День писателя - Анна Велес
— Снова о том же… — задумчиво отозвалась писательница. — Иркино состояние… Мы спорим с ней о сюжетах уже больше десятка лет. И вдруг срыв… Да еще такой. А если это тоже спровоцировано?
— Кем? — по мнению следователя, она все больше утопала в своем писательском мирке и своих фантазиях. — Как такое можно спровоцировать? Хотя… Алина! Да мы пока даже еще не знаем, что с твоей Иркой вообще не так и…
— Алинка! Дорогая! — они даже не услышали, как Гриня открыл своим ключом дверь и наконец-то переступил порог почти родного дома. — Я насчет Ирки…
Он вошел в кухню и увидел Савелия.
— Ага… — произнес родственник писательницы как-то так… значительно. — Еще и лучше, что ты тоже тут. Это важно.
— Чай сейчас дам, если сразу скажешь, что по поводу Ирки, — предупредила дядю Алина.
— Лекарство! — выпалил он. — Помнишь? Надо только название узнать. В ее карте. То самое. Ну, что после вторых родов было.
— Точно! — девушка победно улыбнулась. — Ты просто гений!
— Просвети меня, чтобы я тоже мог восхититься его талантами в полной мере, — напомнил о себе Савелий.
— Конечно, — Алина выдала официально-вежливую улыбку, вдруг стала похожей на адвокатов в суде из каких-нибудь фильмов. — Гриня только что ответил на твой вопрос, что с моей подругой. С учетом того, что Ирка не страдает по жизни расстройствами психики, заметные изменения да еще с такими симптомами могут быть вызваны только медикаментозным вмешательством!
— Наркотики? — в такое Савелий как-то совсем не мог поверить.
— Ты, прости, сбрендил, — отозвался Григорий. — Где Ирка, наша вечная аккуратистка и перфекционистка, помешанная на здоровом образе жизни, и наркотики. Да и вообще! Есть еще и просто таблетки.
— Просто ничего не бывает, — тут же опровергла его слова племянница. — В общем так. Три года назад у Ирки был кризис. Тогда она родила младшую дочку. Ребенок был слабым и болезненным. Плюс параллельно старший подхватил какой-то ужасный грипп. Три недели стресса и выхаживания детей. После этого у подруги был нервный срыв. Егор отвез ее к какому-то специалисту, Ирке выписали препарат. Вроде бы от депрессии. Только вот он подействовал совсем не так, как был должен.
— Вот так он и подействовал, — подхватил Гриня. — Как и сегодня. Я сразу узнал. Ведь в прошлый раз именно мне и досталось!
— Стоп! — велел следователь. — Дайте вникнуть. Значит, несколько лет назад у Ирины такое нарушение уже отмечалось. Вследствие приема какого-то препарата. Отмечались точно такие же изменения в поведении. Что? Она тогда тоже письма с угрозами писала? И… Простите, а как же дети? Какая идеальная мать?
— Для любого психологического сбоя нужна причина, — авторитетно выдала Алина. — Некий крючок. Даже в той же криминальной психиатрии. Маньяк живет себе нормальным мирным человеком, пока не попадает в некую ситуацию, не сталкивается с чем-то, что провоцирует его сдвиг. Тоже самое и здесь. Ирка принимала те таблетки. Изменения в поведении были почти не заметны. Она все так же заботилась о детях, общалась нормально со всеми нами, помогала Егору в баре. До тех посиделок.
— Я тогда просто неудачно пошутил, — смущенно пояснил Григорий. — И вдруг ее сорвало.
— Неудачно пошутил? — с картинным недоверием переспросила его племянница. — Ты назвал ее курицей-наседкой! Да я бы и без таблеток на тебя завелась на ее месте.
Савелий не стал напоминать, что Алина сама тоже самое сказала о подруге буквально несколько минут назад.
— Так и что было-то? — задал он более важный вопрос.
— Да вот все тоже самое и было! — стал жаловаться Григорий. — Я же говорю. Я ляпнул ей это. Ирка вдруг сорвалась. Металась, как бешеная, по комнате. Еще с таким надменным королевским видом. Несла полный бред. Обидный бред, кстати. Я такого о себе наслушался… Явно намного хуже, чем сравнение с домашней птичкой. В конце этой сцены она даже пыталась меня ударить. Мы, вернее, Алина и Егор, ее кое-как успокоили. А спустя час она будто и не помнила об этом всем.
— Только буквально через день такой же всплеск эмоций повторился, — угрюмо добавила писательница. — Снова из-за мелочи. В прошлый раз у Ирки на почве приема той дряни появился пунктик на ее образе жизни. Ей вдруг стало стыдно быть домохозяйкой, она вдруг почему-то начала считать себя ущербной в этом плане. Почему у нее лишь семья и дети, нет работы, постоянного занятия и прочее-прочее. Считала, что мы все ее лишь жалеем и ставим ниже себя. Потому если Ирке вдруг казалось, что кто-то из нас на нечто такое ей намекает, она срывалась. Но заметь, при этом подруга оставалась белой и пушистой с детьми. Кстати, как и сейчас. Когда ты вызвал конвой, она вела себя совсем иначе, чем во время разговора. Говорила только о том, что надо позвонить мужу, что надо забрать сына с этого кружка подготовки к школе, беспокоилась об этом и еще, об обеде для детей. Вполне себе, как нормальная здоровая мать.
— Почти, — вмешался Гриня. — Как я помню, в прошлый раз она несколько с заботой перебарщивала. И тогда мне еще Егор жаловался, что жена вдруг стала излишне беспокойной до бытовых мелочей. Там… Звонила ему по нескольку раз в день, доставала, не пропустил ли он обед. Он! Кто работает в пабе! Детям тогда новых вещей напокупала, в принципе не слишком нужных. Готовила сутками, стирала. Ну, в общем, у нее все же был перекос, но наоборот, скажем так, в еще лучшую сторону.
— Это как раз нормально, — заявила все с тем же видом специалиста Алина. — Ирка считала, что мы не способны оценить ее труд и ее образ жизни, привязанность к семье. Потому именно этим своим делом и занималась активнее, чем обычно. Интересно…
Писательница задумалась.
— А в этот раз? — задала она вопрос. — Если теперь у нее клин на творчестве, она пробует писать? Или … Хотя… Ну, могу сказать, что в последние время свои идеи для моих романов она отстаивала тоже несколько упорнее, чем обычно.
— Так, — заявил Савелий. — Хорошо. У нас есть факт, что с Ириной такое уже бывало. Мы можем предполагать, что она под воздействием этого препарата писала все эти письма. Так же мы предполагаем,
