Елена Арсеньева - Венецианская блудница
20
Письмо в камине
Полдня просидела она в углу, закутавшись в эту скатерть, то придремывая, то просыпаясь от холода, то вновь засыпая.
Однажды заглянул Чезаре, склонился над Александрой, начал что-то говорить; она только взглянула на него незрячими глазами – и снова заснула, даже не дав себе труда услышать, о чем речь.
Проснулась от прикосновения чьих-то рук и забилась в крике, думая, что опять пришел Лоренцо, чтобы выпить ее душу, а потом растоптать тело… но нет, это были две костистые смуглые бабы в полосатых накрахмаленных юбках и белых сорочках. Рукава у них были засучены, и не успела Александра опомниться, как они подхватили ее с двух сторон и затолкали по горло в огромную лохань с теплой водой, откуда ни возьмись оказавшуюся посреди комнаты.
Когда первая оторопь прошла, Александра вспомнила немецкую старуху, «добрую бабушку», которая тоже вот так мыла ее, – и невольно улыбнулась сходству ситуаций.
Да, она улыбнулась – значит, она все-таки была еще жива, хотя и не ощущала своей души. Душу отнял Лоренцо… а тело осталось и с удовольствием ощущало тепло воды, и трение намыленной жестковатой ткани, и прикосновение к волосам проворных пальцев: служанки осторожно распутывали ее сбившиеся локоны, и обвивавшие их жемчужины срывались с нитей и падали одна за другой в воду. Как слезы. Александра вспомнила сказку, в которой слезы какой-то похищенной красавицы превращались в жемчужины, и отерла глаза мокрой ладонью. Наконец жемчужины перестали падать, и старухи принялись мыть ей голову, поднося все новые и новые кувшины с горячей водой.
Эта процедура длилась так долго, что Александра почти не удивилась, когда, чистая и розовая, была извлечена из ванны, окутана нагретыми простынями и обнаружила, что за окном сумерки. День смешался с ночью в некий комок боли, и Александра содрогнулась, подумав о том, что принесет ей новая ночь. Тут же она старательно изгнала из головы все мысли, тем более что ей больно расчесывали мокрые волосы. Александра попросила заплести их в две косы. Служанки страшно удивились и даже начали спорить. Александра стояла на своем. Одна из служанок отложила гребень и вышла, но тотчас вернулась и, покорно кивнув, принялась плести косы. Александра поняла, что она ходила с кем-то советоваться и этот кто-то велел ей слушаться. Судя по тому, сколь быстро вернулась служанка, этот человек стоял чуть ли не за дверью. Наверное, Чезаре, подумала Александра, и ей стало немного легче, когда она подумала, что есть преграда в виде Чезаре между нею и князем. Впрочем… черт ли удержит Лоренцо, если он захочет к ней войти! Александра прижала руки к сердцу – и ее шатнуло: наверное, от голода. Конечно, она ведь почти два дня ничего не ела!
Словно прочитав ее мысли, одна из служанок опять ушла и воротилась с подносом, на котором была какая-то еда. Александра едва дождалась, пока на нее надели длинную кружевную рубаху из запасов Лючии Фессалоне и еще какое-то роскошное одеяние вроде казакина («Жалко, чай, платьев стало!» – угрюмо подумала она, вспомнив два своих изрезанных наряда), а потом служанки с поклонами ушли, забрав с собою лохань и кувшины и оставив Александру наедине с жареным цыпленком, большим ноздреватым сыром, пышными лепешками и маленькими, едва спелыми померанцами, из которых она осилила лишь один: больно кисло было. От всего же прочего остались только крошки и дочиста обглоданные косточки, и Александра, наевшись, так вдруг устала, что забралась на единственное ложе в этой комнате – на тот самый пресловутый стол! – свернулась на нем клубком, укутавшись в ту самую пресловутую скатерть, и мгновенно заснула.
***Сразу появился Лоренцо… обнаженный и равнодушный Лоренцо. Он лежал рядом с нею на этом столе, скрестив на груди руки и холодно глядя в потолок, а Александра целовала его ноги и униженно молила о любви.
– Мои бумаги! – отвечал ей Лоренцо так отчужденно, что в комнате словно веяло стужей. – Отдай мне мои бумаги, тогда я возьму тебя.
Но у Александры не было никаких бумаг, у нее были только поцелуи, которые она щедро расточала Лоренцо, но это было все равно, что целовать мраморную статую: так невозмутим оставался он.
И вдруг она услышала шаги – торопливые шаги. Они на миг замерли под дверью, словно кто-то приостановился, вслушиваясь, что происходит в комнате, а потом створки с тихим скрипом приотворились и голос, показавшийся Александре знакомым, произнес:
– Письмо для синьора Анджольери!
Лоренцо лениво дал знак посланному приблизиться, и тут из темноты в зыбком колыханье свечей вошла… она! Сама Александра!
Синее платье в золотых розах, и жемчуг, обвивший золотые локоны, и много золота, бриллиантов, сапфиров на шее, на руках, в ушах… Это была Александра из вчерашнего дня, словно бы еще перед отправлением в театр или сразу после возвращения из него: ее розы еще не были смяты, а нити драгоценностей разорваны. А сердце еще не было разбито… И эта прошлая Александра держала в руке свиток бумаг и потрясала им, торжествующе выкликая:
– Письмо для синьора Анджольери!
– Мои бумаги! – встрепенулся Лоренцо. – Лючия! Ты принесла мне мои бумаги!
И Александра только теперь поняла, что ее сестра вернулась в Венецию, чтобы предъявить свои права на Лоренцо.
Да, сразу видно, что эти права у нее были! Лоренцо с восторгом простирал к ней руки…
И Лючия не стала испытывать его терпение. Швырнув свиток так, что он влетел в камин, она подобрала юбки и легко вскочила на стол, верхом на Лоренцо, стиснув его бока своими коленями. Они оба, Лоренцо и Лючия, испустили слитный стон восторга и с места пустились в такую бешеную скачку, что своими неистовыми телодвижениями столкнули со стола Александру, которая тяжело упала на пол и с криком боли откатилась к камину, в котором пылал ворох бумаг, испуская черный жирный дым…
Александра вскинула голову.
Она лежала на полу… Кругом – кромешная тьма, даже звезд и месяца не видно за окном. Наверное, минул день, и вечер, и настала ночь.
Она спала! Она спала и видела сон! Такой страшный сон, что даже свалилась со стола.
Александра привстала, огляделась. Конечно, она одна. Конечно, нет никакой Лючии и Лоренцо…
Нет Лоренцо. Он сегодня не пришел. Да. Она понимала, что вчера между ними началось – и тут же закончилось что-то, названия чему она не знала. Лоренцо теперь снова видел в ней врага, ему нужны от нее только бумаги, письма.
«Письмо для синьора Анджольери!» – отчетливо вспомнилось ей. Это было не во сне, Александра уверена. Она сквозь сон слышала эти слова, этот негромкий голос, показавшийся знакомым. Чей голос?
Любопытство и смутная тревога заставили ее встать и погнали к двери. К изумлению Александры, та оказалась незапертой. Сердце так и забилось! Дверь отворена. В коридорах темно и тихо. Дворец погружен в сон. А если выпадет удача добраться до главного выхода – и никого не встретить?
«Надо попробовать», – решила Александра и, уверяя себя, что ищет путь на волю, побежала куда-то в темноту, напряженно вслушиваясь в звуки.
Она была босая, в одних только ажурных чулочках, и, хотя мраморные плиты неприятно студили ноги, Александра двигалась совершенно бесшумно, а потому вскоре уловила чутким ухом шаги и разговор где-то совсем близко. Теперь она кралась, почти не касаясь пола, вся обратившись в слух, и ее старания были вознаграждены: она оказалась у открытых дверей, за которыми увидала Лоренцо в просторном шелковом, отороченном мехами кафтане – и человека очень странной внешности: сплошь черного! Цвет его кожи, черной, как сажа, был хорошо виден: комнату ярко освещал камин и несколько свечей. «Негр», – догадалась Александра, которой Чезаре еще по пути в Италию кое-что успел поведать про обычаи знатных венецианок, обожавших держать у себя на службе красивых арабов и эфиопов. Они обыкновенно служили постильонами любви, и Александра ощутила внезапный укол в сердце, увидев, что этот огромный негр в красном кафтане и в белой меховой шапке с пером вручает Лоренцо изящный свиток – точь-в-точь любовное послание.
Однако Лоренцо принял его без особого восторга.
– Немного поздновато для писем, ты не находишь? – буркнул он, равнодушно глядя на послание. – Что, опять не спится прекрасной Мерлузе? Или ты служишь этой сумасшедшей Пьеретте Гольдини? Она мне уже засвидетельствовала нынче свое почтение в опере! А зачем этот маскарад?
Негр ухмыльнулся, коснувшись своего лица.
– Синьор, пославший меня, уверял, что его письму нужна тайна. В сем послании, говорил он, весьма важные для вас сведения… о господине Байярдо, – приглушенно произнес он, и Александра вновь удивилась, почему ей знакома эта особенная вкрадчивость его голоса.
Однако поведение Лоренцо изумило ее гораздо больше. Если ей и приходилось видеть человека, обратившегося в соляной столб, то этим человеком оказался именно Лоренцо. Он замер недвижим, а Александре почудилось, что замер даже огонь в камине, и язычки свечей перестали дрожать и колебаться, обратившись в некие вытянутые от изумления знаки, и даже самый воздух сгустился, насыщенный потрясением, которое испытал Лоренцо при звуке этого имени – Байярдо. Александра даже испугалась его остолбенения, ну а негр был явно доволен делом своих рук: на его лице промелькнула улыбка столь многозначительная, что Александре стало страшно: всего лишь постильон, а столь явно посвящен в содержание письма. Уж не прочитывает ли он украдкой корреспонденцию своего синьора?..
