Камилла Лэкберг - Письмо от русалки
Она молча вышла, даже не попрощавшись.
* * *Патрик сидел в своем кабинете и боролся с усталостью. Он должен собраться, быть в форме — сейчас, когда расследование вошло в критическую стадию. В дверь заглянула Паула.
— Что происходит? — спросила она, отметив, что у Патрика нездоровый цвет лица и на лбу выступили капельки пота. Его состояние начинало ее тревожить. В последнее время он выглядел совершенно измотанным — этого невозможно было не заметить.
Патрик глубоко вздохнул и мысленно вернулся к последним событиям.
— Тело Лисбет Бенгтссон отправлено на экспертизу в Гётеборг. Я еще не беседовал с Педерсеном, но, поскольку результаты по Магнусу Кельнеру он обещал нам через два дня, я бы ничего не ожидал раньше, чем в начале следующей недели.
— Что ты думаешь по этому поводу? Ее убили?
Патрик помолчал.
— В отношении Магнуса я уверен на сто процентов. У него повреждения такого рода, что он не мог нанести их себе сам или получить иным образом, кроме как в результате нападения на него другого человека. Но Лисбет… Тут я даже не знаю, что и сказать. Насколько я могу судить, у нее не было никаких внешних повреждений, и к тому же она была очень больна, так что речь вполне может идти о естественной смерти. Если бы не записка. Кто-то заходил в комнату и вложил записку ей в руку, но когда это было сделано — перед смертью, в момент смерти или после, — невозможно угадать. Нам придется подождать информации от Педерсена.
— А письма? Что говорят Эрик и Кеннет? У них есть своя версия по поводу того, кто их писал и зачем?
— Нет. Во всяком случае, они утверждают, что не знают. И на настоящий момент у меня нет никаких оснований сомневаться в их словах. Но представляется совершенно невероятным, чтобы отправитель угрожающих писем выбрал этих трех людей наобум. Они знают друг друга, общаются между собой, и где-то есть некий общий знаменатель. Просто мы его пока не нащупали.
— Тогда почему Магнус не получал никаких писем? — возразила Паула.
— Этого мы не знаем. Возможно, он получал их, но никому об этом не рассказывал.
— Ты беседовал об этом с Сией?
— Да, вскоре после того, как услышал о письмах Кристиана. Она уверяла, что Магнус не получал ничего подобного. В противном случае она бы об этом знала и с самого начала нам рассказала. Но наверняка мы утверждать не можем. Магнус мог скрыть это от нее, чтобы не волновать.
— Кроме того, ситуация усугубляется. Одно дело — послать письма по почте, другое — зайти среди ночи в чужой дом.
— Ты права, — кивнул Патрик. — Сам я с удовольствием приставил бы к Кеннету охрану, но у нас нет для этого достаточного количества сотрудников.
— Понимаю, — сказала Паула. — Но если окажется, что его жена умерла не своей смертью…
— Тогда мы и будем что-то решать, — устало проговорил Патрик.
— Кстати, ты отправил письма в лабораторию?
— Да, сразу же. И добавил туда письма, которые Эрика получила от Кристиана.
— Ты хотел сказать — которые Эрика украла у Кристиана? — спросила Паула, пытаясь скрыть улыбку. Ей было смешно наблюдать, как Патрик пытается оправдать выходки своей жены.
— Хорошо, украла, — проговорил Патрик, слегка краснея. — Но мне кажется, что тут рассчитывать на что-то особо не приходится. Письма уже прошли через несколько рук, а отследить, откуда взялись самая обычная белая бумага и самые обычные черные чернила, почти невозможно. Их можно купить в бесчисленном количестве мест по всей Швеции.
— Да, — согласилась Паула. — К тому же вполне возможно, что мы имеем дело с человеком, тщательно заметающим следы.
— Не исключено, но нам может повезти.
— Пока везение в этом расследовании у нас явно в дефиците, — буркнула Паула.
— Да уж… — пробормотал Патрик и тяжело опустился на стул. Некоторое время оба молча размышляли.
— Завтра утром снова возьмемся за дело. В семь утра — летучка, и продолжим.
— Снова за дело, — повторила Паула и пошла к себе в кабинет. Да, сейчас им совершенно необходим прорыв. А Патрику, похоже, не помешает немного отдохнуть. Она отметила про себя, что надо бы за ним приглядывать. Похоже, он неважно себя чувствует.
* * *Работа шла туго. Слова скапливались в голове, не желая складываться в предложения. На экране раздражающе мигал курсив. С этой книгой все получалось куда сложнее — в ней было слишком мало от него самого. Зато в «Русалке» личного оказалось слишком много. Кристиана даже удивило, что никто этого не заметил. Все восприняли это как сказку, мрачные фантазии. Его опасения не оправдались. За все время тяжелой, но необходимой работы над книгой он боролся с чувством страха перед тем, что произойдет, если поднять камень. Что выползет из-под него, когда туда упадет луч дневного света.
Но ничего не случилось. Люди оказались так наивны, так привычны к вымыслу, что не узнали реальности, прикрытой лишь самой примитивной маскировкой. Кристиан снова посмотрел на экран, попытался вызвать нужные слова, собрать мысли для новой истории — на этот раз полностью вымышленной. Все обстоит именно так, как он сказал Эрике. У «Русалки» нет продолжения. История закончена.
Он играл с огнем, и языки пламени лизали ему пятки. Теперь Она была рядом, он чувствовал это. Она нашла его, и ему оставалось винить лишь самого себя.
Вздохнув, Кристиан выключил компьютер. Нужно проветриться. Надев куртку и застегнув «молнию» до самого горла, он двинулся быстрым шагом в сторону площади Ингрид Бергман. Летом улицы и площадь были такими оживленными, на них пульсировала жизнь, а сейчас они казались совсем пустынными. Но его это очень устраивало.
Сам не понимая, куда направляется, он свернул к набережной, где стояли спасательные лодки. Ноги сами несли его к Бадхольмену и вышке для прыжков в воду, силуэт которой чернел на фоне серого зимнего неба. Дул сильный ветер, и когда Кристиан ступил на каменные мостки, ведущие на маленький островок, куртка его надулась, словно парус. Между деревянными стенками, отделявшими кабинки раздевалок, царило затишье, но едва он сделал шаг в сторону вышки, как ветер снова задул во всю мощь. Он стоял неподвижно, покачиваясь на ветру, и, задрав голову, смотрел на вышку. Ее нельзя было назвать красивой, однако выглядела она очень уместно. С верхней площадки открывался вид на всю Фьельбаку и выход в открытое море. А Фьельбака не утратила своего очарования. Как пожилая дама, видавшая лучшие времена и не стеснявшаяся того, что по ней это заметно.
Поколебавшись с минуту, он шагнул на первую ступеньку, держась холодными руками за перила. Вышка заскрипела в знак протеста. Летом по ней носились вверх-вниз толпы подростков, но сейчас ветер накренил ее с такой силой, что Кристиан не знал, выдержит ли она его вес. Но это не имело значения — он должен подняться наверх.
Кристиан преодолел еще несколько ступенек. Вышка действительно стала игрушкой ветра. Она раскачивалась из стороны в сторону, как маятник, увлекая его за собой. Однако он продолжал свой путь и через некоторое время добрался до самого верха. На мгновение закрыл глаза, уселся на верхней платформе и перевел дух. Затем открыл глаза.
Он увидел ее — в том самом голубом платье. Она танцевала с ребенком на руках, не оставляя следов на льду, — босиком, как тогда, в праздник летнего солнцестояния, но при этом совсем не мерзла. И на ребенке была лишь легкая летняя одежда, белые штанишки и футболка, но он улыбался зимнему ветру, словно ничто его не трогало.
Кристиан поднялся, не сводя с нее глаз. Ему хотелось закричать, предупредить ее. Лед был тонок, по нему нельзя было ходить, не то что танцевать. Он видел трещины, черную воду в них. А она все танцевала с ребенком на руках, и платье обвивалось вокруг ее ног. Она засмеялась и помахала ему рукой. Он отчетливо видел ее лицо в обрамлении темных волос.
Вышка раскачивалась, но Кристиан стоял в полный рост, балансируя руками. Он пытался закричать, но из его горла вырывались лишь сухие слабые звуки. Потом он увидел Ее. Белая, мокрая рука высунулась из воды, пытаясь ухватить за ноги ту, которая танцевала на льду, вцепиться в ее платье, утащить ее на дно. Он увидел Русалку. Ее белое лицо, приближающееся к женщине и ребенку — тем, кого он любил больше всего на свете.
Но женщина не видела Ее. Она продолжала танцевать, держа ребенка за руку, ее ноги легко передвигались по льду, иногда в нескольких миллиметрах от белой руки, пытающейся схватить ее.
В голове у него словно вспыхнула молния. Поделать он ничего не мог, стоял, ощущая свою полную беспомощность. Кристиан заткнул руками уши и закрыл глаза. И тут крик вырвался наружу — резкий и звучный, он разнесся надо льдом, отдаваясь от скалистых берегов, разрывая старые раны в груди. Он замолчал и осторожно отнял ладони от ушей. Потом открыл глаза. Женщина и ребенок исчезли. Но теперь он все понял. Русалка не остановится, пока не отнимет у него все, что ему дорого.
