Инна Бачинская - Потревоженный демон
— Вы показали, что ушли от него одна, — заметил Федор.
— Ну да… показала. На самом деле мы ушли вместе. На площади я увидела знакомого и ушла с ним, а она осталась с Вовиком… с Малко. Больше ничего не знаю! Честное слово! У меня алиби! Меня сто раз допрашивали, я была с ним!
— Как фамилия знакомого?
— Его звали Павлик, фамилии не знаю. Честное слово!
— Правду! — сказал капитан страшным голосом. — Хорош вилять! Кого вы встретили на площади? Кроме Павлика.
Женщина зарыдала с новыми силами.
Федор и капитан ждали.
— Около нас остановилась машина Бурого, с ним был Болотник, они дружили… — сказала она наконец. — Бурый был чемпион области, его все знали. А у Болотника батяня козырный был… Он Толику ни в чем не отказывал.
— Что было дальше?
— Я не знаю! Честное слово! Я ушла! Вова Малко сказал, что они проводят ее сами. Если бы я только знала… Но я ничего не знала! Клянусь! А потом меня вызвали на допрос… Я чуть не… — Она осеклась.
— Сколько вам дали за молчание? — спросил Федор.
Она перестала рыдать и бессмысленно смотрела на них.
— Ну! — рявкнул капитан.
— Тысячу долларов, — выдавила она из себя. — Я не хотела, но они пришли и… — Она замолчала.
— Кто?
— Отец Болотника и еще один, Руня, бандюк. Старый Болотник сказал, что нас всех могут посадить на десять лет, если я скажу. И дал деньги. Я не хотела, но Руня пригрозил… Он сказал, открою хлебало, не жить мне. Ему зарезать человека — раз плюнуть. Его потом убили в драке. Господи, я же не знала, что так получится! Хорошие ребята, Витя Бурый — спортсмен, чемпион области, Толя Болотник учился на юридическом… Вовик Малко пришел и сказал, что она в больнице, едва живая… Я чуть не окочурилась со страху! А что я могла против них? Я боялась! Мы люди маленькие… — Она переводила взгляд с Федора на капитана, кривила рот и шмыгала носом.
— Они не боялись, что жертва расскажет, как все было на самом деле?
— Боялись, наверное, но Малко сказал, что у нее типа крыша поехала, вроде как не в себе и молчит все время. Я боялась, что Руня ее замочит. А Малко сказал, главное — не говорить про ребят… У Болотника и Бурого такие ребята в дружках ходили, страшно подумать! Один Руня — отморозок еще тот! Ему ничего не стоило подрезать или изуродовать!
Она плакала. Лицо ее покраснело и на глазах отекло. Перед ними сидела потрепанная, рано постаревшая женщина в расхристанном халатике, с жесткой, вытравленной красителями гривой…
Федор и капитан переглянулись.
— Раиса, у вас много знакомых, как вы сказали, — начал Федор. — Подумайте и скажите, кто крутился около вас в последнее время. Например, за последнюю неделю. Кто-то не из нашего города, приезжий. Вы же не отказываетесь… сшить жилетку иногородним клиентам, не так ли? — Он не сумел удержаться от сарказма.
Она отвела глаза, по ее лицу пробежала тень, и чуткий капитан спросил:
— Кто?
Она пожала плечами.
— Ну, был один, познакомились в «Английском клубе». Я зашла поужинать, а он подсел. Говорит, впервые у нас в городе… все такое, ляля-тополя! Можно меня проводить, комплименты говорил…
Капитан подумал, что ужин в «Английском клубе» стоит половину его месячной зарплаты.
— Как его зовут?
— Андрей. Фамилию не знаю.
— Вы поужинали, что было потом?
— Он рассказывал всякие смешные байки, нормальный мужчина. Я пригласила его к себе на кофе, он согласился. Мы и поехали…
— К вам?
— Ко мне.
— Что было дальше?
— Ничего не было! Выпили кофе, и он свалил.
— Правду! — потребовал капитан.
— Честное слово свалил! Слышу, дверь хлопнула, побежала в прихожую, а он свалил!
— Как по-вашему, почему он не остался?
— Да кто вас, мужиков, разберет! — закричала она. — То набивался, за ужин заплатил, а как до дела, так свалил. Не знаю, почему не остался.
Она уже перестала плакать, поправила волосы, запахнула полы халатика. Попыталась улыбнуться, рассудив, что самое страшное позади.
— Как он выглядит?
— Ну, здоровый такой, накачанный, в темных очках…
Федор и капитан переглянулись.
— Он их снимал? Очки?
— Нет вроде. Я еще пошутила — солнца, говорю, нет, а ты в очках.
— Что он ответил?
— Что это не от солнца, глаза у него очень чувствительные к свету, вот и приходится носить. И тоже вроде пошутил — хоть, говорит, и в темных очках, а видит даже больше, чем надо.
— Как он себя вел? Что-нибудь подозрительное заметили? Расспрашивал о чем-нибудь? В каком он был настроении?
— Ни о чем он не расспрашивал. В нормальном настроении.
— Может, просил познакомить с кем-либо из местных, рассказывал, зачем приехал…
Она пожала плечами.
— Ни о чем он не просил. Шутил все время, говорил комплименты. Говорил, что приехал на пару дней, вроде задолжали ему тут. Приехал за долгом.
— Долг получил?
— Сказал, получил. Не все, правда, но за ним не пропадет. Еще не вечер, сказал. Я говорю ему, надо брать сразу все, потом может не получиться, а он засмеялся: человек предполагает, а случай располагает.
— Он не сказал, когда собирается уехать из города?
— Через пару дней.
— Куда, не сказал?
— Не сказал. Он вообще о себе не говорил.
— Почему он ушел? Ему позвонили?
— Никто ему не звонил! Выпил кофе, встал и ушел. Я сама осто… остолбенела! Заплатил за ужин, бабки приличные, навязался провожать, такси взял с площади, кофе попросил, а потом вдруг свалил. Я еще подумала, что у него слабость… ну, это самое, проблемы, — она выразительно вздернула брови, — знаю я таких. Но тех сразу видать, готовы весь мир сожрать и женщин ненавидят — все виноваты, что ни хрена не… — Она осеклась. — А Андрей спокойный, сильный, уверенный в себе, понимаете? А что мне теперь будет? — Она смотрела на них взглядом маленькой девочки, не замечая распахнувшегося халатика. — Может, кофе или чай?
— Что будет? Дело разморозят, вполне вероятно, вас переквалифицируют из свидетеля в соучастника, — сказал капитан.
— Как это? — закричала она, вскакивая. — Я же ни при чем! Пятнадцать лет прошло! Вы нарочно… При чем здесь я? Это все он, папаша Болотника! Вечно его отмазывал! И Бурый, чемпион гребаный, трепал, что в олимпийской сборной! А теперь я одна отдувайся? Не выйдет! И на вас управа найдется!
— Скажи спасибо, что жива, — хотел возразить капитан, да только рукой махнул.
— Вам лучше уехать из города, — посоветовал Федор. — Или посидите пока дома…
Она молча захлопнула за ними дверь.
…Они постояли около подъезда.
— Мразь! — с чувством произнес капитан. — Ну ничего, свое получит. У тебя адреса жертвы, случайно, нет? Ты же видел дело… Как ее зовут, кстати?
— Ее зовут Лилия Тадессе, адрес есть.
Вдруг затрепыхался мобильный телефон капитана.
— Да, слушаю! — закричал он. — Где? Бригада уже выехала? Я на Вокзальной, двенадцать. Давай, жду! — Он повернулся к Федору: — Какой-то идиот захватил заложников в юридическом техникуме, угрожает пистолетом. Зла не хватает! Ни дня без фигни! Федя, может, ты сам? С этой Лилией… как ее? Надо бы поспешить, пока Чужой снова не отметился. — Он помолчал, разглядывая пустой двор. — А вообще странная история, если подумать… Он ведь пришел разобраться с Раисой, и что? Передумал? Спугнули? Я думаю, все-таки был звоночек, после чего он и рванул.
— Если это был он, — заметил Федор.
— Если это был он, — согласился капитан. — Сейчас приедут ребята, можем подбросить тебя по дороге. Сделаешь? У тебя все равно каникулы.
Федор кивнул, соглашаясь.
Глава 29. Папа Карло и спикеры
Папа Карло возился в огородике за домом — мать попросила убрать «урожай»: с десяток кабачков, несколько тыкв и арбузов, которые, в отличие от роскошных ярких тыкв, были хилы и кривоваты. Арбузы в нашем климате произрастают так себе — они маленькие, бледные и несладкие, но зато экологически выдержанные.
Папа Карло «отвинчивал» арбуз от стебля и клал в корзину. Тыквы, как мы уже отметили, были роскошны — выпуклы, приземисты, в форме мандарина или геоида, весом килограммов этак на пятнадцать, а то и поболе. Их папа Карло выносил с огорода в сарай по одной, прижимая к животу и откинувшись для равновесия назад. Физическая работа была хороша тем, что вышибала из головы все мысли, оставляя ее звонкой и пустой. Кроме того, приятно ныли натруженные плечи и спина. Папа Карло устал от мыслей, он раздумывал: а не бросить ли все к чертовой матери и не слинять куда-нибудь подальше?.. на пару лет, пока все не уляжется. Он не понимал себя… А что, собственно, произошло? Что за трагедия? Ну, задержали по дурацкому подозрению в убийстве… ну и что? Освободили — значит, чист! Иди и не греши. Не он первый, не он последний. Среди его приятелей были с ходками, и ничего! А к нему никаких претензий. Освободили, пожали руку, извинились. Он хмыкнул — как же, извинились! Спасибо, что отпустили. Дружбаны звонят, интересуются, предлагают помощь. Издеваются, все им хиханьки да хаханьки, поздравляют с боевым крещением. С тебя простава, не забудь! Мог загреметь, но обошлось. Отсеялась, правда, парочка случайных, ну, еще друг детства погорячился — большой начальник, мать сунулась было на прием, просить за него, так не принял — референт сказал, что самстрашно занят… Дорожит репутацией, сволочь! Но зато стало ясно, кто есть кто. Две-три недели, от силы месяц — и все забудется, как страшный… нет, как нелепый сон. Как и не было. А спикеры… никто из них так и не позвонил. И он не посмел. Так что был папа Карло — и весь вышел. Моральный авторитет, блин! Папа Карло грустно ухмыльнулся…
