Андрей Воробьев - Дело о продаже Петербурга
— Если длина пароля шесть знаков, то мой «пятисотый пень» («Pentium с процессором 500 мегагерц», — догадался Алексей) разгадает ее, максимум, за пять секунд. Но это, если одни цифры. Если будут вперемешку строчные и заглавные буквы, то может потребоваться больше суток. Ну, а если смесь строчных, заглавных букв, цифр и спецсимволов — ну, всяких там «собак», «баксов», восклицательных и вопросительных знаков, — может повезти через месяц. Но это не самое страшное, — Бочков чуть подался вперед. — Максимальная длина пароля в этом архиваторе — двадцать четыре знака. А теперь прикинь, сколько времени надо, чтобы разгадать пароль, если твой друг впал в маниакальное депрессивное состояние. К тому времени человечество к звездам полетит!
Лоб Алексея покрылся испариной.
— Ладно, не вешай нос! Если твой шпион не полный шизофреник, он никогда такого не сделает. Ты сам подумай, каково каждый раз набирать более двадцати знаков?
Боча застучал по клавишам соседней машины.
— А сейчас я попробую определить пароль с использованием большого словаря. Машина должна его распотрошить минут за тридцать. А уже потом, если будет все плохо, пойдем в «брут форсе».
— Куда-куда пойдем? — Алексей старался говорить негромко, но все равно боялся, что его услышат. Дело было не в конспирации, просто он не хотел, чтобы в компьютерном центре его знали, как «ламера».
— «Брут форсе», — Боча улыбнулся, — это не название соседней фирмы или итальянского ресторанчика. Американцы так называют лобовую атаку. Компьютер будет перебирать комбинации, пока не остановится на правильной. О сроках я тебе уже говорил. А ты пока садись и думай о его любимых женщинах и музыкальных группах.
— Над чем?!
— Мужики, Леша, обожают использовать в качестве пароля короткие слова из ненормативной лексики. Иногда пишут названия музыкальных коллективов, а особо сентиментальные — любимых женщин или детей. Вспомни о нем все, что можно. Я пока поставлю соседний «пень» на работу, пусть он «грабит» словарь. Пока это все, чем я могу помочь. А нам еще полчаса осталось резаться. Мне надо замочить Rippera, у меня с ним старые счеты. — Боча снова уткнулся в свой монитор, и схватка с дикими кровожадными криками продолжилась. Нертов безнадежно уселся рядом.
Боча явно переоценил информированность своего друга по части пристрастий покойного Ивченко. О его музыкальных пристрастиях Нертов не имел никаких представлений. То же самое относилось к женщинам. Алексей не знал даже, какому матюгу бывший депутат отдавал предпочтение (если матюгался вообще). Конечно, неплохо было бы узнать номер паспорта Ивченко. Может, номер кредитной карточки или машины. Выяснить, когда он родился… А вдруг, это знает Александрыч, намедни удравший из больницы? Ведь именно он был с Расковым в квартире, в которой арестовали маньяка, зарезавшего… подругу депутата! Вот, хотя бы одна женщина.
Александрыч поднял трубку сразу.
— Привет, — недовольно буркнул он, услышав нертовское «алле». — Нормальные люди сейчас футбол смотрят. Кубок чемпионов, как-никак.
— «Гаси» его, гада! — крикнул во всю глотку один из верстальщиков. Голос Александрыча тотчас сменился на испуганный:
— Леша, говори адрес скорей! Сейчас приедем.
— Не надо, — успокоил его Нертов. — Это взрослые люди играют в электронных солдатиков.
— В такие игрушки играют в психушке, — скаламбурил Александрыч. Видимо в отместку, он прибавил громкости у телевизора. — Ну, какая проблема, если гада без тебя «погасили»?
— Помнишь, весной была история с депутатом Ивченко? Когда маньяка пристрелили при необходимой обороне?.. Как звали женщину, в квартире которой это все случилось?
— С какого черта все помнить… Блин, бей, лудила! Ну, чего попой кверху валяешься?
— У тебя проблема? Может, приехать? — участливо осведомился Алексей.
— Не издевайся! Он же должен был сам бить, а не выеживаться с мячом… Ну, чего сейчас-то валяться? Фиг тебе дадут, а не пенальти!
— В каждой избушке свои погремушки. Слушай, будь человеком, оторвись от телика.
— Сейчас перерыв будет, — заметил Александрыч. — Знаешь, я свои старые мозги насиловать не стану. Позвоню лучше Касьяненко. Помнишь того шустрого парнишку, который все бегал по маньячным делам?.. Ну, пока.
Минут через десять в кармане заблеял мобильник. Нертов машинально взглянул на часы: по обычному футбольному расписанию уже пять минут, как был перерыв.
— Повезло тебе, юрист, — доложил Александрыч. — Касьяненко на месте оказался. Зовут ее Кристина. А теперь скажи, какого хрена тебе она понадобилась?
— У Арчи собака родила. А он не знает, как щенка назвать, — Алексей, отключил трубку. Он знал, что пожилые джентльмены, вроде Александрыча, готовы долго общаться. — Боча, надо имя попробовать…
Слово «Kristina» компьютер не принял.
— Бабешка оказалась левой, — заметил Боча. — Какого года рождения твой шпион?
— Пятидесятых, — Нертов был неуверен.
— Обязательно введи «Beatles».
— Сомневаюсь. Лучше начать с Зыкиной, — начал злиться Алексей. Потом быстро отстучал на клавиатуре слово «Kris» и нажал на Enter.
Экран мигнул и вдруг наполнился текстом.
— Маму твою! — ахнул Боча. — Полный порядок.
* * *Ранним утром Женевьева получила то, что ожидала, да впрочем, что и заслуживала — добротную выволочку от Арчи. Не ограничившись банальными упреками, тот разыгрывал целые сцены в лицах, описывая, как в два часа ночи его будит телефонный звонок и он мчится в отделение выяснять, каким образом его знакомая-француженка избила несовершеннолетних девчонок. Арчи сперва изображал недоумевающего начальника РУВД, потом еще более недоумевающего чиновника из консульства и рассвирепевшую мамашу одной из девиц. Женевьева согласно кивала: да-да, не очень хорошо получилось.
Мэй издали наблюдала эту словесную экзекуцию и решила помочь Женевьеве наиболее доступным способом: начала жрать хозяйский ботинок, стараясь издавать при этом как можно больше звуков. Арчи отобрал у нее свою обувь, схватил сложенный поводок, после чего уже Женевьеве пришлось защищать собаку.
— Все вы, бабы, заодно, — грустно заметил частный сыщик. — Короче, запомни, Женька! Наказание будет простым. Сегодня будешь под домашним арестом. Погуляй с собакой, а дальше — ни ногой. Узнаю — отправлю в Париж.
Женевьева, понимая, что ее Николя не шутит, только прижалась к Мэй и просидела на стуле, положив на колени ее мощную морду, минут десять. Потом дверь звучно захлопнулась — Арчи удалился. Собака тихонько заскулила.
— Не плачь, Маша, — француженка продолжала перебирать жирную холку своей подружки. — Сейчас мы устроим хорошую релаксацию.
С этими словами она открыла холодильник, вынула оттуда копченый окорок и, отделив от него увесистый шмат, протянула Мэй. Та с достоинством приняла угощение с ладони, после чего легла рядом, неторопливо работая челюстями. Себе Женевьева заварила кофе, налила рюмку «Бейлиса» и вынула из буфета неприкосновенный запас Николая — большую подарочную коробку грильяжа в шоколаде. Сев в кресло возле журнального столика, она наконец-то решила познакомиться с содержанием большой папки, на которой была наклеена фотография самой Мэй Квин Лайки Стар о’Кэнел, из чего француженка заключила, что там родословная и фотографии, повествующие о некоторых этапах собачьей жизни.
Однако она ошиблась. С каким-то садомазохистским удовольствием ее Николя на протяжении последних лет собирал все, что городская «белая», «полужелтая» пресса и таблоиды в чистом виде писали о ротвейлерах. Подумав, Женевьева решила не отказать себе в удовольствии, а заодно проверить, хорошо ли она читает по-новорусски. «Псы-убийцы в поле» — бросилось в глаза название первой статьи. «Собака бывает кусачей даже от жизни с Версаччи» — гласило следующее. «Растерзанного бомжа не смогли съесть даже друзья»…
«Наверное, друзья бомжа были, как это по-русски, с большого бодуна», — решила Женевьева.
«После того, как милиционеры истратили два магазина пистолета Макарова, черное чудовище продолжало метаться по ним. Пришлось завести “газик” и раздавить собаку» («Неужели вместе с несчастными милиционерами?» — Ужаснулась читательница).
— Что, Маша, с вами без танка справиться нельзя? — Женевьева, погладила собаку. — Как можно победить маленького ротвейлера, если в милиции нет своего маленького танка?
Мэй согласно проворчала, мол, иначе не справиться никак, особенно если представить добродушную собаку эдаким монстром-выродком, расстрелом которого можно оправдать непрофессионализм и просто людскую подлость. В подтверждение этой мысли Мэй ткнулась холодным носом в ладонь Женевьевы и щекотно лизнула ее за запястье. Француженка засмеялась
