Анна и Сергей Литвиновы - Парфюмер звонит первым
…Очнулся он в машине. Его куда-то везли. Автомобиль был без окон, с жесткой лавкой вдоль железной стены. Руки Валерия Петровича были скованы за спиной наручниками. Когда он попытался приподняться, оказалось, что они крепятся за что-то внутри машины, потому что встать на ноги ему не удалось. В автомобиле было полутемно, только какие-то отблески попадали внутрь из оконца, находящегося под самой крышей фургона. Машина шла с хорошей скоростью и по довольно-таки приличной дороге, потому что почти не трясло.
В автомобиле, на лавке напротив, находился еще один человек. Ходасевич в полутьме видел лишь его силуэт, но в неверном свете, иногда падающем из оконца, он смог заметить, что тот немолод, сед, но он не его товарищ по несчастью, еще один похищенный и заключенный, а скорее человек, чувствующий себя хозяином положения.
– Валерий Петрович, если я не ошибаюсь, – звучным голосом проговорил сидящий напротив.
– Кто… вы?.. – прохрипел полковник. После наркоза язык плохо слушался его, и очень хотелось пить. Отчего-то вспомнилась ситуация сорокалетней давности, когда его, курсанта разведшколы, почти так же захватили врасплох и куда-то увезли в фургоне – предмет назывался «Методы контрдопроса». Но тогда все курсанты, и Ходасевич в том числе, знали, что, хотя все будет выглядеть по-настоящему: и жесткость следователей, и, возможно, пытки, и боль, – но он по-прежнему останется среди своих. И его не запытают до смерти, и не убьют, хотя в разведшколе, конечно, ходили легенды (негласно, но тщательно подогреваемые преподавателями), что однажды допрашиваемые увлеклись и забили одного курсанта до смерти. Но все же, все же, все же…
Вот теперь все происходило всерьез. И он оказался среди чужих. Впервые в жизни. Причем – ирония судьбы! – не на территории вероятного противника: в Америке или в стране НАТО, а у себя, в России. Но это, кажется, только усугубляло ситуацию. И еще – по сравнению с четверокурсником краснознаменного института он сейчас почти на сорок лет старше и перенес микроинсульт, и потому закончиться все могло очень печально.
– Неважно, кто я, но в данной ситуации я играю против вас, – с долей галантности ответствовал собеседник. Строй его речи выдавал человека образованного. – Давайте, Валерий Петрович, не будем терять времени, у нас его с вами мало, и сразу поговорим по делу. Я знаю, что вы, с помощью вашей падчерицы, нашли ту самую кассету. И я не сомневаюсь, что вы ее, конечно же, посмотрели.
Ходасевич молчал, однако немолодой мужчина, казалось, совершенно не нуждался в подтверждении собственной правоты. Речь его лилась размеренно и плавно.
– Сразу оговорюсь: меня совершенно не интересуют те лица, что изображены на кассете, а также их дальнейшая судьба. Все эти Самкины, Комковы и иже с ними. Бог им судья. Выйдут они сухими из воды – ну и ладно. Нет – никто не заплачет. Они – между нами, товарищ полковник, говоря – отработанный пар. Они меня не волнуют.
Мужчина сделал решительный отметающий жест, выдающий в нем, как привиделось полковнику, человека восточных кровей.
– Но меня интересует другое, а именно: судьба судна «Нахичевань», а также груза, который оно перевозит. Я гарантировал его сохранность до момента доставки потребителю, и я за него отвечаю.
– Что… за… груз? – с трудом, через паузы, выдавил из себя Ходасевич. Язык по-прежнему плохо слушался – видать, подлецы, напавшие на него, маленько переборщили с наркозом.
– Это вас не должно волновать, – повторил мужчина свой широкий отстраняющий жест. – Коротко говоря, я гарантировал, что груз в целости и сохранности дойдет до порта назначения, а затем и до грузополучателя. Однако, зная вашу, полковник, пытливую гэбистскую натуру, я предполагаю, что вы уже успели сообщить в Центр обо всем. И про груз, и про пароход. Я прав?
– Понятия не имею, о чем вы говорите, – прохрипел полковник. «Отрицай все, даже очевидное, и тяни время», – вот два первых правила успешного противостояния допросу.
– Значит, я прав, – кивнул мужчина в полутьме автофургона. – Значит, я в вас, полковник, не ошибся, и вы, как положено старому служаке, верному гэбистскому псу, обо всем уже доложили в свой проклятый Центр. Впрочем, данное предположение мы окончательно проверим чуть позже… А пока у меня к вам, господин полковник, деловое предложение. Как видите, вы в данный момент ограничены в свободе. Можете считать, что вы – наш заложник. Одновременно, имею честь вам сообщить: в другом месте в заложниках находится человек, которого вы, как говорят, любите больше, чем любили бы собственную дочь, – ваша падчерица Татьяна.
Полковник никак не выдал себя, но внутренне похолодел: значит, он оказался прав в своих самых черных опасениях, и они захватили Татьяну тоже.
– Итак, суть моего предложения заключается в следующем, – продолжал собеседник в темноте машины, которая мчалась неведомо куда. – Сейчас, – он глянул на часы со светящимися стрелками, – половина второго ночи. Вышеупомянутый пароход должен стать под выгрузку в порту назначения завтра, то есть уже, конечно, сегодня утром. А вечером наступающего дня груз должен достичь адресата. И вот мои условия. В тот самый момент, когда мне позвонят и доложат, что с грузом все в порядке и его получили те, кому он предназначался, вы, полковник, окажетесь на свободе. И вы, и ваша падчерица Татьяна. Поэтому, если вы уже довели до сведения ваших друзей в Москве информацию о теплоходе «Нахичевань», трубите отбой. Отзывайте своих чекистских овчаров, иначе вам не жить. В самом прямом смысле этого слова. Вы умрете. И вы лично, и – что для вас, думаю, важнее – ваша Татьяна. Больше того, смею вас заверить: погибнет она в мучениях. В страшных мучениях. Ей будет очень больно, полковник.
– Почему я должен вам верить?
– Верить чему? Что я вас отпущу? А что вам еще остается, кроме как верить мне? У вас и выхода-то другого нет. Но могу вас заверить: я честный человек и всегда выполняю взятые на себя обязательства.
– Да? Отпустите? Я ведь буду вам мстить. А если НЕ отпустите – вам будут мстить мои коллеги.
– Это меня мало волнует, товарищ Ходасевич. Могу открыть вам маленькую тайну: сегодня к вечеру меня уже не будет в этой стране. И дотянуться до меня, даже с вашими чекистскими связями, будет ох как нелегко.
– Ничего, мы и до Троцкого с Бандерой дотягивались. И до Яндарбиева.
– Вы, кажется, мне угрожаете, – хохотнул собеседник. – А зря. Не то у вас сейчас положение, гражданин полковник, чтобы угрожать. Совсем не то.
– Откуда мне знать, что вы не блефуете? И Татьяна действительно находится у вас? И вы ее не… – Ходасевич слегка замешкался перед последним, страшным словом, – не убили?
«Торгуйся, – еще одно правило успешной контригры на допросе. Даже если у тебя нет ни единого козыря, все равно торгуйся».
– Вы сейчас в этом убедитесь.
И собеседник забарабанил в железную перегородку, отделяющую кузов фургона от кабины водителя:
– Стой!
Когда машина резко затормозила, Ходасевич, лишенный опоры, кулем завалился на лавку.
Собеседник вытащил из кармана мобильный телефон, набрал номер:
– Комков, ты?
Слышимость оказалась настолько хорошей, что Валерий Петрович услышал, как на другом конце линии откликнулись: «Да». Кое-как, упираясь скованными за спиной руками в стену, он переменил унизительную лежачую позу, уселся прямо, а собеседник во мраке кузова продолжал свой телефонный диалог:
– Вы допросили красотку?
– Да.
– Рассказала она по поводу деятелей из Москвы?
Опять утвердительный ответ.
– Значит, как мы думали: толстяк поганый настучал на нас в свой Центр?
И снова из трубки эхом откликнулись: «Да».
– Ну-ка, дай твоей красотке трубочку. С ней тут поговорить хотят.
И мужчина приставил телефон к уху Ходасевича. Тот сразу узнал трубку, и в нем искрой блеснула надежда: это был его личный мобильник. А значит, товарищи из Центра, заинтересованные в судьбе полковника, смогут без труда отследить его местонахождение. А его судьбой Центр должен заинтересоваться, в этом Валерий Петрович был уверен. Пытаясь сохранять хладнокровие, Ходасевич проговорил в трубку, но голос, зараза, предательски сорвался:
– Танечка, дорогая, как ты?!
– Плохо.
Это был первый случай в жизни, чтобы Татьяна ответила «плохо» на банальный вопрос о самочувствии. Всегда, что бы ни происходило, из уст Тани отчим слышал лишь: «хорошо!», «fine!» или «лучше всех!» И сразу стало ясно, что сейчас дела у падчерицы и вправду обстоят прескверно.
– Где ты находишься? – спросил полковник.
– Понятия не имею.
– Как с тобой обращаются?
– По-разному.
– Передай этим скотам, – закричал Валера в трубку (от безжизненного тона Татьяны он сам стал не свой и больше не мог сдерживать себя), – передай бандитам, передай им лично от меня, полковника ФСБ, что, если они тебя тронут хоть пальцем, я лично до них доберусь! И вот тогда они пожалеют, что на свет родились!
