Алёна Белозерская - Высшее наслаждение
Выйдя из ванной, Люк остановился на толстом ковре, настороженно повернув голову в сторону открытой двери. Из соседней комнаты раздались приглушенные голоса, затем послышались смех и звон приборов. Люк усмехнулся наглости тех, кто решил расправиться с его завтраком, бросил мокрое полотенце на кровать и подошел к шкафу. Выбрал костюм, рубашку и задумался на мгновение, какой галстук подойдет к ним. Затем медленно оделся, пиджак оставил на вешалке, решив, что утром можно позволить себе выглядеть менее официально. Галстук также остался лежать на комоде.
– Доброе утро, господа, – произнес он, выйдя из спальни, застегивая на ходу пуговицы на рубашке. – Появляться без разрешения и звонка – признак дурного тона. Вы оба плохо воспитаны!
Мужчины громко рассмеялись в ответ, трапезу не прервали, наоборот, один из них вежливо взмахнул рукой, приглашая Люка присоединиться.
– Как вошли?
– Встретили официанта с тележкой у твоего номера, – ответил Конрад, деловито намазывая поджаристый тост сливочным сыром. – Он получил вознаграждение и ушел. Взламывать дверь не пришлось, потому что у меня есть карточка. И – вуаля! – мы здесь.
– Рискованно, учитывая, что Полина живет в соседнем крыле.
– Твоя мадам и ее подруга уехали полчаса назад, – сказал сидящий рядом с Конрадом мужчина, с наслаждением смакующий крепкий кофе.
– Нравится вам ходить по лезвию, – Люк просверлил пристальным взглядом точеное лицо лучшего друга брата. – Тебе, Микки, и вовсе нужно быть осторожным, не хочу, чтобы тебя раскрыли раньше времени.
– Я вообще не хочу раскрываться, – хохотнул мужчина, передав чашку Люку. – Мне нравится моя новая беззаботная жизнь. Я окружен вниманием женщины, влюбленной в меня до чертиков. Впервые я испытываю абсолютную уверенность в будущем. Чем не сказка? Жаль, что скоро все это закончится. Но, признаюсь, мне нравится быть Майклом Роде. Чувствую себя человеком высшего сорта.
– Ты никогда не будешь принадлежать к их кругу, – надменно произнес Конрад. – Как, впрочем, и я. Мы оба были рождены в богатых семьях, могли всю жизнь посвятить удовольствиям, вместо этого превратились в скитальцев и отщепенцев. Не знаю, как тебя, Микки, но мой дед называл меня позором фамилии.
– А мой звал меня «грязным пятном на семейном фото», «гнилой веткой на родословном древе». Могу и дальше продолжать, если желаешь.
– По крайней мере, твой дед общался с тобой и не прятал от общественности. Обо мне же никто не знает, брат делает вид, что меня нет, но тем не менее не гнушается пользоваться мной тогда, когда сам не желает марать руки.
– Просто мой дед не был так знаменит и богат, как твой, – возразил Микки. – Но стыдился цвета моей кожи, и мать ненавидел за то, что связалась с «черным».
– Пришли сюда исповедоваться? – спросил Люк, присев на свободный стул. – «Мой дед, твой дед». Вы сами делали выбор, как жить. Еще в детстве, в пансионе, где мы все воспитывались, вы творили такие вещи, о которых до сих пор неприятно вспоминать. Ваша любовь к сомнительным предприятиям проявилась уже тогда, когда вы устроили торги среди старшеклассников за трусы мисс Ульс. Помните?
Мужчины развеселились, услышав эту давно забытую историю.
– Мы получили за них приличную сумму, позволившую сбежать на выходные в Вену и кутить там, будто взрослые, – сказал Конрад, отправив виноградинку себе в рот. – Именно в Вене я впервые открыл для себя прелести девочек из борделя. Знаешь, Люк, мы всех обманули. Те трусы вовсе не принадлежали самой красивой даме пансиона. Микки взял их взаймы у своей подружки, которая жила в «цветнике».
Люк улыбнулся, вспомнив, что «цветником» называли корпус девочек, где мальчишкам было запрещено появляться, что, впрочем, не останавливало таких отчаянных наглецов, какими являлись Конни и Микки. Эти двое были головной болью всех учителей и воспитателей. Если бы не принадлежность обоих к известным семьям, никто не стал бы связываться со столь «горячими» ребятами. Однако громкие фамилии учеников делали обучение в пансионе престижным, поэтому их терпели, прощали все выходки, в особенности когда получали чеки на крупные суммы за снисходительное отношение к этим беспокойным детям. Микки, Микаэль Горн, был потомком известного австрийского аристократического дома, связанного, чем особо гордился его дед, с династией Габсбургов. Мать Микки разбила старику сердце, забеременев в девятнадцать лет от сына эритрейских[6] беженцев, с которым познакомилась в университете и не устояла, настолько молодой человек был хорош собой. О беременности дочери старик узнал, когда уже было поздно избавляться от ребенка. Следующим ударом было ее замужество, а после смерть во время вторых родов. Младшая сестра Микки родилась слабой и прожила лишь несколько недель, но он иногда рассказывал о ней, вернее о том, как страдал отец, похоронив своих любимых «девочек». Ему было четыре, когда дед забрал его у неблагонадежного папаши, который начал пить и перестал уделять внимание сыну. Больше они не виделись, хотя Микки, став взрослым, пытался отыскать его, но тщетно. Дед воротил нос каждый раз, когда глядел на своего темнокожего внука, старался видеть его как можно реже, поручив гувернанткам и няням. А в восемь и вовсе отправил мальчика в «частный» пансион, где тот познакомился с таким же «позором» семьи – Конрадом. Родной дед Конрада также не жаловал младшего внука, наверное, потому, что уже отдал всю свою любовь Люку. Этьен Матуа не распылялся в чувствах, из-за чего Конрад всегда ощущал себя ненужным.
Судьбы мальчиков были похожи, как и их характеры. Яркие, взрывные, безрассудные, они сводили с ума учителей, доводили директора до «белого каления» своим заносчивым поведением. Дружба, родившаяся в столь юном возрасте, не угасла с годами. Наоборот, окрепла, и теперь этих двоих невозможно было представить друг без друга. Дважды их выгоняли из пансиона, после обоих возвращали, учились в одном университете, вместе попали за решетку и в первый раз, и во второй. Любители легких денег, приключений и красивых женщин – Конни и Микки должны были родиться во времена корсаров, тогда они проявили бы все свои способности на полную мощность, без страха быть осужденными. Впрочем, они и сейчас неплохо устроились, получая от жизни все, что им было нужно.
– Вы сами выбрали свой путь, – сказал Люк, свысока осмотрев мужчин. – Поэтому не жалуйтесь. Кстати, Микки, не знал, что ты настолько хорош в фотографии. Я посетил твою выставку и, признаюсь, остался под впечатлением.
– Купил что-нибудь? – с усмешкой поинтересовался Микки.
– Обойдешься, – хмыкнул Конрад, ответив вместо брата. – Подаришь в знак дружбы парочку снимков. Видел бы ты те фото, которые Микки сделал в Панаме, – он повернулся к Люку и изобразил восхищение на лице.
– В тюрьме, где вы провели шесть месяцев в обществе убийц, наркоманов, крыс и тараканов?
– Было весело, – прищурился Конрад, однако выражение его глаз сказало обратное.
– И мне понравилось, – задумчиво прищелкнул языком Микки, – если не считать выбитых зубов и сломанного носа.
– У меня в двух местах. – Конрад дотронулся до лица, словно проверил, все ли с ним в порядке.
– Хирурги хорошо поработали над вами, – снисходительно заметил Люк, рассматривая лица сидящих перед ним мужчин. – Теперь перейдем к более интересным темам, – он взял в руки тост и положил на него кусочек сыра. – Какова обстановка в семье Фрейманов?
– Они сильные люди и нравятся мне, – ответил Микки.
– Я не об этом спросил.
– Все тихо. Ребекке удалось снять арест со счетов. Она сейчас пытается узнать, кто именно их «заморозил».
– Пусть попробует, – довольно ухмыльнулся Люк. – Вряд ли ей это удастся, только напрасно время потратит.
– Майкл пытается решить проблемы в «VIP-life», – продолжил Микки. – Ведет переговоры с клиентами… Но в эту часть жизни меня не посвящают.
– Хорошо, продолжай наблюдать за ними. Хочу знать, какая будет реакция у Фреймана, когда я отберу его детище.
– И сколько еще мне придется играть роль влюбленного идиота?
– Недолго, – пообещал Люк. – Скоро я все закончу. Теперь ты.
Он повернулся к Конраду, который быстро вытащил из сумки ноутбук и поставил перед братом.
– Сразу замечу, что это очень занимательное кино, – сказал он, открыв нужный файл, и потом поднялся и, подойдя к окну, посмотрел на улицу. – Немного мерзкое, но Микки понравилось. Наверное, потому что он и сам большая мерзость.
– Кто бы говорил! – парировал Микки, передвинув стул ближе к Люку, который, не обращая внимания на пикировку мужчин, изучал застывшее на экране лицо Нар Абакян.
Она внушала отвращение, потому что за ее привлекательной внешностью скрывалось гнилое нутро. Нар напоминала Люку самого себя, а люди, как известно, редко терпят в других недостатки, присущие им самим. Слишком жестокая и самонадеянная, чересчур страстная, потерявшая контроль над чувствами, соответственно, совершившая ошибку, которая неминуемо приведет к гибели. Да, она и Люк были очень похожи, так как ими двигали месть и желание причинить боль тем, кто разбил им сердце. Однако между ними имелось отличие, делавшее их совершенно разными: Нар не умела выбирать себе союзников, в то время как Люк до мелочей знал тех, кто выполнял его приказы.
