Всеволод Данилов - Банк
– Салажня вы. Фраерка развалить не умеете. – Под презрительным взглядом капитана милиционеры смешались. – Надо было в яму эту столкнуть и землицы как следует сверху присыпать. Чтобы уж в рот попадала. На этом не один сломался. Все самому приходится. Давайте его сюда, недоумки.
Придерживая под руки, упирающегося Максима заволокли в кабинет и с силой толкнули вперед так, что, перебрав непослушными ногами, он едва увернулся от угла стола и оказался на полу.
– Симулируешь, паскуда? – Над ним, расставив ноги, нависла громада в кителе на плечах. Громада присела, участливо посмотрела на пытающегося подняться мужчину. – Ты что ж думаешь, это все всерьез было? Это репетиция была. Молодые чуток потренировались. А теперь и поговорить пора.
И коротким, резким движением ударил его с двух сторон ладонями по ушам.
От невиданной боли Максим взвыл и, обхватив разрывающуюся голову, покатился по полу.
– Вот видите, уже и психологический контакт с подозреваемым начинает устанавливаться, – отряхивая колени, которыми он невольно коснулся пола, удовлетворенно заметил капитан. – Все можно, ежели умеючи. Посадить эту падлу на стул.
– Ну так вот, мошенник, – возобновил он допрос, дождавшись, когда в глазах сидящего появится осмысленное выражение. – А кто же ты, как не мошенник? Думаешь, можно безнаказанно у уважаемых людей трудовые их миллионы уводить? А ведь они им тяжело достаются, эти миллионы-то. Но ты забыл, видно, что есть еще органы правопорядка и бдят они на страже интересов, так сказать, человеческих.
– Это тебе не прогнившая американская фемида, которую ты привык покупать, – стремясь восстановить доверие начальства, пошутил сержант. Но, остановленный суровым взглядом, ретировался к стене.
– Так что подписывай-ка, мужик, договоры эти – и вали отсюда по-доброму, – вернулся к прежнему разговору капитан.
Максим, до которого все происходящее доходило через какую-то пелену, попытался скривиться, но одеревеневшее лицо не слушалось. Тогда он вложил правую руку в левую и принялся выстраивать из непослушных пальцев кукиш.
Удар дубинкой – и обе руки обвисли вдоль тела.
– Да ты никак шутник! – взъярился капитан. – Так и я тоже. И раз уж мне люди доверили, так я их не подводил. И не подведу! А потому если ты, погань, сейчас не подпишешь, так мы тебя в подвал опустим и для начала… – Он свел два пальца в кольцо и принялся двигать меж ними дубинкой. – Так отымеем, что потом ни один пидор дел с тобой иметь не захочет. Это если ты вообще отсюда выйдешь. А я уж и сомневаюсь. Потому как ты упрям и, выйдя отсюда, можешь попытаться опорочить репутацию безупречных наших органов. А у меня, кстати, и звание очередное подходит. Так что, не подписав, не выйдешь. Тащите падлу в подвал!
Но, вопреки ожиданию, впитывавшие до того искусство допроса подчиненные не бросились выполнять приказание. Они прислушивались к тому, чего не услышал увлеченный своей речью капитан. Со стороны дежурной части доносились громкие, стремительно нараставшие голоса.
– Товарищ капитан, что-то не то…
В следующее мгновение в кабинет вбежал лейтенант.
– Там! Идут! – едва успел выкрикнуть он и, глянув назад, вытянулся в струнку.
В раскрытую дверь стремительно вошел генерал-майор милиции, за которым едва поспевали два подполковника, следом вошли двое в штатском – Курдыгов с Забелиным.
– Максик! – Забелин бросился к обвисшему на стуле другу.
Генерал меж тем остановился перед вытянувшимся капитаном. Нарочито медленно протянул руку и с силой рванул на себя погон.
– Твой?
– Мой, – один из подполковников подскочил сбоку. – Мой, к сожалению!
– Полдня тебе даю. Чтоб восстановить законность, – едва сдерживаясь, чтоб не ударить стоящего перед ним офицера, приказал генерал. – Всех… восстановить. Или я тебя самого восстановлю по самое некуда.
И, развернувшись, в сопровождении второго подполковника зашагал к выходу. Возле Курдыгова притормозил:
– В расчете.
– В зачете, – мягко подправил тот.
Генерал зябко подернул плечами и, не задерживаясь более, переступил через порог.
– Полдня много, товарищ генерал! Я их, тварей, за час! – крикнул вслед выходящим оставшийся подполковник.
В голосе его было такое, от чего лицо капитана, до того лишь удивленно-растерянное перед генеральским гневом, покрылось крупным, хлынувшим изо всех пор потом.
– Так ты, стало быть, на частные заказы сел? – вкрадчиво, поглаживая рукой лежащую на столе дубинку, поинтересовался подполковник. – Без согласования с начальством мундир позоришь? Да я тебе, паскуда, сейчас демократизатор этот в жопу засуну!
– О Боже, – простонал Максим. – Алеха, уведи ты меня из этого бардака.
– Дурашка же ты! – бормотал Забелин, с помощью Курдыгова выводя обессилившего Максима, из ушей у которого сочилась кровь. – Ну что за осел выискался! Подписал бы все, к чертовой матери. Знаешь же, что ни черта твоя подпись не стоит. Так нет, весь мир переупрямить хочешь.
Краем глаза он заметил, как всколыхнулся при последних словах крепко и, как выяснилось, напрасно подставившийся капитан, которому теперь, похоже, не суждено было стать майором.
Придерживая все еще похрипывающего от боли Максима, Забелин не без труда отомкнул дверь своей квартиры.
– Потерпи еще! Я с дороги бригаду врачей вызвал. – Сидоренко оказался одним из немногих, кому удалось помочь снять вклад. – Посмотрят уши твои, да и почки тоже. Как они?
– Вроде отходят.
– Вот и ладушки. Сейчас Наталье позвоним. Тоже из-за тебя, дурака, не в себе. Пару дней у меня оклемаешься. А там, черт с тобой, рви за бугор. Раз уж с нами невмоготу.
Максим опять принялся складывать пальцы в злосчастный кукиш, но, похоже, сегодня была не судьба – от неловкого усилия его повело, Забелин не успел удержать. И оба с грохотом свалились на коридорный шкаф.
Дверь из комнаты распахнулась, и на шум выскочила встревоженная девушка. В полной растерянности смотрела она на лежащих в обнимку посреди прихожей заваленных меховой одеждой мужчин.
– Дрались где-то, – разглядывая Максима, догадалась Юля.
– Да нет, просто побили меня чуток, – вопреки обыкновению, честно признался Максим. – Классно, что ты появилась, Юлька, хоть будет теперь кому от жлоба этого защитить. Он ведь чего без тебя удумал? В загранку меня отослать хочет, чтоб самому в институте порулить. Это после того как я ему все акции скупил. Можно сказать, преподнес.
– Не сердись, Юлочка. Все равно зима впереди. Все в химчистку пора сдавать, – освобождаясь от навалившейся дубленки и не отрываясь от подернутых пеленой Юлиных глаз, счастливо пробормотал Забелин.
– Мальчишки! Ну на минуту вас оставить нельзя, – и, сев возле них на полу, она заплакала.
Эпилог
На заваленной мартовскими сугробами Варварке печально позванивал церковный колокол, перебиваемый монотонными гулкими ударами.
Наверху, на крыше нависшего над церквушкой здания, орудовали тяжелыми кувалдами рабочие, азартно сбивая последнюю металлическую букву.
– Чегой-то там? – собравшаяся напротив, у памятника Кириллу и Мефодию, толпа зевак непрерывно разрасталась.
– Банк очередной прикрывают. На днях лицензию отобрали.
– А чего за банк-то?
– Да этот, «Светоч».
– Ишь ты! Здоровый банчище-то вроде был. Там же этот шуровал, как его? Все в газетах против коррупции выступал.
– Второв, что ли?
– Во! Как же допустил-то?
– Да чего допустил? Первым и сиганул. Еще по осени девяносто восьмого. Мол, я не при делах, разбирайтесь здесь сами. А сам на Багамы за пивком побежал. После этого все враз и развалилось.
– Ишь как! А по виду вроде крепкий хозяин был.
– А чего ему? Свое-то нажировал. Все они воровать только крепки. А то, что людей обкраденных немерено, – так кому дело?
– Да, нет настоящей власти. Чего теперь там-то будет?
– А чего будет? Вроде Минтяжмаш опять расширяется. Хуже не будет.
Последняя упрямица буква наконец подалась и с печальным жужжанием полетела к земле.
