Анатол Имерманис - Гамбургский оракул
- Действительно, откуда же он мог тогда знать его в лицо? - Фредди даже взмок от напряжения. - Меня это особенно интересует. Недавно мне дали редакционное задание выяснить, принадлежит ли действительно Баллин к известной гамбургской фамилии. Уже потом заведующий отделом по секрету сказал мне, что задание давалось по просьбе Мэнкупа.
- Вы напрасно потратили время, - сказала Ловиза. - Дитер - чистокровный Баллин, только из силезской ветви, возможно, поэтому родня отнеслась к нему так пренебрежительно.
- В том-то и дело, что нет. Я все разузнал, - похвастался Фредди. Разговаривал почти со всеми членами семьи, наврал, что я сотрудник генеалогического института. Они и слышать не слышали о таком Дитере Баллине. А силезской ветви вообще не существует на свете.
- Слышите? - Дейли повернулся к Муну.
- Только одним ухом, - проворчал тот.
- Что же так занимает ваш уникальный мозг, шеф? - пошутил Дейли.
- Поэзия.
- Разрешите?
Дверь открылась. На пороге стоял очень высокий, худой старик. Желтоватая, пергаментная кожа лежала складками на его лице. Одет он был во все черное, в руке держал чемодан.
- Клаттербом! - Ловиза вскочила. - Где вы пропадали? Вы уже знаете?
Мун, вспомнив, что так зовут слугу Мэнкупа, собирался уже что-то спросить, но вовремя остановился. Клаттербом поставил чемодан на пол, закрыл дверь и сложил руки. Почти минуту он стоял молча, не обращая внимания на присутствующих. Губы его безмолвно шевелились, скорбный взгляд был устремлен на пустое рабочее кресло.
- Теперь я могу разговаривать, - объявил он после долгой паузы. - Я тоже тосковал без вас, Ло. Простите, что я вас так называю. Вы были любимицей Магнуса, и теперь у него остались только мы двое. И вот посмотрите, как нами играет жизнь. Вместо того чтобы откупорить бутылку вашего любимого "Целлер-Шварце-Кац", вы ведь знаете, для кого Магнус держал это вино, я вынужден... - Он отвернулся. - В вашей комнате остались одни голые стены, а чемодан - вот он! Рукопись пьесы я тоже положил туда. - Он повернулся к Енсену: - Госпожа фон Винцельбах просила передать, что скоро придут маляры. Придется вас потревожить. Сейчас начнут выносить мебель.
- Значит, вы были все это время у Лизелотте?! - удивилась Ловиза.
- Это с вами я разговаривал тогда по телефону?! - почти одновременно воскликнул Енсен.
- Да, со мной. Вы мне так и не сказали, что случилось. Тогда я вам позвонил. Какой-то грубый голос ответил: "Умер!" Вот и все. Я мог сто раз умереть, но все еще жив. А он... Завтра в три часа уже похороны.
- Вы по собственной воле перешли к госпоже Мэнкуп? - поинтересовался Дейли.
- К госпоже фон Винцельбах? - Клаттербом печально улыбнулся. - С Магнусом я знаком сорок лет, неужели вы думаете, что мне это было легко? Две недели без шуток, без рассыпанного повсюду пепла, без этой картины, за которой он посылал меня в Грецию... А у госпожи фон Винцельбах я оказался потому, что она привыкла к моим услугам. Магнус любил ее и не смог отказать ей, даже если бы хотел.
- Сорок лет? Так давно вы знакомы? - удивилась Ловиза. - А я ведь не знала этого.
- Магнус вообще мало рассказывал о своей жизни. Мы познакомились на войне, на той, под Верденом. Он был тогда рядовым, я - ординарцем у командира взвода... Газовая атака... Иприт... Я мог вынести с поля боя только одного из них - лейтенанта или Магнуса... Потом меня чуть не отдали под военно-полевой суд. Как ординарец я был обязан в первую очередь спасать своего командира... Пять километров пришлось тащить Магнуса на руках, - мы отступали, полковой лазарет эвакуировали черт знает куда. Может быть, с того газового отравления в нем уже и засела смерть?
- Пять километров? - только сейчас отреагировал Енсен. - Даже не верится!
- Почему же? Я выступал когда-то в цирке. Силовой номер. Сейчас вы видите только мою тень. Почти десять лет в концлагере...
- Я вас правильно понял? Вы знали о его болезни? - переспросил Мун.
- От меня он ничего не скрывал. Но вчера, когда я приходил к нему, Магнус дал мне понять, что еще есть надежда.
- Вот как?! А в связи с чем вы приходили?
- Служанка заболела. Но мне думается - ему просто хотелось увидеть меня.
- У вас не было впечатления, что он... как бы это сказать... ну, хотел с вами попрощаться?
- В том смысле, что навсегда? Мне это и в голову не приходило. Наоборот, он был жизнерадостен до легкомыслия.
- Ему кто-то должен был звонить из Мюнхена, - неожиданно вспомнив оброненную Ловизой фразу, Мун обратился к ней за подтверждением. Она кивнула. - Вы не знаете, кто? - спросил Мун.
- Мне он ничего не говорил. Я только знаю, что в Мюнхене живет профессор Литке, крупный специалист, с которым он консультировался по поводу своей болезни.
Дверь без стука отворилась. Вошли грузчики и молча ухватились за письменный стол.
- Подождите! - приказал Клаттербом. - Эту комнату в последнюю очередь!
- А у нас уже все! - Грузчик бесцеремонно выдвинул ящик. - Да тут масса бумаги. Тащи сюда мешок, Петер!
- А что делать с картиной? - спросил тот, кого назвали Петером. - Через двери не пролезает. Придется вырезать из рамы.
- Стулья оставьте и картину тоже.
- Но нам велели...
- На мою ответственность. Если я вам больше не нужен, - Клаттербом повернулся к Дейли, - разрешите уйти... Ло, вот вам адрес.
- Ваш?
- Нет, ваш. Магнус велел мне вчера подыскать для вас квартиру.
- Так он знал, что старая хозяйка отказала мне?
- Он все знал. - Клаттербом улыбнулся. - Ло, нотариус передал вам дневник Магнуса?
- Какой дневник? - удивилась Ловиза.
- Этот? - спросил Дейли, подавая ей оставленный Клайном пакет.
- Да! - подтвердил Клаттербом. - Он при мне запечатывал его. Я вчера сам отнес его к нотариусу с поручением передать Ловизе, если с ним что-нибудь случиться.
- Разве нотариус оставил мне? - Ловиза вздрогнула.
- Вам! - подтвердил Дейли.
- Я ничего не слышала!
- Вы были почти невменяемы.
- Разве? - Напоминание подействовало как условный рефлекс. Выплаканные до дна, сухие, горящие, полубезумные глаза, как в тот миг, когда она рвала завещание. Ловиза даже не заметила, как Клаттербом, уходя, неслышно прикрыл за собой дверь. - Вы говорили про какое-то стихотворение Гёте? - Внезапно спросила она, очнувшись от забытья.
- Так вот ведь оно! "Ночная песнь странника", напечатано в газете, которую вы только что читали, - засмеялся Фредди.
- Я не видела, что читаю, - смутившись, призналась Ловиза. - Это, в черной рамке? - Она прочла вслух:
На вершинах седых - покой
Ветер стих, убаюкан листвой.
В лесу замолкают птицы.
Это не долго продлится
Черед наступит и твой
- В лесу? - внезапно заволновался Дейли. - Как вы прочли? "В лесу замолкают птицы", не так ли? Это не опечатка?
- Нет, - заверила его Ловиза. - Шпрингеровские газеты можно обвинить в любых фальсификациях, но по крайней мере великого национального поэта они цитируют правильно.
- Но в оставленном Мэнкупом предсмертном послании эта строчка звучит, насколько помню, иначе, - не унимался Дейли. - Енсен, давайте посмотрим!
- Вы правы. - Енсен уже вытащил из портфеля папку с вещественными доказательствами. Поверх остальных бумаг лежала страничка, которую вынули из пишущей машинки Мэнкупа.
- Ну вот! - торжествующе воскликнул Дейли, тыча пальцем в третью строчку.
- В чем дело? - спросил Мун, которому передалось волнение Дейли. Не знакомый с немецким языком, он знал стихотворение только по английскому переводу, который Енсен, обнаружив листок, процитировал тогда же специально для Муна.
- Правильный текст гласит: "В лесу замолкают птицы", - объяснил Дейли. - А Мэнкуп почему-то допустил непонятную для такого эрудита ошибку. Видите, у него это место звучит совсем иначе: "В роще замолкли птицы". Не "в лесу", а "в роще"! Енсен, неужели вы сами не заметили? Тут что-то не так.
- Признаюсь, я сразу же обратил на это внимание, - Енсен виновато покачал головой, - но не придал опечатке особого значения. Во-первых, я тогда еще не знал, что Гёте любимый автор Мэнкупа.
- А потом, когда узнали? - с некоторым укором спросил Дейли.
- Потом позабылось... К тому же, сперва удивившись ошибке, я тут же нашел правдоподобное объяснение... Подумал, что за минуту до смерти, когда перед тобой проходит вся жизнь... Мало ли кто может в такую минуту перепутать слова...
- Только не Магнус! - Ловиза покачала головой. - Покажите! - Она долго смотрела на пять машинописных строчек, потом изумленно прочла третью: - "В роще замолкли птицы"... Не мог Магнус этого написать! Это писал не он!
- Постойте! Да постойте же! - Мун, как ошалелый, кинулся к грузчику, который выносил пишущую машинку. Потом выхватил чистую страницу из валявшегося на полу выдвижного ящика и, пристроив машинку на коленях, быстро отстукал несколько бессвязных слов. - Вот, посмотрите! - Он сравнил оба листка.
Дейли взглянул и так и ахнул. Заложенная в пишущую машинку лента находилась уже в долгом употреблении. Отпечатанные Муном буквы были почти серыми. А строчки на листке, сочтенные прощальным письмом Мэнкупа, - четкие, жирные, черные, какие оставляет только почти новая лента.
