Медальон безымянного бога - Наталья Николаевна Александрова
Даты не было, но по портрету Брежнева можно было предположить, сколько лет этой фотографии. Уж во всяком случае, больше тридцати, а то и всех сорока…
– Да нет, не может такого быть, – пробормотала Полина. – Это просто бред!
Подписи под фотографией не стояло, так что вполне можно было подумать, что эта девушка просто похожа на Алису. Удивительно, неправдоподобно похожа.
Однако на этом чудеса не прекратились. Полина перевела взгляд на следующую вырезку, еще больше выцветшую от времени. И снова фотография: большая группа улыбающихся молодых людей – высокий чернокожий парень в пестрой накидке, китаянка в темном шелковом платье, еще несколько лиц, и среди них – опять Алиса, отмеченная все тем же красным карандашом. На этот раз стояла и подпись: «Ленинградские студенты встречают гостей фестиваля. На первом плане – Нельсон Мбата из Судана, Ли Чжен Тиу из Китая и Алиса Лихачева, студентка второго курса Института иностранных языков».
– Ничего себе! – протянула Полина, окончательно растерявшись.
Она не помнила точно, когда проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов. В пятьдесят восьмом году? В шестидесятом? Но во всяком случае, лет пятьдесят назад или больше. Это уж никак не спишешь на моложавый вид и хорошую наследственность. И не объяснишь фотографию случайным сходством – здесь черным по белому были напечатаны имя и фамилия Алисы.
Но в таком случае…
В таком случае Полина просто ничего не понимала.
А на стене перед ней висели еще вырезки, среди которых Полина заметила карандашный рисунок, выполненный на желтоватой, обтрепанной по краям бумаге. Несколько изможденных женщин в ватниках и теплых платках, с лопатами в руках. Под этим рисунком тем же карандашом была сделана надпись: «Сотрудницы Ленинградского этнографического музея на рытье окопов. Елена Васильева, Ольга Петровская, Алиса Лихачева. Декабрь 1941».
Полина вгляделась в изможденные лица женщин – и поняла, что одна из них, несомненно, Алиса, хотя ее и трудно было узнать в этой исхудалой, измученной женщине неопределенного возраста.
Конечно, в отличие от газетной вырезки дата на рисунке могла быть ошибочной, но старая бумага и сами лица женщин несли в себе ощущение подлинности
Однако и на этом сюрпризы не кончились.
Под рисунком к стене была приколота еще одна газетная заметка, на этот раз без фотографии.
«Доблестные работники внутренних дел раскрыли еще одну антисоветскую группу, которую создал преподаватель Высших художественно-промышленных мастерских Л. Л. Быстрицкий. Выходец из мелкобуржуазной семьи, Быстрицкий сумел ловко скрыть свое чуждое происхождение, чтобы без помех заниматься враждебной деятельностью. Пользуясь незрелостью молодежи, он вовлек в свою преступную организацию нескольких студентов – Бориса Кульчицкого, Михаила Трубникова, Алису Лихачеву и еще несколько морально и политически нестойких учащихся. Под видом изучения истории живописи Быстрицкий на своих занятиях занимался пропагандой буржуазного искусства и чуждого советской молодежи образа жизни. Мало того – ученики Быстрицкого, проникшись его враждебной идеологией, чтобы шире распространить тлетворное влияние своего идейного вдохновителя, организовали так называемые кружки изобразительного искусства среди рабочей молодежи. В то время, когда замечательная советская молодежь кует индустрию страны и готовится к труду и обороне, эти отщепенцы превозносили чуждые нам ценности и делали все для духовного разложения трудящихся. К счастью, антисоветская деятельность Быстрицкого и его приспешников была своевременно раскрыта, все участники группы с позором исключены из студенческо-преподавательского состава. Окончательно решит судьбу отщепенцев самый справедливый советский суд. Студенты и преподаватели Высших художественно-промышленных мастерских на своем общем собрании единодушно потребовали самого сурового наказания для отщепенцев. 10 апреля 1936 года».
И снова Алиса Лихачева…
Полине казалось, что она все глубже погружается в реку времени, и всюду, на каждом шагу этого погружения ей попадается то же самое имя, а иногда – то же самое лицо.
Кто же такая Алиса? Кем она была? И почему Савва Иванович, бывший актер кукольного театра, собирал все эти вырезки? Какое отношение он имел к Алисе?
Полина еще раз окинула взглядом стену – и в самом низу увидела еще одну газетную вырезку. Она сохранилась намного лучше, чем остальные, почти не выцвела и не пожелтела, хотя была гораздо старше – видимо, бумага в то время отличалась лучшим качеством.
«В летнем павильоне общедоступного сада «Олимпия» в минувший четверг открылась выставка известной художницы и путешественницы Алисы Лихачевой. Госпожа Лихачева только что вернулась из поездки по удаленным районам Бурят-Монголии, где зарисовывала и собирала предметы народного творчества. На открытии выставки госпожа Лихачева выступила с интересным докладом о нравах и обычаях обитателей столь дальней окраины Российской империи».
Под этой заметкой также имелись дата и название газеты: «Санкт-Петербургские ведомости, 18 июня 1912 года».
– Фантастика! – проговорила Полина, отступив от стены.
Собственный голос, показавшийся ей странным и незнакомым, прозвучал в этой пустой комнате как предостережение.
И еще… еще ей послышалось чуть слышное тиканье, доносящееся из сундука, словно само время напоминало ей, что оно уходит, утекает, как песок между пальцами…
Полина покосилась на сундук и почувствовала нарастающее беспокойство. Там таилось что-то ужасное… Она понимала, что самым правильным будет немедленно уйти из этой комнаты, но не могла этого сделать. Сундук притягивал ее взгляд, как магнит.
Наконец она не выдержала, шагнула к нему, подняла крышку, расписанную яркими аляповатыми розами… И едва сдержала крик.
В сундуке, свернувшись в позе нерожденного младенца, лежал пожилой мужчина с маленькой аккуратной бородкой и редкими седыми волосами.
Нетрудно было догадаться, что это хозяин каморки Савва Иванович.
Он был мертв – и причина его смерти не вызывала сомнений: горло старого актера оказалось перерезано, словно у него был второй рот, ухмыляющийся страшной, издевательской улыбкой.
Из открытого сундука, теперь уже совершенно отчетливо, доносилось монотонное тиканье.
Преодолевая ужас, Полина заглянула внутрь.
Мертвый старик казался удивительно беспомощным и безобидным. Он лежал, свернувшись калачиком, как будто внезапный сон окутал его своим волшебным покрывалом. Одна рука была неловко подогнута, вторая свободно лежала вдоль тела, а из кулака высовывался уголок бумажного листка.
И снова преодолевая ужас и брезгливость, Полина потянула за этот уголок. Трупное окоченение еще не охватило Савву Ивановича, и листок легко выскользнул из его руки. При этом рука немного сместилась, и Полина увидела, что под ней лежит старомодный будильник с чашечкой звонка над циферблатом.
Именно он издавал то тиканье, которое Полина слышала все время, что находилась в каморке сторожа. Взглянув на циферблат, она увидела, что в это самое мгновение минутная стрелка подошла к цифре двенадцать. И тут она
