Алексей Макеев - Жертва тайги
– Начинай! – нетерпеливо и надрывно просипел Молчун.
Авдей аккуратно принял у него «братину», развернулся, прокосолапил поближе к каменной чаше и нетерпеливо шикнул на Валерьяныча, подбежавшего к нему:
– Чего побледнел-то как пацаненок? Не чухайся! Делай!
Валерьяныч запустил лапищу за пазуху и вытянул оттуда за уши дрожащего, беспрестанно сучившего задними лапками черного маньчжурского зайца с вытаращенными от ужаса блестящими глазенками. Он вырвал из ножен, висящих на поясе, длинный узкий клинок и в одно движение отсек ему голову. Но здоровяк сделал это так неловко, неуклюже, что струйки крови, вылетевшие веером из заячьего горла, не только попали к нему на ватник, но и забрызгали с головы до ног Авдея, не успевшего отскочить в сторону.
– Неумеха! Чего натворил-то?! – заорал тот во все горло. – Заставь дурака богу молиться… Мать твою так, колода ты безрукая!
Валерьяныч быстро, словно подхлестнутый, отшвырнул в сторону голову зайца, подхватил с земли его тельце, все еще бьющееся в смертных конвульсиях, и поднял над посудиной, протянутой Авдеем. Остатки темной, дымящейся на морозе крови стекли в сосуд. Они едва прикрыли его закругленное донышко, и Авдей снова разразился злобными ругательствами. На этот раз Валерьяныч огрызнулся в ответ, и они вступили в долгую перепалку, грозящую перейти в рукоприкладство.
Но Антон больше их не слушал. Все его внимание переключилось на Молчуна. Тот бросился на коленки перед каменным идолом, воздел руки к небу и забормотал заклинания на каком-то странном гортанном восточном языке.
Это был не путунхуа [83] и не байхуа [84] , которые Антону не раз доводилось слышать во время ежегодных осенних семейных шоп-туров в Китай. Язык этот больше походил на якутский или эвенкийский. Он отличался чудовищным набором согласных звуков, идущих подряд. Складывалось полное впечатление, что в словах вовсе отсутствуют какие бы то ни было окончания.
Внятно и отчетливо прозвучала только последняя, заключительная фраза Молчуна.
– Хантаа улар! [85] – произнес он и молитвенно сложил ладони на груди.
Эти слова немного диссонировали со сказанным раньше, будто Молчун в конце своей сакральной речи перешел на какое-то другое наречие, пусть и сходное с предыдущим.
В это время Чеботарь, воспользовавшись ссорой, затеянной вертухаями, выдернул из-под мышки обломок костыля и в падении ударил им снизу по рукам Авдея. Посудина, выбитая из рук негодяя, взлетела в воздух и опрокинулась. Заячья кровь, сцеженная в нее, густо залила лицо Авдея. Он отскочил в сторону и, изрыгая проклятия, принялся стирать ее сдернутым рукавом фуфайки. Ружейный ремень сорвался с его плеча, и оружие с громким лязганьем свалилось на гранит.
Чеботарь отреагировал на это моментально. Оттолкнувшись руками, он в какую-то долю секунды с поразительной легкостью преодолел, проскользнул, лежа на животе, пару метров, отделяющую его от Авдея. Инвалид схватил ружье, перекатился на спину, направил ствол на Авдея и нажал на курок.
Выстрел прозвучал просто оглушительно. Картечь в упор ударила Авдею в грудь, натуральным образом сложила его пополам и отбросила в сторону так же легко, как тряпичную куклу.
Через мгновение Антон вышел из оцепенения, рывком поднялся с колен, кинулся к опешившему, хлопающему раскрытым ртом Валерьянычу, ударил его головой в живот и очень удачно сбил с ног. Ему на помощь подоспели Серега и Ингтонка, неожиданно, но очень вовремя пришедший в сознание. Они навалились на мощного вражину втроем. Секундой позже к ним подключился и Чеботарь. Перекатываясь со спины на бок, он улучал каждый удобный момент и увлеченно долбил Валерьяныча костылем по башке, стараясь попасть в висок или затылок. Совместными усилиями они в считаные минуты расправились с самым опасным противником, вырубили, одолели его, отправили в стойкий глубокий нокаут.
– Этот урод уходит, мужики! – вскинулся Серега. – Смотрите!
Антон обернулся, но успел заметить только темную длинную тень, исчезающую за краем площадки. Как раз там с капища уходила тропинка.
– Режь веревку! Быстрее! – прохрипел он, протянув связанные руки Ингтонке, свободному от пут.
Антон скинул веревку, разрезанную Игорем. Чеботарь в этот миг уже приготовился было стрелять вдогонку убегающему чухонцу. Антон вырвал из его рук двустволку, еще не остывшую после выстрела, едко пахнущую сгоревшим порохом, сорвался с места и бросился вдогонку.
Однако ему очень скоро пришлось умерить пыл. Он убедился в том, что нестись с крутой горы во весь опор – предприятие смертельно опасное. Не успел Антон проскочить и десяток метров, как слетел с ног, упал на спину и покатился вниз с ужасающей скоростью. Не попадись ему под руку крепкий корень, вылезший из почвы, глупая авантюра непременно закончилась бы серьезной травмой. Герой-одиночка не смог бы продолжать преследование вражины, позорно сбежавшего с поля боя. И это еще в лучшем случае.
Антон сел и с досадой посмотрел на свои разодранные, залитые кровью ладони. Он громко выругался, поднялся с земли и сморщился от боли, вспыхнувшей в подвернутой, растянутой лодыжке. Народный мститель продолжил спуск гораздо медленнее, с удвоенной осторожностью. Он утешал себя тем, что при такой одуренной крутизне и Молчун не сможет быстро оказаться под горой, значит, не сумеет далеко от него оторваться, бесследно раствориться в глухих таежных дебрях.
Когда до подножия сопки ему осталось преодолеть последние полсотни метров, раздался хлесткий звук близкого винтовочного выстрела. Пуля ударила в тропинку у самых его ног. Гравий, выбитый из почвы, кучно шваркнул по штанинам. Он пригнулся, бросился вниз и через мгновение понял, что интуитивное решение, принятое за долю секунды, было исключительно верным. Очередная пуля звонко взвизгнула, срикошетив от каменистого грунта прямо у него за спиной.
В отчаянном затяжном прыжке преодолев последние метры спуска, Антон кувыркнулся через голову, очутился на ровной поверхности и ящерицей юркнул за массивный замшелый валун. Он сдержал дыхание, рвущееся из груди, и весь превратился в слух.
Минуты шли одна за другой. Перед Антоном лежала лощина, залитая ярким лунным светом и поросшая невысоким дубняком. Оттуда по-прежнему не доносилось ни единого звука.
«Притаился, гаденыш. – Антон скрипнул зубами. – Ничего. Подождем. Спешить нам некуда. Посмотрим, у кого из нас нервишки раньше сдадут. У меня-то здесь травка жидкая, а у него кучи опавших листьев под каждым боком. Только сдвинется с места, я сразу же услышу. Главное, чтобы наши не вздумали сейчас с горы спускаться. Лишь бы они по дурости своей ему под выстрел не подставились. Ну, думаю, не дети малые, сообразят-таки, что Молчун из карабина садит».Тут в глазах у него вдруг потемнело. Все еще надеясь на какое-то чудо, он надавил пальцем на запорный рычаг, передвинул его вправо и «разломал» ружье. Антон пощупал взглядом гильзы, вытолкнутые экстрактором, судорожно сглотнул. Капсюль на нижней был пробит. У него остался один-единственный малокалиберный патрон!
Антон со свистом втянул в себя воздух и крепко зажмурился. Он провел рукой по лицу, собрал всю волю в кулак и привел себя в чувство.
«Ничего-ничего. Еще не все потеряно. У чухонца ведь «Барс», причем какой-то древней модификации. В магазине всего пять патронов. Два из них он уже израсходовал. Рюкзак на горе остался, а никакого подсумка я у него не видел. Могут быть, конечно, патроны и по карманам россыпью, но это вряд ли. Не на охоту же он собирался.
Значит, будем исходить из того, что у него в запасе три выстрела. Правда, против одного моего. Но радует то, что карабин не самозарядный. Каждый раз ему затвор передергивать придется. В этом случае, как ни тихарись, все равно железка лязгнет. В такой тишине это гиблое дело. На двести метров слышно. Вот и капитальный плюс.
Эх, жаль, что стрелять на шорох не могу. Только наверняка, по-зрячему. Поэтому надо как-то вынудить его показаться. К тому же очень желательно его до этого заставить еще хотя бы пару патронов израсходовать, чтобы как-то наши шансы уравнять, лишить его преимущества.
Но избитый номер с подброшенной палкой или камешком тут, естественно, не пройдет. Он на такую примитивную туфту ни за что не клюнет. Пока воочию мишень не увидит, на курок не нажмет. Поэтому, хочешь не хочешь, а придется мне по собственной инициативе к нему на прицел лезть. – Антон оторвал глаза от земли, и его снова охватило беспокойство. – А ведь уже светать начинает?! Если солнце взойдет – я пропал! Тогда уж он не промахнется! – Он перевернулся на живот, осторожно выглянул из-за камня. – Слева болотина. Там его быть не может. Между высоких кочек не устроишься. Никакого обзора не будет. Скорее всего, чухонец притаился вон в той куртинке, где погуще».
Не успел Антон осмотреться как следует, снова грянул выстрел. Пуля стукнула в камень в нескольких сантиметрах от его лица, острая гранитная крошка ужалила в левый глаз.
