Вячеслав Сухнев - Грязные игры
- Почему не сможешь?
- Потому что... как бы сказать... лица невыразительные.
- На себя глянь, - вздохнул Седлецкий. - Так... Самый сильный аргумент в пользу того, что полковник уехал с нами по сговору, это пропажа бумаг из сейфа. Ключ к нему был только у Адамяна.
Спасибо, Георгадзе, за содействие. Твоих услуг в Москве не забудут.
- Позвольте переговорить с вами наедине? - спросил Георгадзе.
- У меня нет секретов от коллег, - сказал Седлецкий.
- И все же, - проявил настойчивость Георгадзе.
Они отошли к реке, бормочущей неподалеку.
Седлецкий обежал взглядом темную холмистую равнину, вдохнул свежий воздух с реки и спросил:
- Что, дружище, маловато показалось "лимонов" Адамяна?
- Не в деньгах дело. Хотя без моей помощи, сами понимаете, вам было бы...
- Не бери на себя много, парень, - перебил Седлецкий. - Не ты - другого нашли бы.
- Возможно. Но другой не был бы заместителем начальника особого отдела. Я помог вам не потому, что поверил сказкам Сараны. В Шаоне я успел узнать, кто вы на самом деле. Мне посоветовали держаться от вас подальше. А я, как видите, не внял этому доброму совету.
- Отчего же?
- Оттого, что увидел перспективу. У вас нет людей в Отдельной армии на уровне моей должности.
А если меня назначат начальником отдела...
- Хорошо. Доложу руководству о твоем предложении. Сарана свяжется, когда понадобишься.
Георгадзе кивнул и пошел к своей "Волге", а Седлецкий вернулся к фургону.
- Вот ваши документы и командировочные удостоверения от хозуправления Министерства обороны, - сказал Сарана. - Накладные на помидоры в порядке. Тут, в сумке, деньги на дорожные расходы.
Автоматы с боекомплектом - в кабине под сиденьями. Ну, ни пуха ни пера!
- К черту, - сказал Седлецкий. - Спасибо, Сарана. Ты отлично поработал. Как думаешь, Мирзоев, из него получится хороший оперативник?
- А чего там! - согласился Мирзоев. - Парень молодой, яйца свежие. Только держи ухо востро, брат, с Георгадзе. Он вовсе не дурак. И прощай, авось еще увидимся.
- Почему нет... Шарик маленький.
- Какой шарик?
- Земной, - вздохнул Сарана.
Он пожал всем руки и ушел в темноту. "Волга", мелькнув красными стоп-сигналами на повороте, умчалась в Ставрополь. Они забрались в просторную кабину рефрижератора.
- Прапорщик Свиридов, - улыбнулся водитель. - Можно - Вася.
Был он молодой, конопатый и белозубый, с редкими китайскими усишками.
- Сейчас и мы представимся, - сказал Мирзоев, раскрывая свое удостоверение. - Прапорщик Билялетдинов... Н-да. Что я им там, в Москве, сделал плохого? Ну, в звании понизили... А фамилия, где они ее откопали?
- Зато я - старший прапорщик, - похвастался Седлецкий. - Ковальчук Хведор Ахванасьевич. От яке дало! Старший, значит, командир.
- Да вас, хохлов, салом не корми - дай покомандовать, - вздохнул Мирзоев.
- Молчи, татарва! Слухай мою команду, ты, Биля... Биля... Тьфу! И ты, Василий... Спать! Подрыхнем часок - и в дорогу. Путь неблизкий. Спаси и сохрани нас, Никола-угодник, покровитель странствующих и путешествующих...
- Вот, значит, как запел, - засмеялся Мирзоев, устраиваясь на рундуке за спинками сидений. - Ох-хо, это тебе не спальный вагон.
- Зато и не ящик в холодильнике, - откликнулся Седлецкий.
- Скажите, - помялся водитель, - а тот всю дорогу так? Как пенек?
И ткнул пальцем в направлении фургона.
- Ты за него не волнуйся, - сказал невидимый Мирзоев. - Он сейчас кайф ловит.
- А я уже такого возил, - похвастался Василий. - В этой же машине. В прошлом году, из Бендер.
- Не боишься, что язык вырвут? - рявкнул Седлецкий. - Гаси свет!
Заснули они моментально, набирая силы перед броском через пол-России с юга на север.
23
"Гражданская война всегда имеет некоторые силы внутри страны, которые по разным причинам заинтересованы в ее стимулировании и развитии...
Ее этапы в России - это: сначала апрельские события, потом раскол ФНС с выходом из него организации, затем создание новых политических союзов и группировок на фоне ухудшения уровня жизни народа... Дальше - перенесение конфликта в парламент, затем из парламента - перенос на национально-религиозную почву, с последующим обострением и накаливанием до температуры открытого конфликта...
Радикальная часть президентского окружения работает на это, и президент оказался в данном случае по крайней мере заложником, а возможно, и соучастником".
С. Кургинян в интервью С. Элыаановичу
"Залпы по Таджикистану - предупреждение России".
"Правда",
1993, 10 августа.
- Где ты была? - сонно спросил Акопов.
- В душ ходила. - Людмила зашелестела халатом. - Такая жарища...
Они спали в комнате на первом этаже. На втором, у пультов, сидела смена - супружеская пара, присланная Савостьяновым.
- Опять этот Борис курит трубку, - шепнула Людмила. - Чувствуешь?
- А мне нравится запах. Хороший табак.
Он обнял ее - упругую и свежую, чувствуя, как медленно теплеет под ладонями прохладная нежная кожа.
- Иди ко мне...
- Не надо, Сережа... хватит. Спи - завтра тяжелый день.
- Да. Тяжелый. И, наверное, последний на этой чертовой даче.
- Почему - чертовой? Разве нам тут было плохо?
Он долго молчал.
- Нам тут было хорошо, - сказал наконец. - Слишком хорошо. Плохо, что это кончается. И плохо, что я к этому, оказывается, привык.
Она лежала, положив ему голову на плечо, и он вдруг почувствовал короткий влажный ожог.
- Ты плачешь?
- Немножко. Я ведь еще и баба, а не только твоя напарница. Извини, Сережа!
- Ах ты, Господи! - сказал он с тоской. - Как хочется, чтобы ты назвала меня когда-нибудь настоящим именем...
- Когда-нибудь?
- Да...
Она вскоре успокоилась и забылась. Короткая летняя ночь ползла за окном. А он смотрел на медленно светлеющую полоску неба между шторами и не смел пошевелиться - затекла рука, на которой спала Людмила. Вдалеке крикнул петух, по соседству отозвался другой. Рассветный ветер качнул в саду старые яблони, и они тяжело вздохнули. А ведь все просто, подумал он, слушая скрипы и шорохи во дворе. И улыбнулся осторожно, словно боялся порвать кожу на скулах. Улыбнулся и заснул, и ничего ему не снилось...
За завтраком сменщик Борис спросил:
- Где я тебя видел?
- На стенде "Их разыскивает милиция", - сказал Акопов, глядя в тарелку с овсянкой.
- Нет, не там. Но видел точно!
Борис был раздавшимся рыхлым мужиком, хотя и не совсем уж пожилым. Что называется, без особых примет - круглое лицо, нос картошкой, маленькие глазки цвета пыли, еле заметные брови, тонкий рот и зачесанные назад бесцветные волосы.
Из таких, что наткнешься в толпе - через минуту не вспомнишь. Единственной приметой, из-за которой бывшему оперативнику пришлось подаваться в технари, был багровый пузырчатый рубец. Он шел по плечу через ключицу, захватывая левую сторону шеи и прячась за скрюченным бесформенным ухом.
В одной из командировок Борис горел в "вертушке"
под Багланом.
И жена его Нина тоже внешне не выделялась - невысокая, с темными короткими волосами и мелкими чертами смугловатого лица. Пока не родила второго, она считалась мастером наружного наблюдения. Но и ей пришлось переучиваться. Впрочем, на судьбу супруги не жаловались, службу исполняли не за страх, а за совесть. И насчет спокойно обеспеченной старости не сомневались. За царем не пропадет...
Они жили на даче почти неделю, и, встречаясь с ними у аппаратуры или за обеденным столом, Акопов чувствовал глухое и необъяснимое раздражение. Хотя прекрасно понимал, что не имеет никакого права на подобные эмоции. И все же... Пока тут не было супругов Селезневых, старый дом представлялся убежищем, этаким уютным, пусть и скрипучим, гнездышком на двоих. А теперь дача превратилась в базу, в схрон, в рабочую точку. Все стало на место. Управление покупало дачу не для того, чтобы Акопов здесь расслаблялся в обществе милой женщины - дом нужен был для дела. Для того, чтобы свернуть шею Антюфееву и его друзьям. Конечно, Борис мог бы быть не таким бесчувственным бревном: не изводить старыми глупыми анекдотами и почаще менять футболки... Но тут уж ничего не попишешь. Напарников не выбирают.
- Ну, так где я тебя видел?
- Отстань от человека! - сказала Нина и шлепнула мужа по спине. - И перестань дымить - не в ресторане.
- Должен вспомнить, - упрямо сказал Борис. - Ты же знаешь, Нинок, я ничего не забываю.
А тут - провал. Обидно!
- Ладно, хочешь, скажу, где ты меня видел? - спросил Акопов, принимаясь за чаепитие.
- Нет! - панически замахал руками Борис. - Я сам должен вспомнить. Сам!
Из комнаты на первом этаже вышла Людмила.
Как всегда, свежа и прекрасна.
- Идите отдыхать, - сказала она супругам. - Постель готова, ставни прикрыты.
Борис потер лицо, выбил трубку и шутливо козырнул:
- Пост сдал! Начнется шухер - будите...
День поворачивался к вечеру, а "шухер" не начинался. Акопов изобразил в огороде трудовой героизм - прополол картошку, выбрал в клубнике спелые ягоды. Работал он в одних легких спортивных штанцах, а солнышко нагоняло загар.
