Себастьян Жапризо - Дама в автомобиле

«Тендерберд» я обнаружил на набережной в Шалоне. Я остановился на той же стороне улицы, метрах в пятидесяти впереди. Мне кажется, я засмеялся, увидев его. Осторожным шагом я в темноте направился к «тендерберду», у которого теперь был спущен верх. Фары неожиданно зажглись. Я увидел, что с вами сидит мужчина. «Тендерберд» тронулся с места. Я побежал к своей «ДС». Я говорил себе, что вы совершаете все эти необъяснимые поступки из чистого садизма, что вы решили сначала до конца сломить меня, а потом уже прикончить. Мне все же удалось вас нагнать, я увидел вашу перевязанную руку, увидел, как вы с этим парнем в сером пуловере вошли в гостиницу «Ренессанс». Я все равно тоже пошел бы туда, потому что Анита сказала мне, что именно в этой гостинице она ночью сняла номер. Теперь уже у меня не оставалось никаких сомнений, что вы сознательно, пункт за пунктом, начисто разбиваете весь мой план. Я дождался, пока вы вышли. Я дал вам уехать из Шалона с этим сутенером, который понравился вам исключительно потому, что он олицетворял собой именно тот тип мужчин, который я ненавидел. Вы не можете себе представить, Дани, до чего я был измучен.

Я долгое время провел в саду той второй гостиницы, где вы сидели с ним в пустом зале ресторана Я наблюдал за вами, как и днем во время обеда, через окно. На вас были брюки цвета вашей косынки — такое же бирюзовое пятно, за которым я гнался весь день. Кажется, я рассуждал в эту минуту, словно вы действительно были любовницей Коба, кажется, я сам поверил в то, что придумал для других. Я ждал долго, очень долго. Потом я увидел, что вы поднялись в ваш номер, отдав себя во власть этому мерзавцу, увидел полоску света, пробившуюся из-за тяжелых штор, за которыми вы решили провести с ним ночь.

Я поехал обратно, в Париж. Ярость придавала мне силы. Я опять включил дальний свет, не думая о встречных машинах. До Парижа триста сорок километров. Я должен добраться туда до пяти часов утра. Я доберусь. Я заверну труп Коба в коврик и увезу его вместе с ружьем. Я уничтожу фотографию Аниты, которую я забыл сорвать со стены. Я не буду спать. Я выдержу, я поборю свою усталость, свое отчаяние. В Шалон мне придется возвращаться уже на рассвете, я одолею сотни километров, как одолеваю их сейчас, я приеду в этот сад при гостинице, приеду до того, как вы снова сядете в «тендерберд». Часам к десяти, возможно. Мне необходимо вернуться в десять часов. Вы, пресытившись развратом, уж во всяком случае, до этого времени проспите за тяжелыми шторами, не подозревая, что толстый увалень опередил вас. Я найду способ даже днем перенести труп Коба и ружье в багажник «тендерберда». А потом все равно где, но я вас убью, влив в рот пузырек дигиталиса, и, зажатое в моей ладони, ваше сердце перестанет биться, как у птенца. Когда я был подростком, я видел, как другие мальчишки убивали птиц. Я кричал и бил их всех. В тринадцать лет я уже был выше среднего мужчины, я был толстый, и мальчишки давали мне прозвища, которые приводили меня в бешенство. Но я всех их бил. Они смеялись над моими родителями за то, что те бедные. Но я их всех бил. Я бы хотел сейчас снова стать мальчишкой. Я хотел бы… я сам не знаю чего… Наверное, чтобы не было грязи, все было чистым, спокойным и незыблемым. Я больше не могу, Дани.

Я приехал в Париж позже, чем рассчитывал. Погода мне не благоприятствовала. Кроме того, оказалось, я потерял ключи от дома Коба, и мне пришлось вынимать замок из двери, которая вела в сад, а затем ставить его на место. Я отнес завернутое в коврик тело Коба в багажник своей машины. Мне с трудом удалось втиснуть его туда. Затем я вернулся в дом за ружьем, потом — чтобы сжечь фотографию Аниты и еще раз проверить, не оставили ли мы где-нибудь следов нашего пребывания. Когда я посмотрел на кровать, в которой вы спали ночью, я вдруг лег на нее, уткнувшись лицом в подушку. Я дал себе слово, что отдохну всего несколько минут. Но я заснул. Не знаю, какая сила разбудила меня через полчаса. Я мог бы проспать целый день. Я ополоснул водой лицо и пустился в обратный путь.

После Фонтенбло я вынужден был остановиться на обочине дороги. Было около восьми часов утра. Шел дождь. Машины вихрем проносились совсем рядом со мной, и моя «ДС» сотрясалась. Я уснул, положив руки на руль и уткнувшись в них лицом. Я проспал всего четверть часа, а может, и того меньше. Я ругал себя, мне казалось, что каждый раз, когда я закрываю глаза, жизнь Мишель ускользает от меня. Еще раз я остановился неподалеку от Шаньи, около грузовой автостанции, чтобы выпить кофе. Когда кто-нибудь проходил мимо багажника моей машины, я вздрагивал.

Было уже за полдень, когда я подъехал к гостинице в Шалоне. Вы улетучились, Дани. Я не знал, куда вы поехали и насколько вы меня опередили. Я не рискнул расспросить о вас. Я двинулся дальше на юг. В Балансе я понял, что всякая надежда найти вас потеряна. Я позвонил в Женеву, Анита плакала и говорила со мной нежным голосом. Она тоже уже отчаялась. Я сказал: «Она угнала машину и едет на юг, но фотограф со мной, еще ничего не потеряно». Анита переспросила: «Кто? Кто с тобой?» Я сказал, чтобы она меня ждала и любила. И обещал ей позвонить вечером. Потом я поехал дальше. От солнца у меня стучало в висках.

Я снова наткнулся на вас в Шалоне. У бензоколонки стоял «тендерберд», его заправляли. Верх у машины был опущен. Немного погодя вы вышли из кафе в обнимку со вчерашним вашим типом. Я даже не почувствовал облегчения, увидев вас. Я думал только о том, как бы избавиться от трупа Коба и ружья, которые лежали у меня в багажнике. Мне это удалось сделать полчаса спустя, уже недалеко от Марселя, на пустынной дороге, где вы остановились. Я видел, как вы оба скрылись на холме за деревьями. Не раздумывая, я подогнал свою «ДС» к самому «тендерберду» и при ярком свете дня раскрыл ваш и свой багажники. Пиджак я снял уже давно, рубашка на мне была мокрая от пота. Казалось, что у меня сейчас лопнет голова. Переложив труп и ружье, я отвел свою машину за поворот. Воздух был наполнен стрекотом цикад. Я развернулся, решив, что после прогулки на свежем воздухе вы поедете в Марсель, вышел из машины и стал поджидать вас на обочине. Я не остановился бы даже перед тем, чтобы убить вас обоих любым способом, хотя бы кулаками, и тем самым вконец запутать следователей. Но потом я понял, что в таком случае они обязательно будут разыскивать убийцу и нападут на мой след.

И вдруг я увидел, что ваш приятель сел в машину один, тоже развернул ее в сторону Марселя и, раскрыв ваш чемодан, швырнул его на дорогу. Таким образом, я снова потерял вас. Мало того, получилось, что, с одной стороны, «тендерберд», в котором находился груз, подобный бомбе, уезжал от меня, с другой — вы оставались на холме. Я никак не мог сообразить, что важнее — найти вас или следовать за «тендербердом». Я решил, что, так как вы без машины, мне легче будет разыскать потом вас, чем машину, и пустился вслед за парнем к автостраде, которая ведет на Марсель. И вот тут-то он развил такую скорость, что моей «ДС» это оказалось не под силу, и он все дальше и дальше уходил от меня. Но я упорно преследовал его. Я понимал, что он угоняет машину. При въезде в город он исчез. В этом месте движение идет по карусели. Несколько раз, увлекаемый потоком машин, я объехал ее, рискуя обратить внимание регулировщика, который стоял на повороте с автострады. Наконец я решил вернуться обратно. Усталость парализовала мои мысли, мою волю, я действовал наугад, глупо. Я подумал: «Она должна быть в таком же состоянии, как я, и я найду ее на том же месте в полной растерянности. Ее я прикончу, а что касается этого сукина сына и «тендерберда», то, что бы ни произошло, черт с ними». Но опять оказалось, что я плохо знал вас, Дани. Я нашел на холме только вашу записку, несколько слов, нацарапанных правой рукой: «Сегодня вечером в десять часов на улице Канебьер, у дома номер десять». У меня хотя бы оставалась надежда найти вас. Я разорвал бумажку и не спеша поехал в Марсель. Я думал о вас. Мне казалось, что я начинаю понимать ход ваших непонятных поступков, но пока еще довольно туманно. Мне надо выспаться, и тогда я окончательно все разгадаю. Я снял номер в гостинице у вокзала Сен-Шарль. Не раздеваясь, я бросился в постель и уснул как мертвый.

Меня разбудили, как я просил, вечером, в начале десятого. Я заказал в номер ужин и принял ванну. Лицо у меня заросло черной щетиной, рубашка была совершенно грязная, но я отдохнул, и голова моя стала ясной. И я наконец понял, что вы ничего не знали ни об убийстве, ни о моем преследовании, а то, что вы взяли машину, — просто взбалмошный поступок, вот и все. По бумагам машина числилась за обществом Коба, сокращенно МРК. Этого вы наверняка не поняли. Не знаю, каким образом вы напали на одну или две вехи, оставленные Анитой предыдущей ночью, но в чем можно было не сомневаться, так это в том, что нападение на вас в туалете станции обслуживания и несчастье с рукой — для вас загадка. И наверняка сейчас вы всецело поглощены мыслью, как вернуть машину. Быть может, вы знали, каким неведомым мне способом вы найдете своего сутенера. Этим, не считая присущего вам мужества, объяснялось то, что там, на холме, вы не потеряли голову.