Татьяна Устинова - Первое правило королевы
Убить за нее ничего не стоит. Хоть один, хоть два, хоть десять раз.
Инна долистала до Заболоцкого района и стала читать. Больниц в районе оказалось несколько. В Заболоцке только одна.
Инна стала звонить туда. Долго не соединялось, потом соединилось, но неправильно, потом опять не соединялось, и когда она наконец дозвонилась, выяснилось, что звонить надо в другое место, и там долго и придирчиво выясняли, зачем ей телефон «спецучреждения», и она что-то врала, и когда телефон наконец получила, чувствовала себя почти что кандидатом в это самое учреждение.
Прежде чем звонить, она тихонько выглянула в приемную.
Осипа не было видно. Дверь в комнату помощника прикрыта. Секретарша бодро и безостановочно стучала по клавиатуре компьютера — как пить дать писала непутевой дочери курсовую или доклад.
Инна закрыла дверь так, чтобы даже щелочки не осталось, и вернулась к телефону.
«Спецучреждение» ответило быстрее, чем больница.
Инна попросила телефон главврача, и бодрый старческий голос уверил ее, что это и есть главврач, Егоров Иван Адамович.
— Здравствуйте, меня зовут Инна Селиверстова, я начальник управления информации края.
— Ох-ти, — тягостно вздохнула трубка, — опять пресса на нас войной пошла. Так, нет?
— Нет, — удивилась Инна, — не так.
— А что такое?
— Да вот, — бодро начала Инна, — у нас тут целое дело вышло! Какой-то корреспондент написал, что от вас маньяк сбежал, а оказалось, что это неправда. Теперь вдруг выяснялось, что и опровержения не было, а публикация непроверенных и заведомо ложных сведений…
— Милая моя, — перебил ее дребезжащий голос Ивана Адамовича, — драгоценная! Вы что? Только недавно работаете?
— Почему? — удивилась Инна.
— Да потому что никому мы не нужны! Еще опровергать, если на нас набрехали! А что люди целый месяц по домам сидели, носа высунуть не смели, так на то всем наплевать!
— Я и собираюсь исправить ошибку, — уверила его Инна. Ей было неловко. — Помогите мне, Иван Адамович.
— С удовольствием величайшим и всем, чем могу, только должен поставить вас в известность, что «Белоярские вести» перед нами извинились. Так сказать, кулуарно, так сказать, по-тихому, но все же… извинения были принесены. Да не за себя мы обиделись! На нас чего только не говорят, чуть ли не детей едим, а людей по всему району перепугали, вот что плохо!.. Так, нет?
— Так.
— Чем помочь, драгоценная Инна Васильевна?
— В заметке сказано, что от вас сбежал маньяк. Преступник. Он сбежал и скрывается где-то в районе. Скоро доберется до Белоярска. Что из этого неправда?
— Все, — решительно высказалась трубка. — Все абсолютно. Во-первых, мы никакой не изолятор для принудительного лечения преступников! Мы просто психиатрическая больница номер сорок три! Мирное учреждение! У нас не бывает маньяков, милейшая Инна Васильевна! Так, нет? У нас психически нестабильные больные. Шизоиды, истероиды, параноидальные и депрессивные психозы. Да, и, конечно же…
Инна перебила. Ей не хотелось ничего знать о том, сколькими способами человек может сойти с ума.
— Иван Адамович, а кто от вас сбежал? Или никто не сбегал?
— Выдумки, выдумки все, да еще опасные! У нас медицинское учреждение, а меня мэр на ковер вызвал и давай шпынять — больные от тебя бегут, пресса пишет! Нехорошо — так, нет?
— Нехорошо, — согласилась Инна. — Так откуда корреспондент взял, что кто-то там сбежал?
— Вот уж не знаю, — язвительно уверил Иван Адамович, — это вам видней, потому что вы за информацию отвечаете. Так, нет?
Инна согласилась, что отвечает.
— И совсем ничего такого, что могло бы… навести корреспондента на такой странный материал?
Кажется, теперь она всерьез рассердила Ивана Адамовича.
— Милейшая, драгоценная, алмазная Инна Васильевна! Не знаю я, что могло бы, что не могло бы!.. Может, ему тоже, знаете, неплохо бы нервную системку у нас подлечить. Так сказать, вдали от суеты жизни!..
Далекий, но отчетливый голос то наплывал, то пропадал, и Инне казалось, что неведомый Иван Адамович извивается, словно колышимый волнами.
— …единственный прискорбный случай, когда погиб человек, двое даже, но тому уже больше трех лет!
— Какой случай?!
— Драгоценная вы моя Инна Васильевна, я поведаю вам, конечно же, но вы уж постарайтесь, чтобы в газетах про это не написали, что у нас тут… сплошные побеги, да убийства, да маньяки. Так, нет?
— Какой случай, Иван Адамович?
— Двое утонули у нас. Больной и санитар. Мы бельишко, знаете, сами стираем, своими силами. В прачечной в основном больные трудятся, кто поспокойнее. Ну, полощем в реке, конечно. Вот больной полоскал да вдруг бросился! Санитар вытаскивать его, да обоих и утянуло. По весне случилось, холодно еще было. Так и не спасли. И криминала никакого, как видите.
Вряд ли пациент психиатрической лечебницы, утонувший три года назад, мог быть как-то связан с губернатором, или его семьей, или предвыборной гонкой, и поэтому Инна спросила просто так:
— А как его звали, того больного?
— Да на что он вам, драгоценная Инна Васильевна? Уж это вам в ваших информационных делах точно не понадобится! — Иван Адамович как будто зазмеился, утек, а потом вернулся в Иннино ухо. — Так-с, звали его Георгий Мурзин.
— Как?!
Иван Адамович помедлил, словно сверился с записями.
— Георгий Мурзин. Да я помню его, дражайшая Инна Васильевна! Отлично помню! Очень милый был человек, и болен не так чтоб уж очень.
— А… санитар?
— Что санитар?
— Как его звали?
— Его звали… фамилию только помню, а имя вылетело. Фамилия Юшин, а имя… Какое-то странное такое, Мокий или как-то…
— Захар, — подсказала Инна сухо.
— Захар, — согласилась трубка немедленно. — А вы его знали, любезная Инна Васильевна?
Черт побери. Черт побери все на свете.
Катя сказала, что Любовь Ивановна, толковавшая про преступление с наказанием, спросила у нее, помнит ли она, как утопилась Маша Мурзина двадцать лет назад. Георгий Мурзин, пациент психиатрической лечебницы, выходит, тоже утопился?! Да еще вместе с санитаром! Впрочем, кажется, санитар остался жив и здоров и теперь пописывает в газеты пакостные статейки про родное медицинское учреждение?! То есть, побывав в весенней енисейской воде, он из санитаров переквалифицировался в журналисты?!
Господи, как разобраться во всем этом?!
Инна опять, как тогда в редакции, взялась рукой за лоб.
— Инна Васильевна, драгоценная, слышите ли вы меня?
— Да-да, Иван Адамович.
— Куда-то вы пропали! Ну, ясность внесена, так, нет?
— Да! — крикнула Инна. — Да, спасибо!
И, памятуя Штирлица, быстро произнесла какую-то чепуху о том, что она поставит перед журналистами вопрос об ответственности за печатное слово. Извивающийся голос главврача кисло поблагодарил ее, и Инна положила трубку.
Телефон сдавленно тренькнул, прощаясь с Заболоцком.
Там, в этом Заболоцке, сказочной красоты церковь на рыночной площади, вспомнила Инна. Времен Ермака, небольшая, чистенькая, вся изукрашенная резьбой и мозаикой, как индийский храм. На Рождество там жарко, и празднично играют и подрагивают белые свечи, и пахнет елкой и медовым воском, и зеленые лапы перевиты атласными лентами, и в горячем воздухе словно плавится золото — так сияют иконы. В Великий пост внутри торжественно и строго, как будто тонкое покрывало наброшено, чтобы приглушить сияние, чтобы мысли не отвлекались, не утекали в житейское, обыденное, привычное, — все словно в ожидании великого чуда, которое придет, только если очень ждать, как в детстве, ни о чем больше не думая!.. Отец Михаил — даром что от роду двадцать семь лет! — такой установил порядок, такое уважение заработал, такую жизнь вокруг себя наладил, что года в три все интересы Заболоцка, состоявшие в изготовлении и употреблении самогона, потихоньку переместились к храму.
Отец Михаил все свои силы — коих оказалось немерено! — отдавал делу, которое почитал хорошим и нужным.
Человек, убивший губернатора и его жену, свои силы тоже употреблял на дело — отвратительное, как все на свете, в чем присутствуют насилие и смерть.
Инна совсем не была уверена, что ей удастся победить — разве что к отцу Михаилу за благословением обратиться!..
Мобильный телефон залился синим светом и, утробно жужжа, стал мелко трястись и ехать по полировке стола.
Инна покосилась на него, но отвечать не стала.
Телефон еще немного потрясся и затих.
Инна взяла его в руки и посмотрела номер.
Звонил бывший муж.
В другое время она кинулась бы перезванивать, не говоря уж о том, что не ответить не посмела бы, но сейчас ей было не до мужа и его звонков.
Георгий Мурзин — имел он какое-то отношение к Маше или нет? Скорее всего имел, вряд ли это такое необыкновенное совпадение, хотя Мурзиных в Сибири пруд пруди! Если имел, то какое? Отец, сын, сват, брат? Ах, черт побери, как же она не догадалась спросить у Ивана Адамовича, сколько лет было покойному Мурзину?!
