Сергей Задонский - Посыльный "серой стаи". Книга 1. Гонец из прошлого
Но вернемся к «нашим» воинским частям.
Глава 47
Вечерняя экскурсия на выброшенную морем подводную лодку прошла спокойно, но как-то неинтересно.
Предприимчивые турецкие бизнесмены уже все подготовили для осмотра туристов: вокруг субмарины была построена узкая пешеходная дорожка, огороженная красной лентой с запрещающими проход знаками, что не позволяло приблизиться к лодке вплотную. У рубки, в основании которой зияла огромная дыра от попавшей в неё турецкой противокорабельной ракеты, дорожка совершала трехпролетный ступенчатый подъем на смотровую площадку, где и завершался осмотр показом достижений боевого мастерства военных моряков Турции, а именно — пробоины.
Собравшуюся у места начала экскурсии группу наших путешественников во главе с представителем Генконсульства встретил гид, который неплохо объяснялся на русском языке. Он извинился за городское управление туризма, которое издало распоряжение, что в силу не выясненных до конца причин появления у турецких берегов этой подводной лодки фотографировать и снимать видеокамерами с близкого расстояния новую достопримечательность запрещено.
К услугам гостей и туристов во временном павильончике была организована продажа открыток с видом подводной лодки на фоне моря в различных ракурсах, по-видимому, изготовленных по указанию местных властей.
Глядя на все нехитрые приспособления для осмотра корабля, Сергей понял, что кто-то просто не заинтересован допускать посетителей и туристов ближе. Михайлову не хотелось думать, что эта предосторожность городских властей связана именно с их, посольской, и, в частности, его, Сергея, миссией в этой стране, так как, если бы турки хотели скрыть субмарину от русских вообще, это им вряд ли удалось бы: в Трабзоне размещается российское Генеральное Консульство; два раза в неделю приходили паромы из Сочи и Одессы с тысячами русских и украинских челноков; из трабзонского аэропорта ежедневно вылетали русские пассажирские и транспортные самолеты, причем при взлете или посадке они летели на очень малой высоте прямо над лодкой.
При подъеме на смотровую площадку у рубки Сергея как-то незаметно отделили от Саши и его семьи, в результате он оказался рядом с Макаровым и его ребятами-телохранителями. Пытаться сейчас изменить свое положение, по мнению Михайлова, было бы глупо, и он, спокойно стоя впереди офицера безопасности, слушал лепет гида.
Тот, явно ничего не понимая в военно-морском флоте, военных кораблях вообще и в подводных лодках в частности, путаясь в русской лексике и мировой истории, плел своим слушателям о былой и настоящей мощи турецких ВМС.
Сергей же, стараясь не привлекать внимания людей Макарова, тщательным образом осматривал лодку. Боковым зрением он отмечал, что куда бы он ни обращал свой взгляд, туда же поворачивались головы его трех соседей.
Наконец взгляд Михайлова остановился на рубке.
Прожектора освещали подводную лодку с противоположной смотровой площадке стороны, и рубка превратилась для посетителей в громадную черную гору в белом ореоле света от прожекторов.
Пробоину же, наоборот, изнутри корпуса подсвечивали розовыми лампами, что, по мнению создателей этой композиции, должно было символизировать неотвратимость кары за покушение на покой и мир турецких граждан.
Однако одна особенность привлекла внимание Сергея. Розовая подсветка трюма корабля высвечивала какие-то непонятные точки на стальной громаде рубки почти над местом попадания ракеты. Сначала Михайлов думал, что это эффект воздействия на глаза лучей галогеновых прожекторов, установленных на той стороне лодки. Имитируя ситуацию попадания постороннего предмета в глаз, Сергей потер веки, несколько надавив на них у самого носа. Это он знал ещё с армии. После такого точечного массажа зрение резко улучшалось.
Но и после этого точки на рубке не пропали.
Тогда Сергей подумал, что это следы множественных осколочных попаданий от взрыва ракеты. Но тут же отбросил эту версию, заметив некую систему в их расположении на корпусе рубки.
«Скорее всего, — размышлял Михайлов, — здесь было что-то, прикрученное болтами и крепившееся заклепками к обшивке рубки. И наверняка Игорь Вячеславович был прав — это та самая лодка. Но как теперь узнать её номер? Взрывной волной металлический номер был сорван со своего места и сейчас, видимо, покоился на морском дне. Быстрее бы заканчивалась эта экскурсия; необходимо срочно переговорить с Сашей! Может, он что посоветует?»
Видимо, по ходу своих размышлений Сергей машинально начал продвигаться к выходу со смотровой площадки. Это не осталось без внимания сопровождающих его людей Макарова. Сам офицер безопасности остался с основной группой экскурсантов, а двое других уже стояли внизу, поджидая остальных.
— Это та самая лодка, — не скрывая радости, шепнул Сергей Богуславскому, наклонившись прямо к его уху, — я в этом уверен!
— Сам вижу, Серж, но не надо же так откровенно, на нас и так пялятся во все глаза. Поговорим при встрече с Голубевым. А теперь отдыхай, но ни в коем случае не оставайся один или с людьми Макарова.
Сергею стало немного обидно за бесстрастное отношение к его сообщению, и он подумал, не зря ли доверился этим ребятам из аппарата военного атташе: ведь практически он, Сергей, выполнил просьбу Трофимова без чьей бы то ни было помощи.
От такой несправедливой самооценки Сергею стало не по себе. Отбросив все сомнения, он решил, что в данный момент положиться можно только на них, а Трофимову, без сомнения, самому будет интересно встретиться с ними и переговорить. «Я уверен — у них будет о чем поговорить», — с такими мыслями, помня все наставления Голубева и Богуславского, чуть ли не бегом он направился в гостиницу.
Спустившись к основанию смотровой площадки, он увидел странную процессию: видимо, по специально уложенной для этой цели дорожке у основания корпуса субмарины женщина в форменной одежде какого-то монастыря или госпиталя катила инвалидное кресло, в котором сидел преклонного возраста мужчина в черном костюме и белой рубашке с галстуком-бабочкой. Обшлага рукавов на свету прожекторов отсвечивали золотыми нашивками галунов, свидетельствующими о том, что этот старый человек принадлежит к морскому братству. И хотя мундир его был совершенно новым, что называется, с иголочки, в руке он держал старую, помятую морскую фуражку с белым верхом, на котором в свете люминесцентных ламп можно было без труда разглядеть темные пятна.
Вокруг кресла-каталки, как когда-то рыцари «свиньей», шли охранники, один из которых вежливо, но с силой отодвинул Сергея от дорожки. Замыкающий охранник нес в руке медицинский саквояж с красным крестом на боку.
Когда эта кавалькада поравнялась с Михайловым, он сумел рассмотреть на лацкане кителя старика странный значок. «Надо не забыть сделать эскиз и показать Голубеву. Ведь неспроста здесь появился этот старик», — подумал молодой дипломат и направился в гостиницу.
А тем временем старика подкатили к корпусу подводной лодки. Он осмотрел снизу всю эту стальную громадину и рукой с зажатой в кулаке фуражкой показал на субмарину. Тут же подошли два телохранителя, подняли коляску вместе со стариком и бережно поднесли к корпусу лодки.
Старый моряк оперся рукой о холодную сталь корпуса, склонил голову, и по его щеке сбежала слеза, которую тут же вытер салфеткой подбежавший охранник с медицинской сумкой в руках…
…Всем, кто присутствовал на осмотре новой достопримечательности Трабзона, со смотровой площадки не было видно ни дорожки, ни старого моряка на ней. Только два человека видели все происходящее и снимали на видеопленку: жена помощника военного атташе и один из телохранителей посла.
Глава 48
Вадим Олегович Котов с замиранием сердца слушал откровения щуплого старика, в теле которого парил всесильный дух. Он понимал, что Суздальский неспроста доверяет ему такую тайну. Повязанный этой тайной, Полковник теперь до конца жизни будет обязан свято хранить её, если он, конечно, не захочет существенно приблизить этот конец. Да и рассказанное Матвеем Борисовичем в устах Полковника будет выглядеть бредом сумасшедшего. Котову никто бы не поверил, а соответствующие проверки в архивах НКВД, КГБ и в министерстве обороны ничего не дадут. Полковник был в этом уверен, так как перед устройством на работу к Суздальскому поинтересовался по всем видам оперативного учета о самом хозяине фирмы, его жизни и деятельности. Как и следовало ожидать, никакими данными его спецслужба на Суздальского не располагала.
К тому же, как справедливо предполагал Полковник, его нынешний шеф не во всем с ним был откровенен. Да по-другому и быть не могло!
А Матвей Борисович решился на такой поступок от безвыходности положения. Все, кто работал с ним раньше, ещё с сороковых годов, давно умерли, либо были настолько стары, что ничем помочь не могли. А меры необходимо было принимать весьма срочные — под угрозой было финансирование одного очень крупного проекта.
