Светлана Гончаренко - Частная коллекция ошибок
— Ну и глаз у тебя, — удивился Артем. — Я что-то никаких домишек не помню.
— Ты был за рулем, вот и не смотрел.
— И что я должен делать среди алкашей?
— Ждать. Как устроишься, напишешь мне в Новосибирск на почтамт до востребования, адрес сообщишь. Хорошо, если бы там и телефон у тебя был.
— У меня мобильник, — напомнил Артем.
— Выброси его! Твои приятели уже наверняка номер ментам сообщили. Новую сим-карту тоже не бери — салоны связи могут пасти. Напиши обычное письмо, сбрось в ящик, и я тебя найду.
— А ты что будешь делать?
Новый Варин план казался Артему странным, но в чем именно состоит его странность, сразу понять было трудно. А вот Варя ни в чем не сомневалась. Ее лицо стало спокойным, ясным и даже порозовело.
— В Новосибирске я осмотрюсь, подумаю, как быть дальше, — сказала она. — Может, уже там смогу продать картины. Деньги положу в любой немецкий банк. Потом видно будет! Выехать из страны лучше через Таиланд или еще какую-нибудь страну, где визы не нужны. Есть не слишком дотошные турфирмы, горящие путевки и все такое… Уедем, потом будет проще.
Артем слушал и тупо смотрел себе под ноги. Мертвая бурая хвоя сплошь устилала землю, как недорогой выцветший ковер, на который ветром и временем нанесло всякого сора — сухих растопыренных шишек, недужных травинок, пестрых птичьих погадок.
Хорошо Варя говорила и складно, только Артем знал: ничего этого никогда не будет.
Варя расстегнула куртку, достала пачку денег, завернутую в пластиковый пакет. Эти деньги Артем взял у Жанны из сейфа.
— Думаю, двадцатки тебе за глаза хватит, — сказала Варя. — Это ненадолго, скоро встретимся. Картины и украшения я возьму себе — надо будет готовить наш выезд. Может, найду человека, который сделает нам новые документы. Тогда вообще все будет легко!
Артем ничего не ответил и даже не посмотрел на деньги. Он сидел сгорбившись — беспричинная тяжелая тоска пригнула его к земле.
— Ты что, заснул? — обиженно спросила Варя. — Деньги возьми!
Он с трудом к ней повернулся — почему-то всем туловищем, будто у него болела шея. Он показался ей жалким. Зря она не испугалась его лица!
— Ты, котенок, меня совсем за недоумка держишь? — сказал он тихо-тихо. — Что ты сочиняешь — Новосибирск, алкаши, немецкие банки, Таиланд? Скажи лучше, зачем ты здесь? От меня сбежать захотела?
— Не говори ерунды!
— Это не ерунда. Не пойдешь ты ни на какой почтамт за моим письмом. Да и я ни на какую птицефабрику не поеду. Хватит гнать, мы вместе. Прорвемся! Ты что, не поняла: никто тебя не будет так любить, как я. Ты еще меня узнаешь. Ты еще кричать будешь от счастья, оттого что я с тобой.
Варя усмехнулась:
— Однако у тебя на природе выросло самомнение!
Он встал, выпрямился и снова сделался высокий, как сосны.
— Что выросло, то выросло, — сказал он невесело. — Пошли!
— А твоя сумка? Та, что в машине? — с надеждой спросила Варя. — Сходи возьми ее.
— Черт с ней! Косуха там неплохая, а так одно барахло — тряпки, бритва. Главное — снасти свои — я в Нетске оставил. Этого жалко, а остальное все новое купим. Ты сама говорила!
Варя тоже встала и поняла, что зря устроила привал: усталость не прошла. Ноги не гнулись, как у куклы Барби, а ведь еще идти и идти! От голода и тоски кружилась голова. Все из-за Артема…
— Слушай, — сказала она ему, — давай договоримся сейчас. Спорить и шуметь на заправке нам нельзя, иначе пропадем. Ты мне не веришь — это глупо, но это твое дело. Только я не хочу совать голову в петлю. Нам нельзя больше быть вместе! Нас поймают.
— Не поймали же до сих пор! Странно, раньше ты никогда не трусила.
— А сейчас да, трушу. Все против нас. Порознь у нас появится шанс. И потом мы когда-нибудь…
— Никогда! Ты просто меня бросить решила! — крикнул он слишком громко для леса и схватил ее за руку.
Руку эту он сжал так сильно, что сквозь ткань и подкладку куртки прощупалась тоненькая, непрочная кость. Он понял, что все Варино тело — сложенное из таких вот нежных косточек и горячей влажной плоти, знакомое, желанное, беззащитное — теперь в его власти. Да и вся она, с ее гордыней, с ее хитроумием и проклятой красотой, которую не стирает даже усталость.
Он поцеловал ее в губы глубоко, очень больно, как любила Жанна и как сама Варя раньше не разрешала. Она вырвалась, оттолкнула его острым локтем:
— С ума сошел? Этого только не хватало! И на заправке полезешь лизаться? Ты чокнутый. Сам видишь, вместе нам никак нельзя. Включи наконец мозги — те, что у тебя остались. Да, мы, может, и не увидимся после Новосибирска. Это не трагедия! Вот если попадемся, тогда конец. Так что пошли — куда, к тому пригорку? Там север?
Она схватилась за сумку на колесиках и с трудом потащила ее по рыхлой хвое. Сумка подпрыгивала на шишках и валилась набок на поворотах, но Варя шла и шла вперед. Лицо у нее было злое, холодное.
Артем ее догнал, схватился за ручку сумки:
— Так, значит, это правда? Я угадал? Ты меня бросить решила? Оставила спящего в машине, а сама на заправку? Удирать? Без меня?
Варя повернулась. Потемневшие ее глаза полыхали под бровями, сведенными в гневе.
— Отстань! Терпеть не могу таких сцен. Кто ты такой, чтоб меня за руку хватать? Орать, вопросы задавать? Если ты не понимаешь, что все пошло наперекосяк, что нам разбежаться надо, пока не поздно, — ты полный дурак. А рядом с дураком мне делать нечего. Уйди. Пусти!
— Как это пусти? Как уйди? После всего, что я ради тебя сделал?
— Сделал, да плохо — теперь не переделаешь. Вот и торчим в этом дурацком лесу, а что дальше, неизвестно. Сделал! Не умеешь — не берись.
— Котенок! Ты не можешь так говорить! Ты меня любишь?
Варя даже задохнулась от возмущения:
— Боже, опять! Сколько можно! Ты полный дебил. Нашел место болтать о любви. Кончились разговоры, теперь все по-взрослому. Нам надо идти!
— Ты меня любишь? Ты ведь и раньше мне никогда не отвечала. Говори сейчас! Говори, тогда пойдем.
Он не отпускал Варину руку. Было больно, но Варя только закусила губу.
— Господи! — прошептала она. — Как дурной сон. Ладно, Артем, отпусти, я скажу.
Он послушался и даже сделал шаг назад.
Варя сказала серьезно:
— Конечно, я тебя люблю. Ты мне нравишься, ты крутой, прикольный. Но если спросишь, готова ли я за тобой идти в тюрьму, я скажу «нет». Нам с тобой было хорошо, но моя настоящая любовь где-то впереди. Не могу даже объяснить почему, но я это чувствую. И это нормально, Тема. Мы в тупике. Люди встречаются и расстаются, и ты тоже еще встретишь…
— Что-о? — просипел он и сделался страшным, краснолицым, незнакомым. — Что ты сказала? Так ты побежала новую любовь искать? А я как дурак… Я ради тебя человека убил.
2
Железный Стас мог не спать сутками, но если уж засыпал, то спал как убитый. Снов он никогда не видел. Если другие рассказывали свои сны, он им не верил, как не верил рыбацким байкам и донжуанской похвальбе. Сам он, рухнув в кровать, что называется, отрубался. Его сон был мрак, пустота и безграничная тишина, доступная только глухим.
Когда зазвонил телефон, утро было настолько еще бледно и невнятно, что не поймешь, небо ясно или сплошь закрыто тучами. Стас пребывал в своей сонной бездне и ничего не слышал. Зато Рыжий, который спал у него в ногах и терпеть не мог телефона, звонков в дверь и унылого гула холодильника, забеспокоился. Он поворочался, поскрежетал грудью, а когда звонки стали навязчиво повторяться, вылез к Стасу на подушку.
Телефон не умолкал. Вдобавок у Стаса в пиджаке закурлыкал мобильник. Недовольный Рыжий потерся бакенбардом о жесткую щеку хозяина. В Стасовой щетине осталось несколько розовых волосков. Стас спал. Тогда Рыжий пошел на крайние меры и наступил жесткой лапой Стасу на переносицу.
— Черт, кто это? — поприветствовал новый день Стас и протянул руку к пиджаку, который ночевал на спинке стула.
Попасть вслепую в карман и заткнуть мобильник не получилось, зато удалось опрокинуть стул вместе с пиджаком. Мобильник бесчинствовал теперь на полу, резонируя в рассохшихся половицах. Из прихожей настырно зудел городской телефон. Рыжий возмущенно топтался по подушке, то и дело задевая Стасово ухо то когтем, то пучком проволочных усов.
Пришлось встать. Первым делом Стас взял мобильник. Оттуда женский голос сказал:
— Доброе утро, Станислав Иванович! Я уже еду в сторону Бакланова.
— Зачем? Вы кто? — не понял Стас.
— Вероника Юршева. Между Баклановом и Сумароковом видели «восьмерку». Просто «вишню», не гнилую! Ту самую. Пустую.
Все это походило на бред, но мозг Стаса постепенно просыпался и рисовал то продолговатую девичью головку с косым пробором, то вчерашний вечер и мороженого минтая. Наконец Стас вспомнил подозреваемого в убийстве: Немешаев его фамилия.
