Анна Владимирская - Шоу на крови
Музейщицы вглядывались то в смотрительницу, то в визитку. Все они наизусть знали биографии и малейшие детали из жизни основателей коллекции Воскресенских. И всем им доподлинно было известно: визитка была одна. Больше не сохранилось. И эта одна-единственная визитка лежала под стеклом в витрине, в кабинете-библиотеке, рядом с личными вещами Ярослава Михайловича: очками, черепаховым очешником, французской газетой «Le Petit Journal» и старинным пособием для любителей изящных искусств, изданным в Санкт-Петербурге в середине позапрошлого века. Кто-то смотрел на Маргошу с состраданием, кто-то с сомнением: дескать, выжила из ума старушка. Поверить в появление второй визитки Воскресенского было невозможно. Она была выполнена на дорогой бумаге — рисовом китайском картоне.
Визитка пошла по рукам. Каждый смотрел, искал и находил в ней свидетельства подлинности.
— Значит, вы говорицэ… Нашли на серебряном подносе? — спросила еще раз Элькина.
— Именно что на подносе! — Мелко кивая головой, Маргоша показала, как лежала визитка. — В закрытом шкафу, опечатанном главным хранителем! — добавила она, вскинув вверх сухое, как забытое с лета яблочко, сморщенное личико.
Дабы прекратить сомнения, всем отделом отправились проверять Маргошу. В кабинете-библиотеке под стеклом витрины лежала никем не тронутая визитка. И в руках у смотрительницы была точно такая же. Каким образом появилась в закрытом шкафу на испанском серебряном блюде вторая визитка, было загадкой.
— Ну хорошо, с визиткой действительно туманная история, — сказала Вера, ощущая в Маргоше некоторую чрезмерную возбужденность. Все они что-то скрывают, музейщики эти, как тут разберешься!.. — Вернемся к гипотетическому вопросу о музее. Вы не боитесь, что новый хозяин может набрать другой штат?
— Не боюсь! — звонко объявила та. — Смотрители будут нужны музеям всегда! Государственным или частным, значения не имеет.
— А вот ваша коллега, Неля…
— Неля дура! Она своими куриными мозгами так и осталась жить при социализме. А жизнь идет вперед, и никто не спрашивает разрешения у бывшей пролетарки. Она ведь всю жизнь протрубила на «Красном резинщике». Неля — она ж красно-прорезиненная! Идиотка! Государство не должно опекать музеи. У него для этого нет средств. А вот хороший хозяин — совсем другое дело! Он будет дрожать над каждой картиной!
— Значит, вы за приватизацию? — подытожила Вера.
— Я, Вера Алексеевна, заумное ведение дел. Чем наш музей хуже Криворожстали? Почему вокруг завода столько возни, а музеи никому не нужны? Если бы у нас работали такие люди, как Пиотровский в Санкт-Петербурге, мы могли бы на культуре зарабатывать не меньше, чем в других отраслях. Ведь иностранцы ходят по музеям и за турпутевки платят валютой! И где? Я вас спрашиваю, где валюта?
— В закромах родины.
— То-то и оно, — подмигнула Маргоша.
Разговор с третьей бабулькой-смотрительницей, Лужецкой, происходил в тишине уютного Французского зала. Маникюр и легкий макияж, завитые седые кудряшки, батистовая блузка в кружавчиках, строгая серая юбка из тонкой шерсти и темно-вишневая шаль на плечах — все это создавало образ благородной пожилой дамы. Запах давно забытых арабских духов «Нефертити» довершал портрет антикварной обитательницы зала рококо. Потупив глазки долу, она поведала Вере о своей тайной страсти: коллекционировании советского фарфора. Дома у нее в любое время можно полюбоваться на фарфоровых кошечек, собачек и уточек. Коснулся разговор и темы ангела-хранителя и приватизации музея. Ангела — да, видела и разговаривала. Хотя вот Хижняк ей не поверил… На второй вопрос смотрительница ответила, не задумываясь.
— Музей, голубушка Вера Алексеевна, должен быть на балансе у государства. Но только не так, как раньше. Не должно быть прихватизации всякими там нечистыми на руку бизнесюгами и депутатами! А нужно разрешить музею все заработанные деньги оставлять на своем счету! Тогда музеи расцветут, а не будут чахнуть.
— Так сейчас они, по-вашему, чахнут?
— Это не по-моему, голубушка, а объективно, — вздохнула Оксана Лаврентьевна. — Вы знаете, что в провинции есть музеи, где не работает охранная сигнализация? Заходи, грабь, бери, тащи что хочешь! А в иных так поставлена, с позволения сказать, работа, что на драгоценных антикварных сервизах местная власть гулянки устраивает, да еще иконы, мягко говоря, арендует для собственных апартаментов!
— Неужели музейщики дают чиновникам в пользование реликвии?
— Представьте себе! — горько поджала губы старушка. — А вот если бы музеям позволили хозрасчет, они б хотя бы брали за это деньги!
* * *Завьялова выдернула Веру из музея своим телефонным звонком. Договорились встретиться в кофейне внизу Андреевского спуска. Ненарочитый минимализм интерьера сочетался здесь с отличным кофе. К нему подавались вкусные тортики, всевозможные пирожные. Обернутая мешковиной книжечка меню, глубокий черный цвет чашек и блюдец подчеркивали изысканное удовольствие процесса. Мелодично звучали названия: «Фламандская ваниль», «Фраппе», «Латте». Можно было вкусить кофе по-турецки, по-венски, по-болгарски или по-швейцарски. Явившийся с Лидой Олег Чепурной заказал всем кофе и торт «Четыре встречи», а себе вдобавок — огромное блюдо с фруктовым салатом и мороженым.
Лида торопилась поделиться с Олегом своими впечатлениями.
— Наша Веруня, представь себе, Олежка, профессиональный укротитель номенклатурщиков! — сообщила она с хохотком.
— И многих вы, Вера свет Лексевна, укротили? — Бизнесмен, несмотря на недавний разбор полетов, устроенный Лученко, был в игривом расположении духа.
— Тебе, Лидуша, нужно участвовать во «Всемирных розыгрышах», — парировала Вера, — не верьте ей, она вруша!
— Верь мне, верь! Я, конечно, не святая, случается и приврать, но не в данном случае. Ты бы видел, как она управилась с госчиновником Борщиком. Это нечто особенное!
— Борщик, Борщик!.. Какая съедобная фамилия! — Измазанные белыми сливками тонкие усы Чепурного затрепетали, как у кота перед мышиной охотой.
— Ах, вот ты о чем, — протянула Лученко, не придавшая никакого значения маленькому эпизоду.
— Это было нечто бесподобное! — не успокаивалась Завьялова. Актрисе не терпелось продемонстрировать сценку в лицах. — Вообрази, Олег! Этот Борщик из управления культуры — я его знаю, слава богу, он не курирует театры, скользкий тип — с ходу стал орать на несчастную экскурсоводку! Причем так бесновался, я тебе скажу, будто ему вожжа под хвост попала!
Неторопливо прихлебывая, они наслаждались не только кофе, но и обстановкой. Сидели за угловым столом: Лида и Олег на кожаном диване, а Вера на стуле. На стенах были нанесены забавные, идущие по полукругу и по спирали надписи. Они сообщали, например, что около сорока новых звезд появляется в нашей Галактике ежегодно и что первым домашним животным в эпоху мезолита стал серый гусь. Лида прочитала очередную надпись и потребовала:
— Как догадалась про японцев, Верка? Я уже разговаривала с Олесей. Колись!
— Это элементарно. Объясняю: японцы — нация эстетская. У них есть такая привычка — приобщаться к совершенной красоте, гармонии. Постоянно и везде. Японец поедет за сто километров, чтобы полюбоваться, скажем, садом на закате. Или полной луной. Он там будет сидеть, умиротворяться, думать, мечтать и разговаривать с богами.
— Откуда такие сведения? — удивился Чепурной.
— А я, знаете, читаю иногда. Буковки такие черненькие на белом фоне. Но вообще-то мой Андрюша много о Японии рассказывал. Он, когда айкидо изучал, просто заболел этой страной… Так вот, японцев по музеям не протащишь в нашем обычном стиле, насчитывая километры коридоров и отмечаясь: так, Лувр пробежали, Прадо проскочили. Это мы, европейцы, обскакиваем все мировое искусство, высунув язык. От египтян к импрессионистам. И потом удивляемся, что ничего не запомнили, а тем более не почувствовали. Не возникает резонанса. А у японцев — возникает, потому что они не спешат, сосредотачиваются. Могут у какой-нибудь склонившейся ивы час простоять. И когда Суздальская обмолвилась, что им особенно понравился в России музей под открытым небом…
— Все ясно! — заявила Лида. — У нас же в Пирогово такой музей. Как просто!..
— Я же говорила, элементарно.
Чепурной откинулся на спинку желтого дивана.
— Ну хорошо. Что там в нашем музее? — сменил тему Чепурной. — Нащупали что-нибудь? Почувствовали?
Вера пожала плечами.
— Кой-какие чувства имеются…
Ее азартно прервала Лида:
— А я уверена, что мента пристукнула эта директриса. Я ее видела, страшненькая, взгляд как у леди Макбет. И слышала про нее кое-что.
— Милая, ты не в театре, — сказал Чепурной, и Лида нахмурилась. — Давайте рассуждать логически. Кто-то из научных сотрудников мог грохнуть мента? Мог. Но ведь потом убили режиссера, так? Режиссер тут при чем?
