Холодные тени - Мила Бачурова
Генриха увели. Лоуренс подвел Брю к креслу и усадил ее.
– Кто-нибудь все-таки хочет пообедать? – спросил повар, который все это время простоял молча, с каменным выражением лица.
Брю мотнула головой. Стоящий рядом с ней Лоуренс вздохнул:
– Не очень, но это, наверное, необходимо.
Поскольку никто не возразил, повар, жестом позвав за собой помощника, скрылся в коридоре, ведущем в кухню.
Вероника повернула голову к Тимофею, который сидел неподвижно, глядя перед собой. Он, казалось, был настолько глубоко погружен в свои мысли, что при попытке выдернуть его оттуда мозг мог бы отключиться. И все же Вероника рискнула:
– Ну что, мы счастливы? – спросила она.
Тимофей еле заметно вздрогнул, моргнул. Взгляд его сделался более осмысленным.
– Он ничего не сказал обо мне, – сказал Тимофей.
– А… должен был? – озадачилась Вероника. – То есть ты, конечно, суперпопулярная мегазвезда, но все же…
– Отвертка, – напомнил Тимофей. – Отвертка в глазу. Это совершенно ясный намек на историю со Штефаном.
– Или – просто совпадение.
– Совпадение? – пробормотал Тимофей и повернулся к Веронике. – Ты думаешь?..
– Тиш, ну правда, подумай сам. Это ведь не запатентованный метод убийства, правда? Да я в фильмах такое видела тысячу раз. Парень на психе схватил первое, что попало под руку, и… Точно так же, как все произошло тогда. – Вероника положила свою левую ладонь на ладонь Тимофея и легонько ее сжала. – В этом деле слишком до фига намешано. Если учитывать все – получается полная чушь.
Подумав, Тимофей кивнул, и Вероника вздрогнула, почувствовав, как его пальцы сжались вокруг ее. Впрочем, это было всего лишь благодарное пожатие.
– Ты права, – сказал Тимофей. – Не думал, что такое когда-нибудь случится, но, похоже, мои эмоции стали влиять на мои аналитические способности.
– Это нормально, – заверила его Вероника. – Это называется быть человеком. А вот тебе еще одна загадка, для заминки, так сказать. Что это за хрень творится прямо перед нами?
– Накрывают на стол?.. – с полувопросительной интонацией произнес Тимофей.
– Да я не об этом. Я – вот про эту пару.
Лоуренс присел на корточки перед креслом, в котором сидела Брю. Он наклонился вперед и держал руки Брю у нее на коленях. Сцена выглядела так, будто они вот-вот сольются в страстном поцелуе под музыку, знаменующую конец фильма.
– Несколько часов назад Лоуренс называл ее тупой истеричкой или как-то так, – напомнила Вероника. – А теперь – такие нежности.
– Тебе это кажется подозрительным? – спросил Тимофей.
Вероника пожала плечом. Правым – тем, которое не привело бы в движение ее левую руку.
– Мне просто не нравится этот мудак, – искренне сказала она. – От слова «совсем».
– Лоуренса и Брю сблизила общая утрата, – сказал Тимофей. – Насколько я знаю, у людей это совершенно нормально.
Вероника усмехнулась:
– Тиша, ты все же как робот рассуждаешь.
– По-другому я рассуждать не умею.
Тем временем Брю начала говорить громко, обращаясь к одному лишь Лоуренсу:
– Я же не думала, что его выгонят из школы! Я просто… Это была шутка, понимаешь? Глупая и жестокая, конечно. Став взрослой, я не раз корила себя за это. Но я вовсе не хотела, чтобы…
– Тише, тише, – успокаивал ее Лоуренс. – Слушай, тебе нет нужды оправдываться. Ты была ребенком. Сколько тебе было? Десять лет, одиннадцать? Ты просто хотела, чтобы он от тебя отстал, так?
– Да…
– И ты просила его по-хорошему, не один раз. Верно?
– В-верно, – прошептала Брю.
– Он наверняка просто преследовал тебя. Да ему достаточно в глаза посмотреть, чтобы понять: это псих и маньяк!
Брю вдруг встала, высвободив руки.
– Если Генрих и стал таким – то лишь из-за меня.
– Это не так, – поднялся следом за ней Лоуренс.
– Это – именно что так. Теперь Габ мертва, а Генрих сядет в тюрьму до конца жизни. И все из-за меня… – Брю всхлипнула и отвернулась. – Я хочу побыть одна.
– Брю…
– Оставь меня!
Она выбежала из столовой, едва разминувшись в дверях с Конрадом.
61
В дверь постучали. Вероника дернулась во сне, но сон быстро утянул обратно. Реальный мир получил от нее более чем достаточно, теперь ей хотелось просто отдохнуть, завернувшись в два плотных одеяла и оставив где-то снаружи беспощадно воющую вьюгу и всю эту мутную историю с убийством Габриэлы. Убийца пойман, посажен под замок, и она наконец имеет право отдохнуть как следует.
Стук повторился. Веронике показалось, будто она даже в стуке различает занудную интонацию ночного визитера.
– Тиш-ш-ш-ша, – прошипела она, открыв глаза.
Когда стук раздался в третий раз, Вероника спустила ноги в шерстяных носках на холодный пол и, ворча, подошла к двери.
– Почему ты не спрашиваешь, кто стучит? – спросил Тимофей, ввалившись в комнату.
– Потому что, во-первых, убийца сидит под замком, а во-вторых, я знала, что это ты, – зевнула Вероника. – Что случилось, босс? Мне съездить на соседнюю станцию за твоим любимым йогуртом?
Тимофей уставился на Веронику.
– Откуда ты знала, что пришел я?
– По голосу. – Вероника, шаркая ногами, прошла обратно к кровати и снова залезла под одеяла, оставив снаружи только голову.
– Я ничего не говорил.
– А тебе, Тиша, и не нужно, – пробормотала Вероника. – Ты уже все сказал…
– Эй, не спи! – Тимофей тряхнул ее за плечи. – Мне нужно поговорить.
– Эк на тебя Антарктида действует! – Вероника окончательно проснулась и заняла полусидячее положение. – Да что случилось, блин?
Тимофей сел на край ее кровати и погрузился в задумчивость. Взгляд его был устремлен в темноту за окном, где продолжала бесноваться буря.
– Тиш? – позвала Вероника.
Тимофей вздрогнул. Вероника не могла отделаться от мысли, что здесь, в Антарктиде, Тимофей более, чем когда-либо, напоминает нормального человека. С нормальными человеческими слабостями.
Вытянув левую руку из-под одеяла, Вероника сжала его ладонь.
– Не покидает ощущение, что мы здесь расследуем не одно дело, а два или даже три, – сказал Тимофей.
– Мы уже всё вроде как расследовали, – напомнила Вероника. – Осталось только оформить по закону – и здравствуй, теплый мир.
– Хорошо, – кивнул Тимофей. – Тогда просто выслушай меня и скажи, что я все усложняю и на самом деле все не так.
– Это я могу. – Вероника согнула ноги в коленях и приготовилась слушать.
– Смотри. Генрих Вайс учился вместе с Брюнхильдой до пятого класса. В пятом классе у них произошел конфликт, и Генрих был вынужден перевестись в другую школу. Он вырос, выучился на автомеханика. Начал зарабатывать, сделал операцию, почти избавился от лицевого дефекта. Но в какой-то момент, ни с того ни с сего, безо всякого очевидного триггера начал писать анонимные письма Брюнхильде…
– Для психа это норма, – вставила Вероника. – Может, полнолуние повлияло. Или птичка
