Майкл Коннелли - Пуля для адвоката

— Вообще-то нет. То есть я не член ассоциации. Просто наклеил стикер.

Ложь. Кандидат солгал, если входил в ассоциацию, но не стал включать сведения в свою анкету, или если не входил, но использовал стикер, желая выдать себя за кого-то другого или просто сделать вид, что состоит в организации, которой он симпатизировал, но членом которой не являлся. В любом случае это был обман, и я еще больше укрепился в своем мнении. Фавро абсолютно права: его надо убрать. Я объявил, что вопросов больше нет, и сел на место.

Когда судья спросил, согласны ли обе стороны на текущий состав присяжных, Голанц попытался убрать художницу на конкретных основаниях. Я выступил с возражением, судья поддержал меня. Голанцу ничего не оставалось, как в последний раз воспользоваться правом вето. Затем я пустил в ход свой девятнадцатый отвод, убрав озеленителя. Тот с раздраженным видом прошествовал к выходу из зала.

Из оставшихся претендентов вызвали еще двоих — агента по недвижимости и нового пенсионера, занявших восьмое и одиннадцатое места. Судя по всему, они придерживались нейтральной позиции. Не услышав в их ответах ничего опасного, я пометил их черным. Во время расспросов судьи поступило новое сообщение от Фавро: «Думаю, оба — лемминги».

В целом лемминги в коллегии полезны. Не имея личных предпочтений и придерживаясь общепринятых взглядов, они легко поддаются внушению со стороны. Всегда ищут, к кому присоединиться. Чем больше у вас леммингов, тем важнее иметь на своей стороне яркую и сильную личность среди присяжных. Когда они начнут совещаться, он поведет за собой других.

Голанц, на мой взгляд, совершил серьезную ошибку. Использовал все отводы раньше защиты и, что гораздо хуже, оставил в коллегии адвоката. Кандидат номер три пролез в заключительный состав, и чутье подсказывало мне, что Голанц приберегал последнее вето именно против него. Но тут появилась художница и Голанцу пришлось примириться с адвокатом.

Присяжный номер три не занимался уголовным правом, но наверняка учил его в университете и, вероятно, подумывал о практике. Про гражданских адвокатов не снимают телешоу и кино. Зато криминальные дела притягивают к себе людей, и номер третий не являлся исключением. На мой взгляд, это делало его прекрасной кандидатурой для защиты. В моей таблице его клетка полыхала красным, и я считал его своим лучшим выбором. На суде и совещании присяжных он будет присутствовать как человек, знающий юриспруденцию и разбирающийся в тонкостях судопроизводства. Это не только привлечет его на мою сторону, но и сделает подходящим кандидатом на роль старшины — то есть присяжного, избираемого для общения с судьей и говорящего от имени всей коллегии. Когда присяжные заседатели отправятся на совещание, все взоры обратятся именно к юристу. Если он будет «красным», то увлечет за собой многих коллег и подтолкнет к оправдательному приговору. А в качестве профессионального адвоката он как минимум уверит себя в правильности своего мнения и станет отстаивать его. Тем самым он в одиночку сумеет удержать присяжных от единогласного решения и не позволит им признать виновным моего клиента.

Конечно, мои выводы можно счесть поспешными — ведь номер третий отвечал на вопросы в общей сложности менее тридцати минут, — но именно к этому и сводится отбор присяжных: быстрым и интуитивным решениям, основанным на опыте и наблюдениях.

В конце концов я пришел к выводу, что следует включить леммингов в коллегию. У меня остался еще один отвод, и я мог потратить его на номер седьмой или номер десятый. На инженера или пенсионера.

Я попросил у судьи разрешения поговорить со своим клиентом. Повернувшись к Эллиоту, я показал ему таблицу:

— Мы близки к финишу, Уолтер. Остался последний выстрел. Что скажете? Мне кажется, нам следует избавиться от седьмого и десятого, но у нас лишь один отвод.

Эллиот очень активно участвовал в отборе. С тех пор как на скамьях появились первые присяжные, он энергично выражал свое мнение по поводу каждого кандидата, которого я хотел убрать. Но у него не было опыта по выбору присяжных, а у меня имелся. Я внимательно слушал его комментарии, но решение принимал самостоятельно. Однако на сей раз ситуация выглядела неопределенной. Каждый из двух кандидатов мог представлять опасность для защиты. Или оказаться простым леммингом. Передо мной стоял трудный выбор. Хотелось переложить его на плечи своего клиента, положившись на его интуицию.

Эллиот постучал пальцем по клеточке с десятым номером. Это был пенсионер, бывший редактор технической документации на фабрике игрушек.

— Вот его, — сказал Уолтер. — От него надо избавиться.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Я взглянул на таблицу. На десятой клетке было много синевы, но не больше, чем на седьмой, с инженером.

Вообще редактор чем-то напоминал мне озеленителя. Он тоже очень хотел стать присяжным, но, вероятно, по иным причинам. Например, собирался использовать свой опыт в суде для написания книги или киносценария. На работе он занимался тем, что сочинял инструкции к игрушкам, а на пенсии, судя по его ответам, перешел на художественную литературу. Что может быть лучше для развития воображения и стимуляции творчества, чем участие в процессе над убийцей? Но если это было полезно для него, то для Эллиота — вряд ли. Я не желал видеть в коллегии никого, кому нравилась роль судьи, — не важно, по каким мотивам.

Номер седьмой «посинел» по другим причинам. Его представили как инженера в области аэрокосмической промышленности. Эта индустрия широко распространена в южной части Калифорнии, поэтому мне приходилось иметь дело с инженерами. Чаще всего они консервативны в политике и религии — два очень «синих» качества — и работают на производствах, тесно связанных с государственными контрактами и грантами. Голосуя в пользу защиты, ты всегда голосуешь против штата, а для них это трудный шаг.

Существовал еще момент — возможно, более важный: инженеры живут в мире логики и абсолютных величин. И то и иное часто не имеет ничего общего с преступлением, а порой и со всей юридической системой.

— Не знаю, — пробормотал я. — Мне кажется, лучше убрать инженера.

— Нет, он мне по душе. Понравился с самого начала. У нас возник хороший зрительный контакт. Пусть останется.

Я отвернулся от Эллиота и посмотрел на скамью присяжных. Мой взгляд переходил от седьмого номера к десятому и обратно. Мне был нужен какой-то знак, намек, чтобы сделать верный выбор.

— Мистер Холлер, — произнес судья Стэнтон, — вы хотите использовать ваш последний отвод или примете коллегию присяжных в настоящем виде? Вынужден напомнить, что уже поздно, а нам надо отобрать запасной состав.

В этот момент загудел мой телефон.

— Минутку, ваша честь.

Я опять обернулся к Эллиоту, словно собираясь сказать ему что-то, а сам тайком вытащил мобильник.

— Вы уверены, Уолтер? — прошептал я. — Парень — инженер. У нас могут появиться проблемы.

— Послушайте, я сделал карьеру только потому, что умею разбираться в людях, — еле слышно произнес Эллиот. — Я хочу, чтобы он был присяжным.

Я кивнул и взглянул на зажатый между ногами телефон. Поступило сообщение от Фавро: «Уберите 10-й. Лживый. 7-й по профилю подходит прокурору, но я вижу хороший зрительный контакт и открытое лицо. Он заинтересован делом. Ему нравится ваш клиент».

Зрительный контакт. Все стало ясно. Я сунул телефон в карман и встал. Эллиот вцепился в мой рукав. Я наклонился и услышал его громкий шепот:

— Что вы делаете?

Я молча стряхнул его руку — публике незачем видеть, как он пытается мной командовать. Выпрямившись, я взглянул на судью:

— Ваша честь, защита благодарит десятый номер и просит вывести его из состава коллегии.

Судья распорядился отпустить редактора и вызвал следующего кандидата, а я сел на место и обратился к Эллиоту:

— Уолтер, никогда не хватайте меня за руку перед присяжными. Вас все начнут считать придурком, а мне и так предстоит нелегкая задача — убедить их, что вы не убийца.

Я отвернулся от него и проследил за тем, как новый и, видимо, последний кандидат занимает место на скамье.

Часть четвертая

Процесс десятилетия

Джеймс Макэвой, корреспондент «Таймс»

«На него свалилось сразу тридцать дел, но в счет идет только одно. Крупный клиент и большие ставки — и он вне конкуренции. Две недели назад адвокат Майкл Холлер унаследовал практику убитого Джерри Винсента, и теперь является ключевой фигурой в уголовном процессе десятилетия.

Сегодня в суде начинаются слушания по делу Уолтера Эллиота, пятидесятичетырехлетнего главы „Арчуэй пикчерс“, обвиняемого в убийстве жены и ее предполагаемого любовника в Малибу. Холлер представляет его в суде вместо Винсента, сорокапятилетнего адвоката, которого недавно нашли мертвым в своей машине в центре Лос-Анджелеса.