Михаил Черненок - Последствия неустранимы. Жестокое счастье
— Интересно, кто помешал Алексаняну забрать из пиджака Головчанского три тысячи?
— Трудно угадать… Мне только кажется, не Алексанян отравил Александра Васильевича. И вот почему… Хачик Геворкович не тот человек, который может подсыпать яд. Он резок, вспыльчив, нахален. Такие уж если разделываются с обидчиком, то не исподтишка.
— Почему же Хачик скрывает свое отсутствие в гостинице в ту ночь?
— Надо выяснить почему… Кстати, я не исключаю, что Головчанский погиб не из-за денег…
— Будем искать женщину?
— Придется, наверное, поработать и по этой версии. Голубев рассказал тебе о Тосе Стрункиной?
— Рассказывал. Крутит, конечно, чего-то Тося… Ну а какое впечатление произвела на тебя жена Головчанского?
— Похоже, избалованная… Смерть мужа для нее — трагедия, но завистницам не хочет этого показать, хорохорится.
— Любопытно, давно закончила институт и всего-навсего старшей лаборанткой работает. На ее месте, по-моему, десятиклассница справится.
— Она из той категории жен, что живут авторитетом руководящих мужей, а не своим собственным.
В кабинет вошел нахмуренный Слава Голубев.
— Что невесел? — спросил Антон.
— Был на похоронах Головчанского. — Слава присел у торца стола. — Пышная церемония… Одних венков штук семьдесят. Руководство района присутствовало. Начальник отдела кадров Облсельстроя на черной «Волге» из Новосибирска приехал, с речью на кладбище выступил. Упомянул, что уже готовился приказ о назначении Александра Васильевича начальником одного из ведущих отделов областного управления, но вот, мол, безжалостная смерть вырвала из наших рядов…
— Серьезно? — спросил Бирюков.
— Да.
— Вот это предстоящее назначение, по всей вероятности, и разожгло у Головчанского жажду срочного обогащения. Давайте прикинем… Здесь Александр Васильевич был распорядителем кредитов. Сколько хотел, столько и накручивал по договорам наемным бригадам. Да еще с колхозов-совхозов «премиальные» выжимал. В областном управлении таких возможностей нет. Там твердый оклад. Ну, может быть, какие-то премиальные, если все управление успешно сработает. Так что Головчанский хотел переехать в Новосибирск с гарнитурами, коврами, машиной и дачей.
— Логично, — подтвердил следователь Лимакин.
— Олега Туманова на похоронах видел, — продолжил Слава. — Чего-то неладно с ним… Поговорил бы ты, Игнатьич, с Олегом по душам…
Бирюков сделал пометку в календаре, посмотрел на Голубева:
— Тося Стрункина меня заинтересовала. Был кто-то у нее в ту ночь. И не исключено, что Головчанский…
— Я такого же мнения! — воскликнул Слава.
Антон быстро заполнил повестку и протянул Голубеву:
— Пригласи, пожалуйста, завтра Стрункину ко мне. Туманова сам вызову.
Зазвонил телефон. Секретарь-машинистка из приемной подполковника Гладышева сказала, что в отдел только что поступила телеграмма из Николаевки Крымской области. Антон поднялся, чтобы сходить за ней, но Голубев, узнав, в чем дело, быстро проговорил:
— Сиди, я мигом сбегаю.
Буквально через минуту он вернулся, передал Бирюкову телеграфный бланк и удрученно сказал:
— Ну, братцы, дает прикурить Головчанский. В общем, тайна, покрытая мраком…
Из Николаевки сообщали:
«Телеграмма № 245 подписана Головчанским А. В. указанием адреса отправителя — пансионат «Солнечный». Проверкой выявлено: отдыхающий такой фамилией пансионате не появлялся. Интерес представляет, что нашем почтовом отделении второй год употребляются телеграфные бланки белого цвета. Цвет бланка № 245 синий. Это дает основание предполагать: телеграмма отправлена не местным жителем. Оригинал № 245 изъят, отправлен вам авиа. Принимаем меры установлению отправителя. Результат сообщим дополнительно».
— О-о-ох, намаемся мы с этим делом, — нараспев протянул Лимакин. — У Головчанского имелся билет до Симферополя на вечерний субботний рейс из Новосибирска. В Николаевку он должен был прибыть по московскому времени в тот же день. Насколько известно, утром в субботу Александр Васильевич был уже мертв, а телеграмма за его подписью из Николаевки все-таки отправлена…
— По всей вероятности, кто-то основательно спутал карты Головчанского, — перечитывая телеграмму, сказал Бирюков.
— А может, преступник или преступница уже в Крыму и пытается сбить нас с толку?
— Сомневаюсь. Это же явно на след выводит. Скорее всего Александр Васильевич имел намерение провести отпуск где-то в другом месте и почему-то хотел то, другое, место скрыть от жены.
— Может, из-за любовницы?
— Возможно.
— Но у него ведь билет был куплен до Симферополя и путевка в пансионат «Солнечный»…
— Это и меня в тупик ставит.
— Знаете, братцы, — заговорил Голубев, — я продолжаю вынашивать версию, что Головчанский сам отравился. Понял человек, что запутался в жизни, и…
Бирюков вздохнул:
— Очень, Слава, хочется, чтобы твоя версия подтвердилась. Сам запутался — сам ответил. Но чувствую, что свалилось на наши головы далеко не ординарное преступление.
9. Провокация
День выдался таким теплым и солнечным, что даже не верилось в начало осени. За открытым окном кабинета в могучих старых соснах перекликались пичуги, а в кабинете Антон Бирюков вел трудный разговор с Олегом Тумановым, который с подозрительным упорством продолжал отстаивать честь своего бывшего шефа. От внимания Бирюкова не ускользнуло, что за прошедшие со дня смерти Головчанского четверо суток Туманов сильно изменился. Он, казалось, постарел, ссутулился. Усталые глаза смотрели отрешенно.
Потратив впустую более получаса, Бирюков повернул разговор по-иному:
— Олег, скажи откровенно: почему так упорно выгораживаешь Головчанского?
— Я не выгораживаю. Просто не хочу говорить того, в чем не уверен.
— В чем ты не уверен?
— Во многом.
— Неужели считаешь, что из твоих показаний мы немедленно станем делать выводы?
— Ничего я не считаю…
— Ну а в чем дело? Чего боишься?.. Поверь, я чувствую, что ты не откровенен со мной. Вот уже который раз задаю вопрос: «Что могло привести Головчанского на твою дачу?» Ты повторяешь одно и то же: «Не знаю», а сам глаза в сторону отводишь…
На щеках Туманова заходили желваки. Почти минуту он, похоже, боролся с собой и наконец, набравшись смелости, заговорил:
— Весной нынче, в мае, Александр Васильевич попросил у меня запасной ключ от дачи. На следующий день вернул. Потом опять попросил и… с концом. Сказал, что потерял.
— Жена твоя, кажется, тоже потеряла свой ключ? — уточнил Бирюков.
— Надина потеря нашлась. Карман у плаща оказался дырявым, ключ провалился за подкладку, — тихо ответил Туманов и, вроде бы спохватившись, добавил: — Дача, как говорит Надя, незакрытой оставалась на ночь, так что Александр Васильевич и без ключа мог туда попасть.
— Для чего ему весной ключ понадобился?
— Я не спрашивал.
— Олег, мы не дети. С кем Головчанский встречался на твоей даче?
Туманов посмотрел Бирюкову в глаза:
— Честно, не знаю.
— Согласись, не один же он там проводил время… И не с Софьей Георгиевной…
Туманов молчал.
— Какие отношения были у Головчанского с нормировщицей Стрункиной?
— Самые обычные… Тося симпатичная, веселая женщина. Александр Васильевич иногда с нею шутил, но лично я ничего тайного в их отношениях не замечал. Краем уха слышал в ПМК разговор, будто Иван Тимофеевич из-за сапог приревновал Тосю. Так Головчанский к этим сапогам отношения не имеет. Тося при мне купила сапоги у Алексаняна. Не знаю, зачем она представление с ними разыграла.
— Алексанян еще и сапогами торгует?
— Он по нормальной цене продает. Женщины наши осаждают Хачика просьбами. На юге зимние сапоги купить проще, чем в Сибири…
Бирюков чуть задумался:
— Олег, в ПМК работала секретарем-машинисткой… Огнянникова, да?..
Туманов мгновенно изменился в лице:
— Ну, работала…
— За что Головчанский ее уволил?
— Александр Васильевич не увольнял Огнянникову. Он предложил Анне место инспектора отдела кадров. Анна отказалась и написала заявление по собственному желанию.
— Чем это было вызвано?
— Я попросил Александра Васильевича… — На губах Туманова мелькнула виноватая улыбка. — Анна Огнянникова — моя первая жена. Не хотелось постоянно видеться с ней на работе, когда она целыми днями сидела за машинкой в приемной начальника ПМК.
Олег провел ладонью по вспотевшему лбу и, не дожидаясь последующих вопросов, словно хотел отвести разговор от Головчанского, стал рассказывать о своей первой, неудавшейся женитьбе. Было это около семи лет назад. Сошлись они с Огнянниковой, когда ей только-только исполнилось восемнадцать лет, а Туманов уже успел отслужить на флоте. Почти два года прожили мирно, в ладу. Может, и дольше бы жили, если б Анна не отмочила номер. Однажды, в Первомай, когда Олег, работавший в ту пору электриком в ПМК, находился на дежурстве, она «сильно перепила в тесной компашке и на спор устроила стриптиз до купальничка». А кто-то из ребят в это время Анну сфотографировал. После такого «номера» Туманов не стал жить с Огнянниковой ни одного дня, хотя Анна горько раскаивалась. Через полгода Олег женился на Наде.
