Дик Фрэнсис - Предварительный заезд
Юрий на скорости завернул за угол. Машину занесло, и он резким движением руля выровнял автомобиль.
— Юрий, это вы прислали Кропоткину страницу из записной книжки Малкольма? — спросил я.
Шулицкий уронил пепел с сигареты. Его губа дернулась.
— Мне кажется, что это ваших рук дело, — продолжал я. — Вы сами сказали, что в Бергли обсуждали с Херриком свои архитектурные проблемы. Если удастся с помощью синих фильтров прочесть зачеркнутые строчки, то, полагаю, мы найдем там заметки насчет строительства?
Юрий промолчал.
— Я не стану говорить об этом, — попытался я успокоить архитектора, — но мне самому хотелось бы это знать.
Последовала очередная привычная для меня пауза.
— Я думал, что от этой бумаги не будет никакого проку, — ответил Шулицкий после раздумья, словно считал это исчерпывающим объяснением своего поступка.
— Она мне очень помогла.
Шулицкий сделал непонятное движение головой. Мне все же показалось, что это был жест удовлетворения. Я сознавал, что он все еще чувствовал себя очень неуверенно из-за того, что ему приходится помогать иностранцу. Интересно, а как бы я сам себя чувствовал, помогая русскому, занимающемуся нескромными поисками, которые вдобавок могут пойти в ущерб моей собственной стране?
Это сразу же сделало колебания Юрия очень понятными. Он был одним из тех людей, которых я не имел права подвести.
Даже в этот ранний час дракон у двери был начеку. Квадратная, приземистая и бесстрастная женщина без всякого удовольствия разрешила нам войти.
Мы сняли пальто и шапки. Как и в любом общественном месте Москвы, добрую половину вестибюля занимали огороженные барьером металлические вешалки. За барьером дежурили гардеробщики. Мы взяли номерки и прошли в просторный зал. Он скорее напоминал площадь для митингов, чем вестибюль клуба.
Я уже рассмотрел его двумя днями раньше, пока мы шли в ресторан. Желтый паркетный пол, легкие металлические и пластмассовые кресла. Зал был разделен на несколько частей вертикальными стендами, к которым были цветными кнопками прикреплены огромные фотографии архитектурных ансамблей, отпечатанные на матовой бумаге.
Мы обошли один из заслонов. Там, посреди просторной центральной части зала, стоял низенький журнальный столик с тремя креслами. В одном из них сидел человек. Когда мы приблизились, он встал.
Это был крепко сложенный холеный мужчина примерно моего роста. Его темные с проседью волосы были коротко подстрижены на затылке. Ему было около пятидесяти лет. Он был одет в строгий костюм, гладко выбрит и выглядел безупречно. С первого взгляда можно было понять, что этот человек обладает большой властью.
— Товарищ генерал, — с почтением обратился к нему Юрий, — это Рэндолл Дрю.
Мы обменялись несколькими учтивыми замечаниями. Генерал прекрасно, почти без акцента, говорил по-английски. Советский вариант Руперта Хьюдж-Беккета, подумал я.
— Сегодня воскресенье, — сказал он, а то бы я пригласил вас к себе в управление. Но здесь нам не будут мешать.
Он указал мне на кресло, а сам сел напротив. Юрий деликатно встал рядом. Обратившись к нему по-английски, генералмайор очень вежливо попросил заказать кофе и приглядеть за его приготовлением.
Проводив глазами покорно удалившегося Юрия, он повернулся ко мне.
— Что ж, начнем.
Я начал с того, что направлен в Москву Министерством иностранных дел и принцем. Я назвал принца его полным титулом, решив, что даже на верного сына революции должно произвести впечатление то, что я выполняю поручение кузена королевы.
Вместо ответа генерал-майор спокойно поднял на меня непроницаемый взгляд.
— Продолжайте, пожалуйста.
— В мою задачу входило выяснить, не окажется ли Джон Фаррингфорд... лорд Фаррингфорд, шурин принца... вовлечен в шумный скандал, если он прибудет для участия в конных соревнованиях Олимпийских игр. В Англии к тому же ходили слухи о каком-то Алеше. Я должен был найти этого Алешу, поговорить с ним и узнать положение дел. Э-э... я понятно объясняю?
— Совершенно. Продолжайте, пожалуйста.
— Джон Фаррингфорд в компании с немецким жокеем Гансом Крамером неосмотрительно посетил в Лондоне несколько эротических шоу, к тому же связанных с сексуальными извращениями. Вскоре этот немец умер, сразу после выступления на международных соревнованиях. Люди, находившиеся поблизости, подтвердили, что перед смертью он отчетливо сказал: «Это Алеша»... — Я сделал паузу. — По непонятным мне причинам возник слух, что, если Фаррингфорд приедет в Москву, то Алеша будет ждать его. Мы расшифровали эти слова в значении: «Алеша причинит Фаррингфорду неприятности». Именно из-за этого слуха принц попросил меня расследовать это дело.
— Я улавливаю вашу мысль, — медленно проговорил генерал.
— Хорошо... Пойдем дальше. — Приступ кашля заставил меня согнуться.
Начиналась такая знакомая мне лихорадка. Сегодня я еще мог справляться с ней, а вот завтра, послезавтра и послепослезавтра — как повезет. Тем не менее я собрался с силами, чтобы выдержать умственное напряжение.
— Оказалось, что я вляпался в здоровую кучу дерьма, — продолжил я.
— Я попросил вас о встрече, потому что наткнулся на террористический заговор, направленный на срыв Олимпийских игр.
Генерал не удивился. Естественно, ведь чтобы уговорить его встретиться со мной, Юрий должен был многое рассказать.
— Только не в Советском Союзе, — бросил он. — У нас нет террористов. И не бывает.
— Боюсь, что все-таки бывают.
— Это невозможно.
— Те, кто поощряет чуму, рискуют ею заразиться, — заметил я.
В ответ на мое вызывающее заявление генерал зловеще напрягся, но тем не менее мы вступили на хорошо знакомую ему территорию. Он не имел права пренебречь опасностью занести заразу в собственный дом.
— Я говорю вам об этом, желая предотвратить возможность несчастья в вашей столице, — сухо заметил я. — Если вы не считаете мое сообщение достойным внимания, я сейчас же уйду.
Тем не менее я не двинулся с места. Генерал тоже. Мы оба молчали. Наконец он сказал:
— Продолжайте, пожалуйста.
— Я думаю, что террористы не русские. Насколько мне известно, их сейчас всего двое. Но мне кажется, что они постоянно живут в Москве... а к Олимпиаде получат подкрепление.
— Кто они?
Я снял очки, посмотрел стекла на свет и снова надел.
— Если вы проверите всех иностранцев, живущих в вашем городе, сказал я, — то наверняка найдете двоих людей двадцати-тридцати лет. У одного из них сильно ушиблено или сломано запястье, а у другого разбито лицо.
Кроме того, у них могут быть и другие травмы. У них желтовато-смуглая кожа, темные глаза и темные курчавые волосы. При необходимости я мог бы опознать их.
— Их имена?
— Не знаю, — мотнул я головой.
— А какие у них могут быть намерения? — спросил генерал, словно сама мысль о террористическом акте казалась ему смешной. — В нашей стране у них не будет возможности захватить заложников.
— Не думаю, что они ставят перед собой такую цель, — ответил я. Захват заложников затрудняется тем, что отнимает много времени. Нужно выставить и обсудить условия. Все это время нужно кормить и террористов, и заложников, обеспечивать физические отправления и еще множество подобных обыденных вещей. Чем дольше тянется операция, тем меньше шансов на успех. Мир устал от этих угроз и реагирует на них все более жестко. Теперь уже не видят смысла выпускать террористов из тюрем ради спасения жизни невинных людей, потому что освобожденные террористы выходят и убивают во много раз больше ни в чем не повинного народа. Я согласен с вами, что массовый киднэппинг ваши товарищи быстро смогли бы пресечь. Но эти люди не собираются никого похищать, они хотят убивать.
На лице генерала нельзя было прочесть никаких эмоций.
— И как же они будут убивать? — спросил он. — Зачем?
— Предположим, — ответил я, — что они убьют, например, лорда Фаррингфорда. Предположим, что после этого они скажут, что если такое-то и такое-то их требование не будет выполнено, умрет французский спортсмен, а может быть, немецкий или американский. Или вся американская команда. Предположим, что они перешли к новой тактике терроризма и вообще не захватывают заложников. Никто не сможет предположить, кто предусмотрен в качестве жертвы, так что потенциальными заложниками окажутся все, прибывшие на Олимпийские игры.
Генерал несколько секунд обдумывал мои слова, но не был ими убежден.
— Теоретически это возможно, — сказал он. — Но для таких действий нужно особое оружие, которого у террористов не может быть. Поэтому убийц очень быстро поймают.
— Их оружие — жидкость, — возразил я. — Чайной ложки вполне достаточно, чтобы убить человека. Ее не нужно пить. Смертельно даже попадание на кожу. И спортсмены-конники подвергаются наибольшей опасности, так как во время конных состязаний участники и зрители наиболее близки друг к другу.