Владимир Тодоров - Пятый арлекин

— Фердинанд, упакуй их в мой дипломат и приходи в комнату Стефании. Я буду там. Захвати еще несколько фигурок для дактилоскопии. 

Через несколько минут Фердинанд застал Тропа за странным занятием: тот рассматривал еле заметное розовое пятнышко на про­стыне, которая прикрывала постель Стефании. Потом взял с туа­летного столика небольшие ножницы и аккуратно вырезал пятныш­ко. На простыне образовалось небольшое отверстие величиной с пятицентовую монету. 

— Это, пожалуй, серьезная улика против Стефании и спасение для Родриго,— последние слова комиссар произнес холодно, видимо, устыдившись возбуждения в голосе,— а тебе сегодня придется подежурить здесь. Печать и контрольную нитку от черного хода ос­тавишь в таком же состоянии, как сейчас. Визит к Стефании отло­жим на завтра: я думаю, что она этой ночью сама пожалует сюда. 

— Стефания?! 

— Да, Стефания. 

— Значит, убийца она? 

— Нет, ты же сам проверял ее алиби, но убийство произошло не без ее участия. Мы отвезем в управление для срочной экспертизы фигурки с отпечатками пальцев и частицу простыни с каплей крас­ного вина. Захвати еще тюбик губной помады со столика Стефании, на нем обязательно должны быть отпечатки пальцев служанки; дру­гой возможности у нас пока для сравнения нет. 

— Эдвард, а почему у вас вызвало подозрение это пятно на простыне? 

— Подождем экспертизы, Фердинанд. А пока эксперты будут работать с материалом, я хотел бы повидать садовника Криса Норта. Вдруг он нам сможет поведать немало интересного, хотя его и не было здесь в день убийства. Разговор с Крисом займет немного времени, так что ты можешь поехать со мной. Затем будешь отсы­паться, чтоб ночью не сомкнуть глаз! 

— Почему вас заинтересовал этот садовник? 

— Потому что люди, соприкасаясь с природой, обладают исключительным звериным чутьем. . Впрочем, посмотрим...

7. ИСТОРИЯ МЕДНОГО ПОЛКОВОДЦА

Договорившись со специалистами о срочной экспертизе, Троп погнал машину по улицам Дортинга, стараясь ускорить встречу с садовником. 

— Кажется, приехали,— сказал комиссар, останавливая свою малолитражку около невысокой чугунной ограды, за которой в окру­жении фруктовых деревьев и пышных цветов виднелся небольшой одноэтажный домик. Троп вышел из машины и нажал кнопку звонка на калитке. Тотчас же из домика выбежал крохотный старичок и суетливо засеменил навстречу. 

— Вы представители издательства? Очень, очень оперативно. Признаюсь, не ждал вас так быстро. Значит, вам понравились мои исследования об Аврааме Линкольне? 

— Простите, мистер Норт, но мы из полиции. Я комиссар Троп, а это мой помощник лейтенант Блэз. Я хотел поговорить с вами по поводу убийства миссис Скалацца. Ведь вы ухаживали за ее цветами и могли кое-что видеть из того, что нас интересует. 

— Да-да, конечно, я вам все расскажу, меня уже допрашивали в полиции. Но сейчас вы не очень кстати— продолжал суетиться Норт, приглашая нежданных гостей в дом,— я сейчас работаю и боюсь потерять мысль. Я пишу историю Дортинга. Что, удивлены ? Конечно удивлены. Еще бы! Какой-то садовник и пишет книги. Но это мое единственное увлечение; цветы — это работа! Я сказал, что вы пришли некстати, но теперь я думаю, что наоборот — это очень даже кстати. Я только что закончил главу новой книги: о памятнике, который украшает нашу главную площадь. Вы не можете не знать этот памятник, он поставлен в честь великого полководца Тэля Эшо. 

Сейчас я прочту ее вам. Эта глава — бомба, от ее взрыва развалятся все школьные учебники по истории Соединенных Штатов Америки. Мне удалось докопаться до истинных событий, имевших место в то интересное время. 

— Мистер Норт,— попытался перебить его Троп,— мы немного спешим и хотелось бы сначала задать вам несколько вопросов, а в другой раз мы специально приедем к вам послушать эту удивитель­ную главу. 

— Нет-нет,— занервничал Крис Норт,— садитесь вот сюда; я все же вам сначала прочту, это займет немного времени, не более получаса. Мне не с кем поговорить и поделиться своими мыслями в процессе создания той или иной вещи, и от этого страдает качество моей работы. 

Троп выразительно посмотрел на Фердинанда, давая понять, что придется выслушать этого одичавшего ниспровергателя педагоги­ческих основ. Они находились в бедно обставленной комнате, в которой, кроме множества книг, кровати, стола и нескольких стуль­ев, ничего не было. 

— Сейчас-сейчас,— скороговоркой пробормотал Норт, стараясь соединить с десяток разрозненных листков,— понимаете, я пользу­юсь не только официальными документами, но и теми сведениями, которые по крупицам передаются из поколения в поколение. Я развенчал миф об этом Тэле Эшо, я взорвал памятник без ди­намита!— голос Норта достиг третьей октавы,— я придал добытым сведениям литературную форму и добавил немного юмора, он скра­шивает неприглядный фон истории, которая произошла около двух­сот лет тому назад, когда американцы верили в свободу и дрались за нее с англичанами!— Норт бросил на переносицу очки в ме­таллической оправе: «Слушайте!»

— Каждый город должен иметь свою историю. Если ее нет, то ее пишут, а если она у города есть, то последующие поколения все равно изменяют ее в угоду новым вкусам и веяниям, зачастую реаби­литируя лиц, названных их предками негодяями, и, свергая с пьедес­талов тех, кто был в прошлом вознесен на самую вершину. Ведь история и ложь, по словам древнего философа, дети одной матери — цивилизации, и одного отца — тщеславия.— Ну как?— Крис Норт гордо вскинул голову,— это только начало, они у меня попляшут! Они надолго запомнят, кто такой Крис Норт!— Троп выразительно, с иронией посмотрел на Блэза, приложив палец к губам.

 — Лучше всего, когда у города вообще нет никакой примечательной истории; тогда ее создают ученые в тихих норах своих кабинетов, и удивительно терпеливая бумага выдерживает грохот несуществующих сражений, свист десятифунтовых чугунных ядер и атаки давно умерших горожан со шпагами в руках, с презрением плюющих в лицо врагу вишневые косточки. Ржанье насмерть пере­пуганных лошадей, пороховой дым. зачернивший солнце, слава и честь на конце шпаги и Виктория,— вот что тянется за волнистой линией слов под податливым, в руках историка, пером из крыла того самого гуся, предки которого спасли Рим! Впрочем, перо может быть и стальным, и золотым; это не меняет суть дела. 

В Дортинге, городе с историей, созданной по тем же рецептам, по которым кондитер создает торт, застраивая его башнями из крема и мармеладовыми садами, центральную площадь занимает дворец правосудия с древнегреческой богиней Фемидой из желтоватого мра­мора. Городская молодежь, малопочитающая закон, из озорства или более осознанных побуждений отшибла и унесла весы богини пра­восудия и половину карающего меча. Обломанный меч больше по­ходит на крест, и Фемида в этом, непредусмотренным скульптором варианте, походит на печально бредущего по пустыне Иоанна Крес­тителя. Повязка на глазах еще больше подчеркивает трагичность богини, олицетворяющей правосудие Дортинга. 

Дворец правосудия начинал строить архитектор из Италии, поклонник Ренессанса, но не закончил его, обиженный на скаредность местных властей; продолжал строительство немец, приверженец тяжеловесной и мрачной готики. Долго ломал голову немец над проблемой, как вписать готическое продолжение в кружевное начало. Заканчивал дворец веселый галл из Бордо, придав завершению легкомысленный и воздушный вид. В итоге получилось немыслимое сооружение, опровергающее все архитектурные каноны и непонятно каким образом удерживающееся на земле в вертикальном поло­жении.— Ну как?— голос Норта дрожал от возбуждения. Троп одобрительно кивнул головой.