Галина Романова - Счастье с третьей попытки
– Считаю, что самоубийство водителя Корникова было инсценировано. И никакой он не Володин, раз ладони были сожжены. Не сам же он их себе жег, правильно?
– А кто, кто? Ну!
– Думаю, тот, кто убивал его. Тот, кто был заинтересован в том, чтобы мы подумали, что Корников – это Володин.
– А кто был заинтересован?! – Генерал уже кричал. – Я долго из тебя буду слова давить, капитан?!
– Настоящий Володин, товарищ генерал. Думаю, он убил Корникова, заставив его написать «чистосердечное» признание. А может, сам и писал. Он же и ладони ему сжег. Чтобы теперь уж точно все следы уничтожить. Типа, как хотите, так и думайте. Вот вам подозреваемый, вот вам его признание. А вы…
– Понял я! Понял, капитан! А мы что хотим, то теперь и думаем! – взорвался начальник, подпрыгнув на месте. – А что мы думаем, капитан, а?! На этот счет у тебя какое мнение? Ты же не далее как вчера Усова подозревал. Так?
– Так точно, товарищ генерал, – произнес Вадик с тяжелым вздохом. – Но не подтвердилось.
– Что именно?! Ты расскажи, расскажи нам всем. – Генерал, как на танец выходить собрался, широко развел руками, распрямил спину.
– Отпечатки Усова, снятые с его стакана сегодня утром, не совпали с отпечатками Володина, которые у нас в базе хранятся.
– И? – Перевернутая ладонь начальника приглашающе предложила ему продолжить.
– И, значит, Усов – это не Володин.
– И? – снова тот же жест.
– И, значит, кто-то другой угнал машину из райцентра, приехал к дому Устинова и убил Ларису Ивановну.
– А как он узнал, где она?
– Следил за ней, не сам, конечно, сообщник его.
– Вот! Вот мы и вернулись к тому, с чего начали! Следил за Устиновым кто? Николай Хиллов! Ларису он увидел? Да! Тут же ему было велено следить за ней дальше. Сообщник едет в ближайший райцентр, угоняет там машину, едет сюда на ней, убивает Усову. Машину возвращает. Все! Кто у нас сообщник Хиллова? Рогов! Значит, он и есть Володин? – Генералу самому эта версия не понравилась. Он тут же насупился, принялся ерошить бумаги на столе, и, наконец, проговорил: – И не факт еще, что Володин жив! Это утверждение сестры пострадавшего свидетеля. Сам-то он все еще очень слаб. И говорить не может. В сознание приходит на минуту-другую. Ну а вообще, капитан, могло быть так, как я сказал только что?
– Вряд ли, товарищ генерал. По времени не получается успеть съездить в райцентр, угнать машину, потом вернуться в наш город. По времени не выходит. И зачем так громоздить?
– Значит, Корников им эту машину пригнал. Он как раз там был! Или… – Он развел руками, но без прежнего куража. – Или я не знаю, что! Но… Но у нас есть признание Корникова, от этого не отвертишься. Вот что… Даю вам всем еще двое суток. Двое суток! Если вы мне не этого… оборотня, я докладываю наверх, что Корников и есть убийца. Все, ступайте, работайте!..
Работать не получалось. Голова совершенно не работала. В ней гудело и ухало, как в огромном чугуне, глаза слезились, и, кажется, поднималась температура. Он бы сейчас с удовольствием очутился в Машиной квартире, где пахло кофе и апельсинами, послушал отчаянный стук ее часов, послушал ее голос. Обещанной второй ночи в ее доме не случилось. Все ночи Маша, извинившись, проводила возле брата.
– Может, тут даже безопаснее. Тут камеры везде, – говорила она ему по телефону несколько дней назад. – У палаты охрана.
– Как он? – спросил ее Харламов в тот день.
– Никак. В коме, – коротко ответила Маша и, еще раз извинившись, простилась.
Больше он ей не звонил, не дошли руки. Но о состоянии пострадавшего свидетеля Устинова, на которого был зол чрезмерно, справлялся ежедневно у дежуривших у палаты сотрудников.
Может, позвонить?
– Да? – Голос Маши был заспанным. – Вы, Вадим?
– Я. Как там дела? У вас, у вашего брата?
– Сережа по-прежнему плох, – ответила Маша со вздохом. – Я пыталась уснуть, когда вы позвонили.
– Извините, – пробормотал Харламов, тут же представив ее рассыпавшиеся по подушке волосы.
– Как идет расследование? – строгим голосом поинтересовалась Маша.
– Результат есть, но обескураживающий. Как-то так получается, что Володина нет.
– То есть? – Она протяжно зевнула. – Как нет?
– Может, ваш брат что-то напутал, Маша? Может, он погиб тогда, много лет назад, Володин этот?
– Идите к черту, капитан! – озверела она сразу. Сна в голосе как не бывало. – Мой брат, может, трусоват, но с головой дружит! И если он сказал, что Володин тогда не умер, а жив до сих пор, значит, так и есть. Все, я спать! Ищите убийцу побыстрее. Мне надоело бояться…
Володин жив. Но кто это, черт побери?! И куда все же подевался пацан? Куда он сгинул, сев на автобус и так и не доехав до дома?
Повертев телефон в руке, Вадик набрал Вовкиного отца. Тот ответил почти сразу.
– Помощь нужна, капитан? Я готов, – отозвался он. – Пока в отпуске.
– Что там с мальчиком? Не нашелся? – спросил Вадик.
– Нет. Ваши обыскали все помещение. Ничего не нашли. Никаких следов. И все, как один, отрицают, что он там вообще появлялся. Только был он там, точно знаю, что был!
– Откуда такая уверенность?
– Понимаете… Там уборщицей работает женщина одна. Она… Она родственница дальняя одной знакомой, знакомой моей жены.
– О господи! – Харламов закатил глаза, сразу утратив нить родственных связей.
– Да не важно. Факт в том, что уборщица нашла там за день до ваших людей под стойкой охранника авторучку. Закатилась она туда. Вовка мой посмотрел и сказал, что это Ромкина авторучка. Сто процентов Ромкина. Значит, был он там!
– А нашим уборщица про авторучку ничего не сказала?
– Нет, – опечалился Селезнев. – Сказала, что уже домой ее отволокла на тот момент. Тряпкой вытирала. Ну, в смысле, отпечатков Ромкиных на ней уже быть не может. Докажи потом вам, что она ее с пола в фирме подняла, если из дома вдруг принесла.
– Да уж… – согласно кивнул Вадик. – Но Вовка авторучку узнал?
– Совершенно верно!
– Значит, мальчишка в фирму поперся все же?
– Да. Выходит так.
– Куда же он?..
– Не он, а они, товарищ капитан! – воскликнул с болью Селезнев. – Они его куда-то дели! Только как докажешь-то?! Если и докажешь, что заходил, доказать, что не выходил потом оттуда, никак. Так ведь? Прав я?
– Да… Свидетели нужны. А их и нет.
– Товарищ капитан, может, поможете, а?! – взмолился Селезнев. – У меня ведь у самого такой же вот оболтус. Все в истории попадает. Вам ли не знать!
– Чем же я могу помочь? Обыск был, никаких следов мальчика найдено не было. Осмотрели все подсобные помещения. Гаражи. Все осмотрели. Я знакомился с документами. Чем я могу помочь?
И про себя подумал: ему бы кто помог лже-Володина найти! Под чьей личиной он теперь прячется? Как выглядит?
– Слышал я, что водитель хозяина фирмы повесился, – признался Селезнев.
– Слышали? Откуда? По радио передавали? – разозлился Харламов.
А потом сообразил – уборщица! Она доложила своей дальней родственнице, знакомой жены Селезнева, а та уже ей. Такая вот информационная цепочка получается.
– Так что?
– Ну… Он же замешан в чем-то. Может, и Ромка у него?
В загородном доме водителя и в его квартире никаких следов мальчика обнаружено не было точно. Но Харламов промолчал.
– Вы бы поговорили с ним, – вдруг снова взмолился Селезнев-старший.
– С кем?! С покойником?! – вытаращился Харламов и головой покачал. – Вы это… Того!
– Да нет. С хозяином его. Может, он какие схроны знает своего водилы, а? Вадим Андреевич, поговорили бы, а?
Вот кого ему точно не хотелось теперь видеть, так это Усова. Снова сидеть на загаженной его двухнедельным запоем кухне. Слушать упреки, смотреть на фотографию Ларисы. Осознавать, что ее больше нет и не будет и за всем этим стоит какая-то мразь, которую он – Вадик Харламов – все никак не может найти!
В то, что Ларису убил водитель Корников, Вадик не особо верил.
– Поговорите, Вадим Андреевич! – продолжал просить Селезнев-старший. – Я вас как отец прошу! Очень прошу! Может, ему что известно?
– Ладно, – нехотя согласился он. – Давайте сегодня вместе съездим вечером и поговорим. Сейчас не могу, слишком много работы. Писанины столько, что, дай бог, до вечера управиться бы…
Целый день Харламов писал, отчитывался, без конца его вызывали к начальству, где он снова отчитывался и что-то подписывал. Выдохся так, что когда вышел на улицу вечером, то не сразу почувствовал, что идет дождь. Ощутив, вздрогнул от неприятной ледяной влаги на лице.
– Здрасте. – Селезнев его уже ждал возле машины. – Я на такси приехал, счел, что на двух машинах как-то ни к чему. Поехали, Вадим Андреевич?
– Мне бы поесть. – Харламов вожделенно глянул на вывеску кафе через дорогу.
– Так это, жена тут кое-чего положила. – Селезнев толкнул коленкой увесистый пакет, который держал в руках. – Вовка сказал, что вам вечно поесть некогда. Давайте я поведу, я вы перекусите.
Послать к черту этого мужика он не мог. За ним незримо маячила несчастная семья, ждущая своего пацана который день домой и верившая в то, что он непременно найдется.
