Лариса Соболева - Вся правда о небожителях
На минуту София задумалась, помешивая ложечкой в чашке, для себя она все решила. С Артемом или без него (теперь уже без), а Боря переместился в разряд ненужных людей, ни в каком качестве не нужных. Однако…
– Па, все не так просто. Это же я испортила Борьку, теперь, когда он смотрит на меня жалостливо, не могу сказать «финита ля комедия». Но давно живу в его кабинете, оказалось, он способен и мои выверты терпеть, о разводе слышать не хочет. По сути, Борька такой же, как Лика, ему нужен привычный комфорт, он надеется все вернуть на ту же ступень. Это его желание, но не мое. А чтобы перепрыгнуть планку, мне нужен повод, который заставит отбросить жалость… или чтоб Борька разозлился на меня.
– То есть ты сознательно провоцируешь его, – перевел Арсений Александрович ее монолог, обнажив его смысл. – Софи, честнее сказать Боре, что ты любишь другого…
– Нет, нет, нет! – замахала она руками. – С любовью покончено, папа. Мои герои будут любить, ненавидеть, страдать, а я хочу покоя. И спать хочу.
– Стели в своей комнате, где и что лежит, ты знаешь. Софи, дай роман почитать, у меня все равно старческая бессонница.
– Ноутбук я оставила в прихожей. Найдешь в «Моих документах».
Дочь поцеловала его в щеку и отправилась в комнату, когда-то называвшуюся детской, где до сих пор были расставлены по полкам куклы и книжки для детей. Арсений Александрович принес ноутбук на кухню, включил его, заварил кофе и достал сигареты – иногда тянуло выкурить одну-другую. Но прежде чем закурить, он тихонько заглянул в комнату дочери, иначе София, учуяв дым, будет его ругать. Бедная девочка переполнилась впечатлениями, устала, поэтому заснула быстро. Вернувшись на кухню, он закурил и нашел главу…
На которой его чтение закончилось
Не имея иных версий, а также улик и следов, ведущих к убийцам, при всем при том не будучи уверенным, что это именно те, кого ищет полиция, Зыбин решил приставить шпиков к дому баронессы Флорио и венгра. На баронессу он кинул преданного делу Пискунова с товарищем, приказав (по возможности) проникнуть внутрь двора и разнюхать, что там да как. По их данным, госпожа Флорио снимала дом, который возвышался в глубине сада, по обеим сторонам усадьбы пустовали особняки, так как хозяева выехали на летний отдых – устали от балов, салонов и безделья, но немногочисленная прислуга там осталась.
Сыщики прибыли засветло, прохаживались вдоль тихой улицы, а с темнотой подошли к ограде. Пискунова никто не уполномочил взять на себя командование, однако он добровольно становился в позу начальника, меняясь при этом невероятно. Да, в мечтах он давно именовал себя его превосходительством и сидел в резном кресле да в огромном кабинете, на самом деле чина он не получил за многолетнюю службу, так и прозябал в тайных агентах.
Двор пустовал, вообще никто не выходил из дома и не заходил туда, а баронесса выехала в экипаже. И что в отсутствие хозяйки делает прислуга? В карты режется, в лото играет, по углам амурничает или спит. Пискунов снял шляпу, трость поставил у ограды и взялся за прутья решетки, бросив напарнику:
– Подсоби, любезный.
Молодой человек подставил руки и толкнул Пискунова вверх, тот перелез через ограду и спрыгнул во двор.
– Лезь за мной, – приказал Пискунов, надевая шляпу, без которой порядочного человека легко спутать с хамом.
Оба двинулись бесшумно к дому, озираясь по сторонам и придерживаясь темных мест, деревьев и кустов.
– Меры предосторожности не бывают лишними, – учил Пискунов сыщика. – А коли нам удача выпадет, его высокоблагородие премию выдать обещали-с. Теперича давай обойдем особнячок-с да поглядим в окошки-с.
Они крались вдоль стены, к сожалению, окна находились высоко и безнадежно темнели, а Пискунов хотел найти светлое окно, не закрытое шторами. Он крался первым, за ним напарник, так добрались до угла…
Вдруг что-то сзади – бух! И второй раз – шмяк!
– Потише, любезный! – свирепым шепотом бросил через плечо Пискунов, высматривая за углом обстановку.
Но решил взглянуть на своего помощника, повернулся… да так и обмер. Вместо напарника увидел мужика в длинном фартуке. «Дворник!» – успел подумать он, а следом снова – бух! Но уже по его голове.
Суров не понимал ее! По улицам на лошади скакать она опасается, а войти в дом, где неизвестно, что за люди живут, а также каково их число, не боится!
– Боюсь, – подтвердила Марго. – Но я же с вами!
– А я один, – злился Суров. – Без вас мне будет…
– Не будет! Один вы туда не войдете! И не спорьте со мной. Идемте, идемте. Эти люди не посмеют поднять руку на графиню.
– Вы забыли, что они могут быть убийцами!
– Не кричите, вас услышат.
Очень неосторожно, не продуманно, глупо – так думал Суров, но Марго состоит из одного упрямства, помноженного на безрассудство. Он шел за нею, продумывая свои действия, главное – держать ее за своей спиной и дать возможность уйти к лошадям в случае опасности. Перед тем как взойти на прогнившее крыльцо, подполковник задержал ее, взяв за локоть, и сделал последнее наставление:
– Ежели вам придется бежать, садитесь на мою лошадь, ведь в дамское седло без посторонней помощи вам трудно будет сесть, а в мужском вы скакали. И зайдете только тогда, когда я дам знак, обещаете?
– Обещаю. Стучите же!
Вытащив пистолет, Суров громко постучал, вскоре послышались шаги, затем мужской голос спросил:
– Кто и чего надо?
– Открой, дело спешное.
Высадить дверь – даже силу прикладывать не пришлось бы, но грохот может повернуть ситуацию в пользу обитателей лачуги. Больше не понадобилось убеждать открыть, скорее всего, у беспечности есть простейшая причина: здесь не бывает чужих.
Дверь отворилась, показался мужчина со светильником времен Куликовской битвы. Суров буквально налетел на него, вместе они упали в сени, раздался грохот, а Марго, забыв все обещания, кинулась внутрь. Заметив краем глаза, что Суров побеждает (по-другому и быть не могло), она вбежала в горницу, возможно, это помещение еще имеет некие названия, но ни одно не соответствовало бы тому убожеству, которое предстало ее глазам.
Впрочем, она сразу же отвлеклась от непередаваемой нищеты, ибо кто-то взвизгнул, Марго не сразу поняла, что это Адель. Разглядев ее под лоскутным одеялом, а также перекошенное страхом лицо и обнаженные плечи (больше никого здесь не было), она крикнула:
– Александр Иванович, не входите!
Поздно! Он же услышал крик, подумал, что непослушная графиня попала в лапы преступников, и бросился спасать ее. Заметив Адель в постыдном виде, Суров, смущенно буркнув «пардон», ретировался в сени.
– Что это значит, ваше сиятельство? – дрожа, вымолвила бедняжка Адель срывающимся голосом.
Марго чрезвычайно сконфузилась, да если б ее застали голой в постели с мужчиной, она бы растерзала наглецов. Да, стыдно, но поступок свой надо объяснить:
– Это значит, что мы ошиблись. Я прошу прощения, сударыня.
– Что значит – ошиблись? – с отчаянием произнесла Адель, отбросив одеяло и хватая свои вещи. – Что с Володей? Где он?
Графиня отвернулась и перенаправила вопрос в сени:
– Александр Иванович, что с Володей?
– Приходит в себя. Адель, я еще раз прошу прощения…
– Это ужасно, ужасно… – заплакала та, лихорадочно одеваясь. – Вы проникли в мою тайну… Почему, почему?
– Не могу вам сказать. Обещаю, об этом никто не узнает, а вас я не осуждаю, но… как вам не страшно приходить сюда?
– Я люблю Володю, а здешний народ не так страшен, как думают. Наше общество куда страшнее… Он преподавал математику, частные уроки… сейчас без места. Володя тонкий, умный человек… впрочем, это неважно. Ежели тетка узнает, она выгонит меня, вы не представляете, какая она жестокая. Вот, поглядите…
Марго повернулась к ней – Адель стояла, приподняв нижнюю юбку, которую успела надеть. Ее ноги у щиколоток были усеяны ранками и шрамами, а лицо выражало страдание, мольбу и отчаяние одновременно.
– Что это? – потрясенно выговорила Марго.
– За малейшую провинность тетка наказывает меня, натравливая своих собак. – Адель продолжила одеваться, постоянно всхлипывая. – Да, собаки малы, но когда их целая свора, когда они получают команду, а ты не имеешь права отбиваться, остается только терпеть.
– Поразительная жестокость. А что еще делает ваша тетя… необычного?
– Не знаю, мне не разрешено гулять по дому, только к столу выхожу. В мои обязанности входит читать ей, растирать ноги, сидеть ночью у постели, ежели тетке снятся дурные сны. Ее вся прислуга боится, она чудовище.
– Зачем же вы терпите?
К этому времени Адель полностью оделась, вопрос Марго вызвал у нее усмешку, пропитанную горечью:
– А что делать? Уйти? А на что жить? У меня ничего нет, кроме статуса столбовой дворянки. Я ворую продукты и приношу Володе, а ежели мы с ним будем жить здесь… Маргарита Аристарховна, умоляю вас…
