Дик Фрэнсис - Предварительный заезд
— Вымыть.
Я поставил стакан посреди ванны, заткнул слив и повернул краны. Хлынувшая вода скоро закрыла стакан, но стеклянный пузырек упрямо не желал тонуть. Он плавал на поверхности, словно детская игрушка, и не хотел расставаться со своим смертоносным грузом. Кончиком пальца я помог ему погрузиться в воду.
Потом я завернул краны. Зубной щеткой поболтал пузырек в воде и, выдернув пробку, выпустил воду. Когда она сошла, на белой эмали лежали вымытые и безопасные пузырек, крышка и стакан. Я вынул их из ванны, положил в раковину и на всякий случай снова залил водой.
После этого я осторожно снял с пальцев презервативы, спустил их в унитаз и только тогда позволил себе спокойно вздохнуть.
Тем временем Стивен и Йен восстановили порядок в комнате. Шприц и пустые ампулы были убраны. Две половинки матрешки соединены. Разбитая бутылка и осколки исчезли. Стул спокойно стоял перед туалетным столиком-полкой, которую украшал магнитофон. Чемоданы скрылись в платяном шкафу. Все опрятно, спокойно и невинно.
И Малкольм... Малкольм молча лежал на кровати. Застегнутая доверху рубашка была аккуратно заправлена в брюки. Пиджак и галстук лежали на диване, но не небрежно скомканные, а аккуратно свернутые. Мертвый Малкольм был куда более миролюбив, чем когда находился при смерти.
Русский врач не выказал никаких эмоций и с выражением привычной скуки на лице выполнил бюрократические формальности. Стивен и Йен сочли, что он был крайне невысокого мнения об иностранцах, которые отбрасывали копыта в субботу вечером, когда деятельность государственных служб прекращается.
Когда нам порекомендовали выйти из комнаты, мы расположились в креслах лифтового холла. Коренастая дама, дежурившая за столом, несколько раз приходила и уходила. Стивен спросил, не раздражает ли ее работа.
Она спокойно ответила, что здесь мало что происходит, а вообще работа есть работа. Стивен перевел мне вопрос и ответ, и мы сочувственно кивнули даме. Скорее всего, когда заявились друзья Малкольма, ее не было на месте.
Доктор не выказывал никаких подозрений. В Англии заключение о смерти Ганса Крамера от сердечного приступа подтвердилось даже после вскрытия трупа. При удачном стечении обстоятельств здесь можно было ожидать такого же результата. Доктор ничего не сказал о нашей просьбе взять с собой налоксон.
Очевидно, ему просто-напросто ее не передали. Как оказалось, к счастью.
У Йена от выпитой водки и сотрясения мозга разыгралась сильнейшая головная боль. Он сидел с закрытыми глазами и чуть слышно стонал. Стивен барабанил пальцами по подлокотнику. Я кашлял. Вокруг ходило много хмурых людей. Кто-то из них в конце концов позволил нам войти в комнату. Стивену и Йену следовало забрать одежду, а мне собрать вещи и перебраться в другой номер.
Стонущий Йен сразу же ушел домой, а Стивен помог мне перетащить вещи на пятнадцатый этаж. Новая комната выходила на ту же сторону, но в ней преобладали другие цвета, да на кровати не было тела, накрытого простыней.
Стивен обвел стены взглядом и приложил палец ко рту. Я кивнул. Игры с магнитофоном казались сейчас неуместными. Мы сделали пару подходящих к случаю сокрушенных замечаний насчет больного сердца и внезапных приступов и оставили все как есть.
Я успел заметить, что во время нашей торопливой уборки Стивен собрал все разбитые стекла, ампулы и шприц, завернул их в халат и засунул в мой чемодан. По дороге на пятнадцатый этаж мы успели в нескольких словах договориться, что выбросим все это при первой возможности. Поэтому мы сложили все осколки в первый, самый большой кокон новой матрешки, поставив вторую куколку вместе со всеми остальными на полку. Положив полную мусора матрешку в сетчатую сумку-авоську, мы взяли магнитофон и спокойно вышли из комнаты.
Дама, охранявшая пятнадцатый этаж, посмотрела на нас без всякого интереса. Ожидая лифт, мы улыбнулись ей, но она, видимо, не привыкла отвечать улыбкой на улыбку.
Без всяких хлопот мы спустились на первый этаж. Неторопливо прошагали через вестибюль к двери и вышли на улицу мимо толпы людей, чьим единственным занятием было наблюдение.
Сели в такси и, не глядя по сторонам, доехали до университета.
Здесь не было ни единого укромного места, где можно было бы успокоиться и прийти в себя. Когда мы со Стивеном у него в комнате сняли пальто и шапки, нас обоих трясло. Нужно было о чем-то говорить. Пожалуй, никогда в жизни мне не было так трудно предаваться пустой болтовне. Голова была забита ужасами сегодняшнего вечера, но магнитофон недвусмысленно показывал, что мы были в комнате не одни. Не имея возможности хоть как-то разрядить напряжение, мы чувствовали себя настолько неуютно, что не могли смотреть друг другу в глаза. В конце концов Стивен с еле сдерживаемой яростью заявил, что сейчас поставит чай и вытряхнет матрешку в общее мусорное ведро. Я же вышел в коридор и позвонил Юрию Шулицкому.
Глава 17
В воскресенье утром я ждал Юрия у гостиницы «Националь». Было девять часов. Декабрьское небо было пасмурным, свет еле пробивался сквозь грязно-серые облака.
Ночью опять шел снег, улицы еще не успели расчистить. Все было покрыто белой пеленой. Точь-в-точь как вчера вечером тело Малкольма Херрика на кровати в номере гостиницы. Настроение у меня было на той же отметке, что и наружный термометр.
Подлетела золотая коробочка. Я быстро проскользнул на сиденье рядом с водителем и зашелся в приступе кашля.
— Заболели? — поинтересовался Шулицкий, дергая ручку коробки передач с такой силой, словно там стояли титановые шестерни.
На языке крутилось «готовлюсь к смерти», но я счел эту шутку неостроумной.
— Вы сказали, — сменил тему Юрий, — что хотите поговорить с человеком, занимающим достаточно высокое положение.
Голос с уже хорошо знакомым мне акцентом заглушал шум двигателя. Мешки под глазами по сравнению с прошлой встречей набрякли еще больше, Юрий сам казался нездоровым. Верхняя губа дергалась чаще. Он привычным движением одной рукой щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету и глубоко затянулся. На лбу у него выступил обильный пот.
Он, как и я, был одет в строгий костюм со свежей сорочкой и галстуком. Но, в отличие от меня, заметно нервничал. Я подумал, что он решился на отчаянный шаг и не знает толком, к чему тот приведет.
— Вы встретитесь с генерал-майором. Это очень большая фигура.
Я был поражен. Накануне я обратился к Шулицкому с просьбой устроить мне встречу с представителем официальных кругов достаточно высокого ранга, чтобы принимать самостоятельные решения. Правда, мне казалось, что такой персоны не окажется во всей иерархии власти. Советские порядки позволяли действовать только после консультаций. Как здесь шутили, "после заседания комитета было принято решение сказать «нет». Официальные лица всячески избегали единоличных решений из боязни совершить ошибку.
— Куда мы едем? — спросил я.
— В Дом архитекторов.
Значит, даже генерал-майор не хотел рисковать, встречаясь со мной официально.
— Он не назвал своего имени и просил, чтобы вы обращались к нему по званию: генерал.
— Очень хорошо.
Некоторое время мы ехали молча. Я покашливал и вспоминал минувшую ночь. Я провел ее за составлением письма. Как ни странно, это оказалось тяжелой работой, поскольку я был не в состоянии нормально держать ручку. В горячке боя я схватил стул и даже сумел им размахивать и бить, но к ночи нервное возбуждение спало, и боль вернулась. Утром, когда Стивен, расставшись с Гудрун, явился в свою комнату, я дал ему прочесть подготовленный меморандум. Факс, из-за которого я чуть не расстался с жизнью, формулу и две страницы из записной книжки Малкольма я поло жил в большой конверт.
Стивен прочел мои записи до конца и, не говоря ни слова, поднял на меня глаза.
— Мы знаем, куда вносить деньги на страховку, — криво улыбнулся я, пытаясь имитировать русский акцент.
С этими словами я положил в тот же конверт свои заметки и написал на конверте имя и титул принца. Стивен еще выше вздернул брови. Потом я обвел взглядом стены, мы молча вышли и спустились по лестнице.
— Если товарищи окажутся настолько не приветливы, что отправят меня в тюрьму, — сказал я когда мы оказались на улице, — завтра с самого утра летите в посольство и добейтесь личной встречи с Оливером Уотерменом. Объясните, какие кары обрушатся на его голову, если он немедленно не отправит это письмо по назначению дипломатической почтой.
— А я слышал о письме, которое должно было быть доставлено в Москву этой самой дипломатической почтой, но оказалось в Улан-Баторе, — ободрил меня Стивен.
— Многообещающая возможность.
— А еще говорят, что здание на Лубянке имеет семь подземных этажей, — не унимался Стивен.
— Благодарю за ценные сведения.
— Не ходите, — без обиняков сказал он.
— Загляните на ленч в гостиницу «Интурист», — ответил я. — Там подают прекрасное мороженое.
