Всеволод Данилов - Банк
– Сдал! – торжествующе объявил он. – Я предупреждал, что сдаст.
И коротко тыльной стороной ладони хлестнул Жуковича по лицу.
Тот вскрикнул привычно и загородился руками.
– Чего загораживаешься? Чего загораживаешься, паскуда? Руки! Р-руки вниз.
Жукович со страхом, медленно, съежившись, принялся опускать руки.
– Пусть не бьет, – обращаясь в никуда, просипел он. Слова из разбитого рта выходили искаженными.
– Против старого опера постоять хотел, – указывая на массивную, жалкую сейчас фигуру, насмешливо объяснил Подлесный. – С кулачонками кинулся, дурашка. Но я ему постоял пару раз по печени. Вмиг осекся, сволота! И запомни – это только начало. – Последнее было обращено к сжавшемуся Жуковичу. – Я из тебя все говно по капле выдавлю, пока вовсе ничего не останется. Потому как ничего другого в тебе никогда и не было. Знаете, какой цифрой «ФДН» выиграл? Шесть миллионов десять тысяч! Каково?! Рассказывай, как купился! Такая упрямая сволота попалась – не колется! – пожаловался он, приноравливаясь для нового удара.
– Отдохни-ка от трудов праведных, – потребовал Забелин.
– То есть?
– В угол, говорю, отойди! Иль против меня тоже собираешься старым опером постоять?
Подлесный затих недоуменно. Затем в глазах его мелькнуло некое просветление.
– Мягкотелость наша! Говорил, говорил я тебе, Алексей Павлович! – Он брезгливо заметил бурое пятно на правом рукаве безупречной своей рубахи. – Нельзя было падали этой доверяться. Хороший ты мужик, но в людях ни бельмеса не смыслишь. Отодвинул меня, вот – пожинаем. А у него на морде было написано, что сдаст при первом случае. Такое дело загубил! Ох, напрасно в свое время наши его не доработали. Дерьмо, оно во все времена при первом тепле воняет.
С видимой неохотой Подлесный отошел в сторону.
Забелин же придвинулся к обмякшему Жуковичу.
– Так что, Олег? Сдал-таки? – припомнил он.
– Меня, здорового мужика, и… как ошметка. – Плечи Жуковича задрожали, и из-под пальцев, которыми пытался прикрыть он побитое лицо, потекли грязные слезы.
– Стало быть, и впрямь не шутил? – То, что Жукович не захотел ответить на прямой вопрос, окончательно сняло все сомнения, и жалости к этому страдающему от унижения человеку Забелин больше не испытывал. – Говорить станешь?
– А пусть тебе Малюта твой рассказывает. Обложились. У каждой падлы по своему Скуратову. Во вам теперь чего выгорит! – Жукович сформировал увесистый кукиш, и Забелин, за минуту до того сам пораженный происходящим, не контролируя больше себя, взметнул сжатую в кулак руку.
– Не-ет! – закричали сзади. Вошедшая тихонько Юля с ужасом смотрела на охваченного яростью Алексея. – Он же живой!
– Пока живой. – Насмешка на лице Подлесного плохо, впрочем, скрывала овладевшее им смущение. – Предатель это нашего общего дела, Юлечка.
При звуках Юлиного голоса Забелин опомнился, не в силах еще полностью остановиться, схватил Жуковича за ворот, выдернул из кресла, намереваясь дотащить до двери, но не удержал тяжелое тело, и тот рухнул на пол.
– Пошел вон. Ты мне больше неинтересен, – процедил Забелин.
– Премного вами благодарен, барин. – Жукович, скосившись на Юлю, поднялся, скривил избитое лицо в усмешке и медленно, на подминающихся ногах, двинулся к двери, с опаской поглядывая в сторону приблизившегося Подлесного, добрался до спасительно выхода. В потухших глазах вспыхнула показная удаль. – Н-на вам! – отчаянно, срывающимся голосом выкрикнул он, ударив себя ребром ладони по сгибу другой руки. И, дернув ручку, выбросился в приемную.
Подлесный было шагнул следом, но дорогу перегородила хрупкая фигурка. Юля глядела на нависшего перед ней мужчину с необычной в ней неприязнью.
– Извини, Юль, что при тебе получилось. Но это мужские разборки.
– Вы человека! Как грязь раздавили. Недоброе вы сотворили.
– Ты бы лучше нас всех пожалела. – Забелин, совершенно обессиленный, уселся на ближайший стул. – Столько работы. В одном институте шестьсот человек. И один гнус… взял да все и подпалил. Да что теперь говорить? Доброта-то, она тоже должна быть… умной.
– Предательство это, Юля, – попытался смягчить слова шефа Подлесный. – И тут уж не до антимоний.
– Страшный вы, Подлесный, – не приняла примирительного тона Юля. С горечью помолчала. – А ты, Алеша. Ты… тоже не божеский.
– Зато ты вся из себя божеская! Аж исползалась перед ним на карачках. Только что-то не больно Господь твой тебе помогает. И вообще, я этими поповскими проповедями дома закормлен! Так хоть здесь дай отдохнуть!
Забелин прервался, пугаясь вырвавшихся слов. Вскрикнувшей Юли в кабинете уже не было.
– Зря так-то. Девочка ведь еще. Не обвыклась, – не одобрил Подлесный.
– На себя посмотри, миротворец хренов! Кистеня только не хватает да дыбы. Пыточную он в кабинете вице-президента устроил.
– Просил ведь подвал.
– Пошути еще.
Мысли об обиженной им в сердцах Юле непрестанно вращались в голове и мешали вернуться к делу.
– Ладно. Рассказывай, как Жуковича вычислил.
– Ну, я его сегодня с утра пас. Хоть т… вы и приказали, но… я так подумал, что для дела.
– Дальше.
– Ну, он, правда, верещал поначалу, чтобы не лез. Но потом я его слегка образумил.
– По печени?
– Да нет, зачем? Это уже здесь, по факту. Значит, после того как Клыня привез ваш конверт, я его лично принял, хоть этот сучок вновь верещать пустился, но зато убедился ответственно – все было в целости: не надорван, и росписи ваши соответствуют. Не вскрывался, короче. За это отвечаю. Жукович при мне все в новый конверт опечатал. Выходил, правда, пару раз. Вот тут я в сомнении.
– Не мнись.
– Без пятнадцати пять приехали на аукцион. Сдали все документы. Из «ФДН» народишко уже крутился. Потом узнал, что они один свой конверт тоже в последний день подменили, но за полтора часа до нас. То есть получается – до того как вы цифру проставили. А после никто не менял. За это поручусь. Ни на шаг не отходил.
Короче, в семнадцать тридцать объявляют, что участвуют четыре компании (две от них, две от нас), все документы действительны. Начали вскрывать.
Вскрывают ихний первый конверт – сто двадцать тысяч рублев. То есть на халяву хотели. Наш первый – полтора миллиона. Вскрывают второй наш – ё твое – шесть миллионов и при них пять тысяч. Я еще подумал – ну, дает шеф, швыряет деньги за нефиг делать. И тут вскрывают их последний – шесть миллионов десять тысяч не хочешь? Не две, что нам Жукович по максимуму пророчествовал, а точнехонько шесть. Да еще на нашу пятерочку десяточку аккуратненько положили. В дамки с сортиром. Просто-таки снайперски точно наварили.
– Как Жукович себя вел?
– Выступать начал. Мол, никакой протокол подписывать не стану. Де, фальсификация все. Да только пылил он. Подпись его никому и так не нужна, подписывает только победитель. А по форме не придерешься. Ну, я потерпел, пока не закончится. Пока назад ехали. Выслушал, как он по дороге повозбуждался. За пацана, должно, держал. Но старый опер всяких видал. А уж в кабинете – тут от души. Если бы вы раньше времени не объявились, я бы из него всю компру с говном вынул.
– И это все? – не поверил Забелин. – Так на чем поймал-то? Мордовал-то за что?
– Колол! Не знаю, правда, как он это, паскуда хитрая, провернул. Тут еще разобраться требуется. Но ведь и каталы на твоих глазах передергивают. А то, что он, – так это к бабке не ходи. Некому больше! Конверт-то ваш он получил опечатанным.
Забелин, совершенно ошеломленный услышанным, тихо засмеялся.
– Вы чего это? – под изучающим взглядом шефа Подлесный быстро пробежал взглядом по своему костюму.
– Я думаю, Подлесный, что из ФСБ тебя по недоразумению поперли. Просто не доехали, какой в тебе палачуга сидит. Выходит, и здесь Юля права оказалась.
– И вы туда же. Ну, она-то девочка. Но вы – высший менеджер. Не одно поглощение оформили. Дело-то грязное, в общем, делаем – у людей ихнее отнимаем.
– Не отнимаем, а покупаем.
– Словеса все. Покупали бы, я и впрямь был бы лишним. А так… одна грязь. Только роли разные – я эту грязь смываю, а потом такие, как вы, объявляетесь – в ослепительно, так сказать, белом фраке. Да и игра немалая – на миллионы долларов. А я, между прочим, еще и экономлю – разведку и контрразведку в одном лице совмещаю.
– Еще и палач-любитель по совместительству.
– О! Все вы чистоплюи. Небось когда нужно было акции из Петракова вытрясти, так и не погнушались меня послать? И не виню, потому что в тот момент не до умствований было – дело зависло. А когда ментам платите, чтоб должников ваших трясли, в каталажки кидали, так оно ничего? Вы же про то, как из них деньги ваши выбивают, знать не желаете. Вам результат подай. И опять же – верно! Нормальное распределение труда. Больше того! За каждым переговорщиком при фраке должна быть сзади тень человека с топором. Такая вроде бестелесная. Ан аргумент! Вижу по глазам – выгнать хотите. И не обижаюсь. Потому что прокол на кого-то списать надобно. Только все равно делом этим заниматься кто-то должен… Да и с Жуковичем опять же – единственный это фигурант. Проморгали, конечно. Но колоть надо. Через него на заказчика выйдем.
