Кэрри Гринберг - Темная Прага
В дверь постучали. Такой обычный, простой звук, разве мог он побудить все те мысли и чувства, что одолевали графиню! «Он жив, о Боже, он жив!».
Мартина проворно открыла дверь и удивленно воскликнула, когда граф Эдвард Варвик упал перед ней без сознания. Она попыталась его поднять, но безуспешно.
— Уйди! — грозно приказала Анна, едва ли не бегом спускаясь по лестнице.
— Но пани… — Мартина произнесла это, потупив взгляд и стараясь не встречаться с красными от слез и злости глазами хозяйки.
— Я сказала: УЙДИ!
Мартина покорно отступила, не желая попасть под расправу хозяйки. «Господь всемогущий, что же происходит в этом доме?» Привычный уклад ее жизни, пусть и жизни небогатой горничной молодой дворянки, уступил место непрекращающемуся кошмару. С тех пор, как Вик перевела ей письма графини Варвик… или мадемуазель де Сен-Тьери? Или… или еще раньше, когда фон Валленштайна жестоко убили? Или еще тогда, когда покойная леди Сэнж умерла, завещав поместье молодой наследнице? Кто же эта ужасная женщина? И граф… брат ли он ей?
Она сделала шаг назад, и еще, и еще, пока не отошла к двери. Воспользовавшись тем, что графиня совершенно не заинтересована в ее персоне, горничная бросилась вон из комнаты. Сначала в спальню — собрать все свои пожитки… Потом… Потом куда угодно!
Анна лишь краем сознания отметила, что горничная бросилась прочь из гостиной, словно за ней гнался сам дьявол. Ей было плевать на любопытную девчонку. Но Эдвард… Эдвард…
— Эдвард! — она опустилась на пол рядом с ним.
Граф помнил, как стоял около двери поместья, когда дверь открылась, и он увидел свой прекрасный замок… земли Варвик, свою мать, нянюшку и сестру. И он не чувствовал на себе того груза вины, который уже давно не покидал его — с тех самых пор, как на охоте он повстречал вампиршу, давшую ему вечную жизнь.
— Эдвард! — услышал Варвик голос своей возлюбленной и, замок исчез. Открыв глаза, Эдвард увидел белый потолок и взволнованное лицо графини Анны. Она сидела рядом с ним, обеспокоено взирая на него. Плечо жгло огнем, а по всему телу разливалась приятная слабость.
— Все в порядке, — найдя в себе силы, твердо произнес граф, пытаясь подняться.
— В порядке? — воскликнула Анна, вскочив. — Разве это в порядке! Почему ты всегда так, ты словно издеваешься надо мной… Зачем, зачем ты это сделал? Как будто нельзя было… — она глотала злые слезы, но при этом не забыла и о более важном: помочь графу подняться и дойти хотя бы до дивана (более дальние дистанции Анна себе даже не воображала).
— Ева…
— Да плевать на Еву, — проговорила графиня, — пусть она считает, что ты мертв, но… — при одной только мысли ей стало настолько страшно, что она побоялась ее продолжить, — но что я могу сделать для тебя? Она ведь тебя ранила…
В медицине Анна разбиралась примерно так же, как в физике — то есть никак. И больше всего на свете боялась, что действительно ничем не сможет ему помочь…
— Пустяк, — произнес Эдвард, открыв глаза и взглянув на Анну. — Согрей воды, принеси мне повязку. Этого будет достаточно, — соврал он.
Она поспешно вскочила с дивана. Да, все ясно. Повязка и вода. Что может быть проще? Конечно, только вода, вода и повязка, и с ее дорогим графом все будет в порядке… Это же ведь пустяк, царапина… Ничего серьезного, конечно!
Буквально через секунду она уже вбежала на кухню, где бросилась к чану с водой. Как давно она ничего не делала на кухне своими руками — всегда находились слуги и помощники, готовые броситься исполнять приказ молодой графини по одному ее велению. Более чем сто лет руки ее не касались кухонной утвари, а сейчас закоптившийся чан оставил на тонкой, почти прозрачной коже руки грязный черный след. Но Анне было плевать — она неумело поставила тяжелый чан на огонь, лишь гадая, сколько ему понадобится времени, чтобы согреть воду. О благах цивилизации в виде газовой плиты она слышала весьма смутно и относилась к этому с большой опаской — как и ко всем нововведениям, появляющимся с пугающей частотой и меняющим привычный уклад жизни.
Как только графиня отправилась выполнять его просьбу, граф опустил голову на подушку, зажимая здоровой рукой рану, откуда продолжала идти кровь. Незачем было волновать Анну. Не хватало только, чтобы она решила искать противоядие. Это было слишком опасно, а граф меньше всего хотел подвергать графиню опасности. Иначе зачем было все это? Теперь, когда с ним покончено, Ева оставит Анну в покое. Он слишком устал, чтобы бороться. Закрыв глаза, вампир провалился в сладкие объятия сна. Ему просто нужно было немного отдохнуть. Пары столетий было бы вполне достаточно.
Когда, наконец, графиня справилась с горячей водой и даже нашла в своем хозяйстве марлевые повязки, о существовании которых и не представляла, она вернулась в гостиную почти успокоенная. Конечно же, с Эдвардом ничего случилось, иначе бы он просто не был здесь… И эта глупая Ева ничего не смогла сделать! И… он просто устал!
Она села на краешек дивана и провела ладонью по бледному лицу графа — тот даже не почувствовал ее прикосновений — он спал.
Анна, дурочка, хватит обманывать себя! Все вовсе не в порядке, вовсе нет! Эта проклятая охотница что-то сделала с ним, графиня просто чувствовала это — чувствовала боль графа, как свою собственную. Что это может быть: яд? Серебро? Освященная вода?
Она решительно вскочила с дивана.
— Я помогу тебе, поверь, — прошептала она, исчезая за дверью библиотеки.
«Я найду, я ведь найду, то, что нужно, — шептала она, — Должно же быть что-то полезное написано в книгах, не даром Эдвард их так любит и ценит… Я помогу тебе… Если не я, то кто?!»
* * *Граф провалился в тяжелый неспокойный сон. Ему виделось то, что было настолько давно, что уже перешло в разряд неправды.
Когда ему было всего девять лет, король приказал посадить его в Тауэр, боясь переворота и захвата власти. И величайшему было плевать, что последний Плантагенет — еще совсем ребенок. Эдварда бросили в сырую камеру, в которой могли существовать только крысы. Мальчику было очень страшно и одиноко. Но он не мог плакать, потому что это было ниже его достоинства. Граф всегда должен оставаться мужчиной, в любой ситуации, даже если ему грозит гибель. Его учили терпеть лишения, боль и голод. Но как бы он не старался, он был всего лишь ребенком, который ни в чем не был виноват, кроме того, что умудрился родиться Плантагенетом, потомком королей. Находясь в полном одиночестве, не видя белого света и людей, с которыми можно было поделиться своим несчастием, Эдвард чувствовал, как предательские слезы набегали на глаза, а потом чертили мокрые дорожки на щеках. Граф закрыл лицо руками, содрогаясь в рыданиях. Чувство безысходности мучило его, а серые каменные стены Тауэра как будто медленно сжимались вокруг него, и не чем было дышать.
Но вместо помощи и успокаивающих слов, Эдвард услышал громкий злой смех. Поднявшись на цыпочки, он попытался разглядеть того, кто стоял за дверью и нарушал его уединение. Это была Ева.
— Тебя сожрут крысы! Ты умрешь в мучениях, так же как и все твои жертвы! Убийца! — воскликнула охотница, снова рассмеявшись.
— Я не убийца… я никого не убивал, — повторял ребенок, глотая горькие слезы обиды и боли.
— Ты убийца! Убийца! Убийца! Ты будешь гореть в Аду! — кричала как сумасшедшая Ева.
Эдвард всхлипнул, чувствуя как злость медленно прогоняет страх, занимая все его сознание.
Он больше не был маленьким мальчиком, граф был самим собой. Плантагенеты никому не позволят издеваться над собой. Руки сами потянулись к шее Евы — решетка исчезла, — и они сошлись на тонкой шее ведьмы. Теперь уже смеялся Эдвард.
* * *Короткими перебежками, наперегонки с рассветом, Виктория вылетела из города. Как она оторвалась от Евы — одному Богу известно. Теперь в поместье. К нему. Плечо все еще саднило, но уже не так сильно, как раньше. Оно скорее онемело, но это даже к лучшему. Не отвлекает.
Вот и поместье Варвик. Как же она устала! Но осталось немного — еще чуть-чуть., пара шагов, совсем маленькое усилие, и…
«Ну, здравствуй…» — совсем не по-детски и печально улыбнулась вдруг в мгновение ставшая взрослой девушка, опускаясь на колени и прикасаясь к ледяной коже графа. — «Ты только живи. Не умирай. Хоть ты и вампир. Хоть ты и сволочь порядочная, но… я, кажется, люблю тебя! И мне плевать на то, что ты вампир. Ты… только живи! Живи…».
Резкая боль, помутившая на некоторое время его и так не совсем здравый рассудок, вывела графа из беспокойного сна. Ева исчезла.
Эдвард почувствовал, как кто-то коснулся его лба. Открыв глаза, он думал увидеть Анну, но перед диваном, на котором граф лежал, на коленях стояла Виктория, обеспокоено глядя на него. Эдвард хотел прочитать ее мысли, но у него не было на это сил.
