Кольцо блаженной Августины - Марина Владимировна Болдова
– А что на кухне, Игорь? И там беспорядок? Он что, пытался меня ограбить? Так ведь брать-то у меня нечего, он прекрасно знает! – Она все же не послушалась его и быстро прошла на кухню.
– Подожди же! – с досадой дернул Калашин ее за руку, но она уже открыла дверь.
– Он умер, да? – Она кивнула на меловой контур на полу. – Почему сразу не сказал, а? Его убили?
– Следов насильственной смерти не…
– Значит, сердце… он тайком глотал пилюли, я знаю. Скрывал, потому что, если бы узнали, выгнали бы с работы. Пока как-то удавалось же ему проходить медкомиссию.
– Я проверю.
– Ну понятно, что-то случилось, он перенервничал, приступ… Вот ты мне скажи, если он кинул столько народа, где деньги? И кого он там убил?
– То, что он убийца, не доказано.
– Кто такой этот Дашевский ему?
– Зять, Оля. Тот недавно женился на дочери Городца Дарье. Ты знала, что у него есть взрослая дочь?
– Знала. Но на тему своей бывшей семьи он не распространялся.
– А ты, деликатная моя, не настаивала…
Калашин оставил сестру только после того, как убедился, что та совершенно успокоилась. Пообещав освободиться пораньше, он отправился к Ульяновой.
* * *
– Лилия Модестовна, припомните все необычное, что происходило в семье Самуила Бенца. Начните с того времени, когда вы были детьми.
Они расселись вокруг стола в гостиной Ульяновой – он, Августина, Алла Биргер и сама хозяйка. Остывший чай, плюшки с цветной посыпкой, купленные, как он помнил, Августиной еще утром, оставались нетронутыми.
Перед его приходом три женщины и Мишка обедали – Ульянову только что отпустили из больницы (а хотел же еще утром подняться к ней в квартиру!). Суп в большой кастрюле принесла Августина, заставив всех подкрепиться перед серьезным разговором. Калашину также досталась большая тарелка борща, он быстро заглотил его, отметив про себя, что и соли маловато, да и перчика стоило бы сыпануть поболее. Но промолчал. Обеденная романтика закончилась, никто ни слова не сказал по делу, пока не отправили Мишку в спальню хозяйки, играть принесенными из дома игрушками.
– Ну, хорошо. Родители наши не дружили – соседствовали, и только. Да и дружить с моим папой было бы проблематично, – усмехнулась Лилия Модестовна. – Он приходил поздно, играл, знаете ли, в карты, ну и выпивал знатно при этом. А отец Самуила не пил совсем. Но видела я его редко – он буквально жил в своей мастерской.
Необычным для меня казалось тогда лишь одно – какая-то молчаливая покорность во всем тети Ии, матери Самуила. Бессловесной тенью та скользила по квартире, выполняя домашнюю работу. Тембр ее голоса я едва могу вспомнить – так редко его слышала. Самуил был тоже молчалив. Учились мы в одном классе – он, я и Тася Подольская, будущая жена Самуила. Ровно, без фанатизма, не стремясь выделиться. И знаете, никто и не пытался привлечь нас к участию в школьных мероприятиях. Наверное, мы были, выражаясь современным языком, изгоями. Но нас троих это ничуть не волновало.
О том, что я влюблена в Самуила, не знал никто. Уже лет с четырнадцати стало ясно, что он и Тася поженятся, а я… пойду в актрисы. Я вам сейчас даже не смогу сказать, за кого я больше переживала – за Тасю или за любимого, но сердцем чувствовала, что брак их – скорее сговор родителей, чем обоюдное желание. Поведение Самуила меня всегда возмущало – почти каждый вечер он уходил один на несколько часов из дома, никогда не приглашая Тасю пойти с ним. Что я могла тогда думать? Конечно, я решила, что он ходит к другой женщине. За Тасю было очень обидно…
– Вы не пытались за ним следить? – Калашин с удивлением заметил проступивший румянец на щеках Лилии Модестовны.
– Было, каюсь. «Довела» его до одного дома по Вознесенской, он вошел в арку. Ждала его больше двух часов, замерзла на ветру – сидела за кустом в палисаде на противоположной стороне улицы, на пеньке от спиленной березы. Вышел он один и направился обратно к нашему дому. Да, самое главное – в освещенном окне я видела два силуэта – его и… мужчины. Нет-нет, тогда никаких крамольных мыслей по поводу его сексуальной ориентации не возникло. Я даже немного успокоилась.
– Вы оставили слежку?
– Да. Хотя отлучки из дома не прекратились и после их свадьбы с Тасей.
– И мама не ревновала его? – Августина смотрела почему-то на него, Калашина. Он кивнул, подтверждая вопрос.
– Я говорила с ней – нет, не ревновала. Сейчас я понимаю, что она знала, где он бывает. Поэтому была так спокойна. После твоего рождения и смерти мамы, Авгуша, твой отец стал уходить из дома все реже. А потом по понедельникам начались эти странные встречи у вас дома – приходили одни мужчины. Ты помнишь, на это время я забирала тебя к себе?
– Нет, я была, наверное, совсем маленькой. – Августина отрицательно покачала головой.
– Я вот слушаю вас… Ничего странного не было в поведении Самуила. Я знаю, куда он уходил. – Алла пожала плечами. – Мой отец и брат были членами сообщества ювелиров, не помню уже названия, да и было ли оно? Этот союз или сообщество существовало с давних времен, до революции семнадцатого точно. Конечно, нас, женщин, на их сборища никто не звал, чем они там занимались, не докладывал, но ничего криминального в этих встречах не было. Они и не скрывались, боже упаси. Существуют же шахматные клубы, литературные, научные. Что-то в этом роде, я думаю, и представляла их «секта».
– Все бы хорошо, если бы один из членов этой секты, некто Борис Дашевский, не пытался отобрать кольцо у умирающего отца Августины. – Калашин посмотрел на нее. – И сейчас не было бы трех трупов.
– Да, раз уж заговорили о кольце. Я же полезла на антресоли не просто так, права ты, Алла! Хотела письма Таси найти – вспомнила, что та писала о нем! Придется вам, Игорь Сергеевич, повторить мой подвиг, если ступеньку лестницы возможно починить.
Калашин доставал с антресолей один чемоданчик за другим, пока Лилия Модестовна не приказала: «Стоп, этот – седьмой, последний!»
Нужное письмо Лилия Модестовна обнаружила быстро. Вытащив из конверта двойной тетрадный листок в клеточку, она пробежала глазами текст, потом молча протянула лист Калашину. Он внимательно прочел все строки.
– Вы уверены, что все, написанное вашей подругой, можно… обнародовать? – осторожно спросил он, невольно скосив взгляд на Августину.
Глава 37
Иосиф проводил клиента, перерыв в два