водителю прикопались. Груз задержали на семьдесят два часа. Вот же фигня, согласись! Сколько раз мы отправляли оборудование с липовыми накладными, и никто ничего не проверял… А тут… Машина стоит в Ишиме… Даже не знаю, как так получилось. Я же перепроверила сто пятьдесят раз.
— Настя, я тебя убью, — глухо пообещала я.
— Завтра утром отправлю в Ишим нормальные документы. Не переживай, это не смертельно, я всё исправлю!
— Да что ты за человек такой?!
Хотела бы я знать!
Кто она на самом деле?
Я пристально посмотрела на помощницу. Та старательно изображала невинность, мол, подумаешь, ерунда какая, слегка напортачила. Тугие розовые щёки, мерцающие карие глаза — не понять, что таится в их глубине.
А если это она переехала машиной любимую тётушку?
Вот эта улыбчивая аппетитная толстушка. Взяла и размазала по асфальту — отомстила за издевательства… Нет, не могу в это поверить.
Но вдруг?
А теперь она выбрала новую цель — свою зловредную начальницу. И будет долго-долго копить обиды, будет терпеть мои наезды и оскорбления, упиваясь собственным унижением… Чтобы в один прекрасный день, всё хорошенько просчитав, с хрустом, как мокрицу, раздавить меня автомобилем!
— Прости, Леночка, — прокряхтела сзади Настя. Она за мной не успевала. Подгоняемая неприятными мыслями, я неслась по стоянке. — Прости! Это больше не повторится! Я буду очень внимательна! Буду проверять по двадцать раз! Не обижайся, прошу тебя!
…Красная «тойота» поджидала на разрисованной полосками и стрелками парковке. Мокрый асфальт, отражая огни жёлтых прожекторов, переливался в темноте, как расплавленное золото.
Едва сев за руль, Настя привычно расслабилась, перестала суетиться, её движения стали спокойными и уверенными. Мотор нежно заурчал, словно пригревшийся ласковый котяра.
Мы неслись в темноте, преследуя красные огни впереди идущей машины.
— А чем вообще занимался Леонар Бриссон?
Настя, вероятно, удивилась моему вопросу, но она была рада уйти от темы испорченных накладных и потерянных криозамораживателей.
— Да чем он занимался? Болел!
— А до того, как заболел?
— Работал в какой-то компании управленцем… Изабель мне говорила, но я не помню. Я особо не вникала.
— А Изабель? Она вникала?
— Тоже не очень.
— Но как же так? Она же считала себя бизнес-леди и сама постоянно что-то затевала. А дела мужа её не волновали?
— Вот именно. Ей хватало собственной лихорадочной деятельности. О, Изабеллушка была лихая предпринимательница. Постоянно устраивала цирк с конями.
— Мне она слёту впарила партию бракованного оборудования.
— Вот-вот, — вздохнула Настя. — Чудесные времена. Изабель была жива. И Леонар тогда ещё тоже… Очень приятный мужчина… Всего два раза с ним виделась, а впечатлений — на всю жизнь. Завалил меня комплиментами и подарками. Надарил шарфов, часов, шкатулок… Все очень изящное, дорогое… Он так на меня смотрел…
— Как?
— Ну, так…
— Как на малышку? — подсказала я.
— Точно! На меня всегда все смотрят, как на бегемота. А Леонар смотрел, словно я была маленькая девочка.
— Он ведь был в два раза тебя старше. Так, наверное, в детстве смотрел на тебя отец?
— О-о… Да! Лена, ты буквально читаешь мои мысли. Ты можешь быть чуткой, когда захочешь. Но гораздо чаще ты бываешь фурией.
— Не отвлекайся. Мы говорим о Леонаре.
— Чудесный был старик. А как он любил Изабель!
— А она его так же сильно любила?
— Не думаю. Наверное, поменьше.
— Если бы сильно любила, не сбегала бы от него каждый месяц в Россию.
— Она не сбегала! — обиделась Настя. — Не так-то легко день и ночь сидеть у постели умирающего. Изабель требовалась разрядка.
— Она выглядела довольно весёлой, когда мы с ней встречались. Вовсе не убивалась из-за того, что муж того гляди
