Вильям Хорстберг - Сердце Ангела
– Предпочитаете раздвоенные копыта и хвост?
– Я не мог раскусить вас до сегодняшнего вечера. Вы забавлялись со мной. Обед у «Ла Вуазен». А ведь мне следовало догадаться, когда я узнал, что шестьсот шестьдесят шесть – число Зверя из Апокалипсиса. Я уже не столь сообразителен, как раньше.
– Вы разочаровываете меня, Энджел. А мне-то казалось, вы запросто рассифровали имя «Сифр», – сказал он пришепетывая и самодовольно хмыкнул.
– Навлечь на меня подозрения за ваши убийства было, конечно, хитрым трюком, – продолжал я, – не будь одной промашки.
– И в чем она заключается?
– Герман Уайнсэп. Ни один легавый не поверит в историю о клиенте, притворившимся Люцифером, – лишь чокнутый способен выдумать такое. Но у меня есть свидетель, Уайнсэп.
Сифр с волчьей усмешкой повесил жетоны себе на шею.
– Поверенный Уайнсэп пропал вчера. Несчастный случай на лодочной прогулке в Сэг-Харбор.
– Предусмотрели все, не так ли?
– Я стараюсь быть пунктуальным. А теперь, вы должны извинить меня, Энджел. Несмотря на крайне приятную беседу, боюсь, мне следует заняться делами. С вашей стороны было бы крайне неразумным пытаться задержать меня. Если это произойдет, мне придется стрелять, – Сифр застыл в дверях, как артист, эффектно обставляющий свой уход. – Поскольку я горю нетерпением заполучить обещанное, крайне жаль было бы уничтожить его, да еще и его собственным револьвером.
– Поцелуй мою задницу! – крикнул я.
– В этом нет надобности, Джонни, – улыбнулся Сифр. – Ты уже поцеловал мою.
Он тихо закрыл за собой дверь. Я подполз на четвереньках по усеянному мусором полу к открытому сейфу. В сигарной коробке на нижней полке у меня хранился запасной пистолет. Сбрасывая стопку документов с коробки, я почувствовал, как заколотилось у меня сердце. Коробка была на месте. Откинув крышку, я вытащил из нее «Кольт-Коммандер» 45-го калибра. Большой автоматический пистолет лег мне в ладонь сбывшейся мечтой.
Я сунул в карман запасную обойму и заторопился к выходу. Прижав ухо к стеклу, я прислушался, ожидая, когда закроются дверцы лифта, и как только они захлопнулись, я оттянул затвор пистолета и послал патрон в патронник. Я увидел, как крыша кабины лифта скользнула мимо круглого стеклянного оконца в Двери, и тут же бросился к пожарной лестнице.
Я понесся вниз через четыре ступени, придерживаясь за перила, и мне удалось поставить новый рекорд в соревновании с лифтом. Задыхаясь, я стоял на лестничной клетке, сунув в приоткрытую пожарную дверь носок ботинка и упирая о косяк обе руки с зажатым в них пистолетом. Сердце барабанной дробью стучало в моей голове.
Я молился, чтобы в руке у Сифра все еще был мой револьвер, когда дверца распахнется. Тогда это будет выглядеть как самооборона. Поглядим, какова его магия в поединке с полковником Кольтом. Я представил себе, как впиваются в него тяжелые пули, швыряя вверх его тело и орошая темной кровью манишку вечерней рубашки. Можно было корчить из себя дьявола, обманывая поклоняющегося вуду пианиста или пожилую леди-астролога, но со мной этот номер не пройдет. Он выбрал на роль козла отпущения неподходящего человека.
Круглое оконце в наружной двери наполнилось светом, и лифт со звоном остановился. Я поймал цель и задержал дыхание. Сатанинская шарада Луи Сифра пришла к концу. Красная металлическая дверца скользнула в сторону. Кабина была пуста.
Я побрел вперед, как лунатик, не веря собственным глазам. Он не мог исчезнуть. Там не было выхода. Я следил за индикатором над дверью и видел, как зажигались номера по мере безостановочного спуска лифта. Сифр не мог сойти, если лифт не останавливался.
Я вошел в кабину и нажал кнопку верхнего этажа. Едва лифт тронулся вверх, я влез на латунные поручни, опираясь обеими ступнями о стенки, и толчком распахнул люк аварийного выхода на потолке.
Высунув голову наружу, я огляделся". На крыше лифта Сифра не было. Жирные кабели и крутящиеся шестерни не оставляли места, чтобы спрятаться.
С четвертого этажа я влез по пожарной лестнице на крышу. Двигаясь по вздувшемуся волдырями рубероиду, я поискал за дымовыми трубами и вентиляционными шахтами. Его не было на крыше. Прислонясь к выступу карниза, я посмотрел вниз, вначале на Седьмую авеню, а затем, с угла, на Сорок вторую улицу. Воскресным вечером народу на улицах мало. Лишь шлюхи обеих полов сшивались на тротуарах. Почтенной фигуры Луи Сифра нигде не было видно.
Я попытался побороть свое замешательство логикой. Если его нет ни на улице, ни на крыше, и он не сходил с лифта, значит он где-то в здании. Это было единственным возможным объяснением. Он где-то прячется. Иначе не могло быть.
В последующие полчаса я обошел все здание. Я заглянул во все туалеты и служебные кладовки. С помощью моих «железок» я побывал в каждом темном и пустом кабинете. Я обыскал конторы Алры Кипниса и «Электролисис» Ольги. Я прочесал убогие приемные третьеразрядных дантистов и крошечные комнатушки торговцев редкими монетами и марками. Нигде не было ни души.
Я вернулся в контору, чувствуя себя опустошенным. Во всем этом не было ни капли здравого смысла. Никто не может исчезнуть как по волшебству. Это мог быть лишь трюк. Я опустился в кресло, не выпуская из руки «кольта». Через улицу непрерывным маршем бежали строки новостей:…В США ОБНАРУЖЕН САМЫЙ ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ СТРОНЦИЯ-90 В ОСАДКАХ… ИНДИЙЦЫ ОБЕСПОКОЕНЫ СОСТОЯНИЕМ ДАЛАЙ-ЛАМЫ… Когда я решил, наконец, позвонить Эпифани, было уже слишком поздно. Вновь обманут Величайшим Обманщиком на свете.
Глава сорок восьмая
Бесконечные гудки телефона звучали на той же струне отчаяния, что и одинокий голос испанского моряка в бутылке доктора Сайфера. Еще одна пропавшая душа вроде меня. Я долго сидел в своей конторе, прижимая трубку к уху и глядя на унылые следы погрома. Во рту все пересохло, пахло пеплом. Все надежды исчезли. Я перешагнул роковой порог судьбы.
Я встал и, пошатываясь, спустился по лестнице на улицу. Я стоял на углу Перекрестка Миров [Игра слов: «Crossroads» – название агентства Энджела: «перекресток» (англ.).] и выбирал себе путь. Хотя теперь это не имело значения: я уже досыта набегался и хотел покончить со всем этим навсегда.
Заметив неторопливо двигающееся на восток по Сорок второй такси, я подозвал его взмахом руки.
– Может, дадите мне адрес? – саркастически осведомился водитель, нарушая долгое угрюмое молчание.
– «Челси» на Двадцать третьей улице.
– Это между Седьмой и Восьмой?
– Верно.
Мы повернули к центру на Седьмой авеню, и я нахохлился в уголке, глядя через окно машины на мертвый мир. Вдали, словно свирепые демоны, завыли пожарные машины. Мы проехали мимо массивных колонн вокзала Пенн-Стейшн, серых и строгих в свете уличных фонарей. Водитель помалкивал. Я тихонько мурлыкал под нос мелодию популярной во время войны песенки Джонни Фаворита. То был один из лучших моих шлягеров.
Бедняга Гарри Энджел, скормленный собакам вместо объедков со стола. Я убил его и съел его сердце, но – умер сам. Ни магия, ни «сила» не изменят этого. Я жил взаймы, пользуясь памятью другого человека – странное гибридное создание, пытающееся убежать от прошлого. Давно нужно было понять, что это невозможно. Как ловко ни подкрадешься к зеркалу, твое отражение всегда посмотрит тебе прямо в глаза…
– Сегодня вечером здесь случилась заварушка, – заметил водитель, останавливаясь напротив «Челси», где уже стояли бок о бок три патрульные машины и «скорая помощь». Он щелчком откинул флажок со счетчика. – Доллар шестьдесят, пожалуйста.
Я расплатился своим неприкосновенным полтинником и предложил ему оставить себе сдачу.
– Но это не пятерка, мистер. Вы сделали ошибку.
– Множество ошибок, – бросил я и заспешил через тротуар цвета могильных надгробий.
В вестибюле разговаривал по настольному телефону патрульный, он позволил мне пройти, даже не удостоив взглядом: «…Три черных кофе, пять с молоком и один чай с лимоном», – произнес он, пока закрывалась дверь лифта.
Я вышел на своем этаже. В коридоре стояли носилки на колесах. Двое санитаров подпирали стену.
– Ну к чему эта спешка? – протянул один из них. – Ведь они прекрасно знали, что имеют дело с покойником…
Дверь в мою квартиру была распахнута. Внутри мелькнула фотовспышка. В воздухе витал запах дешевых сигарет. Я прошагал внутрь без единого слова. Трое легавых в мундирах бесцельно расхаживали взад и вперед. За столом сидел сержант Деймос и описывал кому-то по телефону мои приметы. В спальне снова мигнула фотовспышка.
Я заглянул туда, и одного взгляда было достаточно. Эпифани лежала на кровати лицом вверх, нагая – не считая моих жетонов, – привязанная за кисти и лодыжки к кроватной раме четырьмя безобразными галстуками. Мой «смит-и-вессон» торчал меж ее раскинутых ног, – орудие смерти в роли орудия любви. Кровь яркими розами цвела на бедрах.
