Валерий Еремеев - Черный ангел
— А если я вам скажу, что у меня было видение, из которого я понял, где мне надо искать? Что тогда?
— Тогда? — вскидывает на меня свои лохматые брови архиепископ, — тогда я скажу: «Темнишь, Сережа, ой темнишь! Кого обманываешь? Грех ведь обманывать, а обманывать лицо духовное — вдвойне грех. Ибо не меня ты обманываешь, а Господа, а Его еще никому обмануть не удалось!»
Чтобы поставить точку в этом скользком вопросе, я говорю, что у меня есть точная информация от некоего лица, которому я дал честное пионерское, что сохраню его имя в тайне. Вот поэтому я и вынужден молчать до поры до времени.
Господа я этим, конечно же, не обманул, кишка тонка, а вот Феодосий стал немного поспокойнее. Он продолжал ворчать по стариковски, но все-таки мне удалось его уломать.
Как видите терпение и настойчивость — это такие же необходимые для хорошего детектива качества, как ум, сообразительность и умение делать логические выводы.
3
Прибывший «от Гены» мало напоминает прапорщика и военного вообще. Скорее уж продавца мандарин и сушеного инжира. Это типичный кавказец примерно одинакового со мною возраста. Услышав условную фразу, он показывает мне на стоящую на противоположной стороны улицы ярко красную «Хонду».
— Тачку, видишь, да? Туда иди.
Я ухожу, а он остается на месте. По пути я оглядываюсь и вижу: он идет в противоположную от машины сторону. В «Хонде» еще двое, очень похожие на первого. Один сидит за рулем, другой разместился на заднем сидении. Я открываю дверь и заглядываю в салон.
— Зачем стоишь на пороге? — спрашивает тот, что сзади, смуглый парень с какими-то нескладными чертами лица и большими оттопыренными ушами, — залезай, не бойся. Наш тавар, твой купэц.
— Так не вижу я пока никакого товара.
— Так и я пока тоже не вижу дэнэг.
Я раскрываю спортивную сумку, которая при мне и достаю оттуда уже упомянутую пачку «капусты», как недавно показывал продавцу, потом кидаю ее обратно. Ушастый одобрительно кивает, поднимает с полика и ставит на сидение черную сумку, похожую на мою, только больше. Расстегивает молнию. Сумка до половины наполнена прямоугольными брусками, издали похожими на куски хозяйственного мыла.
— Этим не то, что форель-макрель глушить можно. Бэлый медведь взрывать можно.
— Взрывчатка хорошая?
— Обижаешь, дарагой. Товар первый сорт, мамой клянусь. Сам бы пользовался, только шума не люблю. Я вижу, ты клиент серьезный, поэтому для тебя еще кое-что есть.
Из другого отделения он достает лимонку Ф-1.
— Нравиться, дарагой?
— Нравится. Много этого добра?
— Для рыбалки хватит. Садись, пожалуйста.
Я забираюсь на сидение, но дверь закрыть за собой не успеваю. Тот, который подходил ко мне на скамейке, быстро вскакивает вслед за мной.
Всей своей массой он оттесняет меня от двери и приставляет к горлу финку.
Не могу понять, откуда он взялся? Перед тем как сесть в тачку, я осматривался по сторонам и мог побожиться, что ближе, чем на пятьдесят метров, не видел никого постороннего. Шустрый парень, ничего не скажешь.
— Сиди спокойно. Будешь хорошим, будешь здоровым, — говорит тот, что с ножом, который «от Гены», — а будешь плохим, шашлык из тебя делать будем. Хочешь шашлык?
— Не хочу.
— Умница, давай, Гиви, поехали, а то, здесь слишком людно.
Гиви, который уж запустил в двигатель, трогается.
— Давай бабки, лох, — приказывает мне лопоухий.
Я пытаюсь оттянуть молнию на сумке, которую держу на коленях, но у меня получается открыть только на сантиметров десять. Сейчас я играю в игру под названием «Трясущиеся руки».
— Да ты не волнуйся так, — успокаивает меня лаврушник, который поигрывает ножом возле моей шеи.
— А ты бы не волновался? Не могу открыть, замок заклинило.
Ушастый теряет терпение и отбирает у меня сумку. Так как молния в самом деле не поддается, он втискивает лапу, покрытую густой растительностью в образовавшееся отверстие.
От вопля, который он издает, у меня чудом не скручиваются уши. Мне еще никогда раньше не приходилось слышать такие вычурные ругательские слова, обильно разбавленные словами всех кавказских диалектов. Правду сказал продавец в «Охотнике» — хороший капкан, импортный. Однако, сейчас мне не до фольклорных изысканий. Еще не успел утихнуть его первый возглас, а я уже выкручиваю кисть чувака, сжимающую перышко, а другой рукой с силой всаживаю свой нож, который все это время, находился у меня в рукаве, наподобие козырного туза, в его бедро.
В то время, когда его кореша голосят дуэтом, ведущий тачку Гиви, теряется, явно не зная как поступить. Бросить руль и сразу кинуться на помощь или сначала остановиться, а потом заняться мной? Он снижает скорость и прижимается к бордюру, левой рукой, держа руль, другую, запуская под куртку. Но к этому времени, я уже успеваю у одного отобрать нож, отоварить другого с капканом на лапе по роже, завладеть лимонкой и даже выдернуть чеку.
— Лапы на руль положи, вонючка! Так, чтобы я видел. У меня граната! На вот, держи на память, — с этими словами, я кидаю кольцо от лимонки ему на приборную доску и кричу остальным: — Пасти позакрывайте, урюки. Еще хоть звук из ваших гнилых рыл вылетит, взорву всех к гребаной матери! А ты, Гиви, не останавливайся, продолжай ехать.
Оба страшно бледнеют и замолкают. Лица Гиви мне не видно, но и он приказ выполняет беспрекословно. Граната, видать, и в самом деле настоящая. В этом они меня не обманывали.
— Ну, что абреки, может поиграем в «А ну-ка, отними»? — говорю я поигрывая лимонкой перед их физиями.
Играть они не хотят. Через минуту, тот, что с капканом, просит, в паузах между словами кусая бледные губы.
— Послушай, дарагой, можна я сниму эту штуку. Мнэ очэн болно.
Второй, прижав руки к колену, в котором до сих пор торчит мой нож, только хрипит и мечтает, чтобы он сделал со мной, если бы ему представилась такая возможность.
— Потерпи, дорогой, потерпи, скоро приедем. Я же тоже терплю. Знал бы ты, как у меня устала рука держать эту хренотень, — ласково так успокаиваю я, помахивая зеленой дурой.
Когда мы оказываемся на пустынной улочке, я велю Гиви, снизить скорость до двадцати километров в час, но не останавливаться.
— Прыгай, курдюк, живо. Пока я гранату на тебя не уронил, — говорю я подрезанному.
Долго его упрашивать не надо, он переваливается через порог салона и неуклюже плюхается на асфальт.
— Привет Гене! — кричу я на прощание.
Дальше наступает очередь лопоухого. Под моим пристальным наблюдением, и с помощью моих же советов, он пытается высвободить из капкана окровавленную руку. Начало у него не очень удачное. Ну не охотник он, что уж тут поделаешь!
— А ты лапу перегрызи, как дикий зверь! — говорю я. — Не можешь? Слышь, Гиви, у тебя в бардачке, случайно, нет ножовки?
Гиви не отвечает и, только недовольно сопя, держится за баранку. Наконец, нескладный кавказец с большими ушами освобождается и следует за своим корешом, то есть прыгает на дорогу.
— Вот видишь, Гиви, как только твои дружки вышли, насколько дышать легче стало. А то они всю машину забздели. Они у тебя что, окромя гороха, ничего больше не жрут?
— Смейся, смейся, — цедит сквозь зубы водила, — мы еще с тобой увидимся, посмотрим тогда, что ты жрешь.
— Не при этой жизни, парень. Ну-ка, видишь подворотню? Давай, рули туда!
Не успевает он затянуть стояночный тормоз, как тут же получает от меня в подарок удар гранатой по башке и падает на руль. Подворотня оглашается бибиканьем. Я сваливаю его с руля на соседнее сидение и подбираю кольцо. Осторожно вставляю чеку на место и разгибаю в стороны проволочные концы. Разминаю кисть. Она у меня слегка онемела. Теперь посмотрим, что Гиви так упорно пытался искать под курткой? Ну-ка, что там у нас? Ух ты! Надо же — «Макаров». Настоящий! Заряженный! Полная обойма маслин. Вот как все удачно складывается, хотел пороха купить, нос погреть, а вместо этого целую волыну справил. Теперь мне это вся пиротехника вроде бы и не к чему. Капкан тем более.
Подумав несколько секунд, я все-таки прихватываю сумку со взрывчаткой с собой.
Все прошло, даже лучше чем я предполагал, ведь, говоря по правде, я с самого начала собирался кинуть этих ребят, хотя бы потому, что прекрасно понимал, что мой клиент совсем не обрадуется, узнав, на что я трачу его денежки. Теперь мне даже не надо беспокоится о своем морально-психическом состоянии. Совесть у меня чиста — не я первый начал.
Теперь мне надо отыскать, место, где девять лет назад сгорел неизвестный мне некий Купорос.
Глава XII
1
Ровно через двадцать четыре часа, как я впервые познакомился с юрисконсультом Александром Евгеньевичем Письменным, я возвращаюсь в его офис. Как и в прошлый раз, он там совершенно один. Не очень-то похоже, что Александр Евгеньевич страдает от избыточной клиентуры. Рискну предположить, что за последнее двое суток я и та женщина, что приходила накануне, являемся его единственными клиентами. Хотя зачем ему клиенты? У него ведь есть его дружки, с которых он тоже не прочь урвать, но хотя бы как в случае с Лаптевым.
