Чингиз Абдуллаев - Фактор страха

— Придется утром его отпустить, — огорченно сказал Романенко, — против него ничего нет. Он лишь предоставил квартиру своим знакомым.

— Сказал, кому именно?

— Сказал. А что толку? Мы и без него это знали. Ключи от квартиры у него попросил какой-то Вадим, знакомый его брата. Постараемся этого Вадима найти, не знаю, правда, что это даст. Предоставить в распоряжение друзей на один вечер квартиру еще не преступление.

— Вы задержали его всего на сутки, а могли бы на семьдесят два часа. Закон разрешает.

— Зачем? Подержу до утра и выпущу. Как только найду этого Вадима.

— Отпустите его днем, — попросил Дронго, — утром я хочу поговорить с Хатылевым и арестованным водителем. Это очень важно.

— Ими занимается ФСБ, — услышал он в ответ, — и я уже ничего не могу сделать.

— Почему не вы? — удивился Дронго.

— Не знаю. Таков приказ начальства: передать обоих задержанных сотрудникам ФСБ.

— Но Хатылева должны допросить вы, и никто другой. Он причастен к убийству Труфилова, — напомнил Дронго.

— У меня приказ заместителя генерального прокурора, — сухо сообщил Всеволод Борисович, — а приказы не обсуждаются.

— Когда вы должны их передать ФСБ?

— Завтра утром.

— В котором часу?

— В десять или в одиннадцать, как только за ними приедут. А мне еще надо оформить все документы.

— Завтра в девять давайте отправимся с вами в тюрьму и допросим обоих, — предложил Дронго, — можно даже в половине девятого. От этого зависит выступление Рогова в немецком суде. Вы должны позвонить ему до того, как начнется заседание. Так что приезжайте в тюрьму в половине девятого. Выпишите на меня пропуск как на вашего помощника. В девять мы должны быть на месте. Сотрудники ФСБ подождут вас в прокуратуре. Вы приедете туда в десять или одиннадцать. В Берлине в это время будет девять.

— Вечно вы впутываете меня в истории, — вздохнул Романенко. — Ладно. Согласен. Как у вас дела?

— Чуть лучше, чем у бандита, которого застрелила Галина Сиренко.

— Вы по-прежнему отказываетесь от охраны? Тогда наняли бы частных телохранителей.

— Обязательно. Обращусь в агентство «Чагчаран», — пошутил Дронго, — кажется, там есть подходящие кандидаты.

— Утром буду вас ждать у тюрьмы.

Дронго положил трубку и снова принялся за работу. От напряжения и усталости слипались глаза. Но полученные результаты были ошеломляющими, и сон как рукой сняло.

— Неужели такое возможно? — прошептал он, потянувшись к телефону, но тут же убрал руку.

— Еще не время, — подумал Дронго, — пожалуй, мне предстоит сыграть самую интересную в моей жизни партию.

Этой ночью он спал в гостиной. Спал, как всегда, чутко и скорее почувствовал, чем услышал, когда в первом часу ночи в гостиную вошла мать Вейдеманиса. Она поправила на нем одеяло и, наклонившись, поцеловала в голову. Затем вышла, а он еще долго не мог уснуть, понимая, в каком состоянии сейчас эта старая женщина. В пятом часу утра его разбудило какое-то движение за дверью. Он догадался, что это Галина. Она почему-то не входила, а он прислушивался к биению собственного сердца. Как быть, если она войдет? Как отказать женщине после всего, что с ней случилось? В то же время он не хотел ее обманывать. Она была прекрасным товарищем, но не волновала его как женщина. А притворяться он не умел. Только бы она не вошла. И, словно угадав его мысли, Галина тихонько вернулась к себе.

Дронго снова заснул. Вот уже много лет он каждую ночь видел сны. И хорошо их помнил. Сны были необычные, даже несколько странные, и Дронго их записывал в блокнот с изображением панды, который купил специально для этой цели.

Утром он поднялся раньше всех, быстро побрился, принял душ, выпил чашку чая и уже в восемь часов вышел из дома, чтобы в половине девятого встретиться с Романенко возле тюрьмы. Наступило двенадцатое мая.

Москва. 12 мая

— Как вы думаете, почему я соглашаюсь на ваши невероятные предложения? — спросил Романенко у Дронго.

Они сидели в одной из комнат тюрьмы, ожидая, когда приведут Хатылева.

— Может быть, вам просто нравится со мной соглашаться, — пошутил Дронго.

— Прекратите, — отмахнулся Романенко, — я серьезно.

— Я тоже серьезно. Надеюсь, вы понимаете, что я не собираюсь вам помешать. Скорее пытаюсь помочь.

— С кем вы встречались десятого числа? — вдруг спросил Романенко.

— А почему вы спрашиваете?

— Разное говорят, — сказал Романенко, — одни утверждают, что вы встречались с Генеральным прокурором, другие — что с директором ФСБ. Третьи — что с главой президентской администрации. А мо-жет быть, с самим президентом?

— Откуда такие слухи?

— Не знаю. Все считают, что вы выполняете чье-то задание. Лично меня просил о сотрудничестве Генеральный прокурор, но, насколько мне известно, с вами он не встречался.

— Я вообще ни с кем не встречался, — сказал Дронго, — если не считать генерала Потапова из ФСБ, моего старого знакомого.

— Возможно, это лишь слухи, — сказал Романенко.

В это время ввели Хатылева.

— Садитесь, Хатылев, — сказал Романенко, когда конвоир вышел, — нам нужно с вами поговорить.

— Я подам жалобу прокурору, — заявил Хатылев, усаживаясь на стул, — ваша сотрудница избила меня при задержании.

— Не валяйте дурака, — сказал Дронго, — во-первых, вас избила не сотрудница Романенко. Он следователь прокуратуры, а она майор милиции. Во-вторых, она ваша близкая знакомая, и у нее были на то причины сугубо личного характера. И наконец, в-третьих, советую вам не подавать такой жалобы. Сокамерники могут это истолковать по-своему, мол, вы не мужчина, если позволили женщине себя избить, и сами знаете, что в этом случае будет.

— Нет, — испуганно сказал Хатылев, — не нужно ничего говорить. Я не буду подавать жалобы.

— Прежде чем вас передадут сотрудникам ФСБ, — продолжал Дронго, — хочу задать вам несколько вопросов. Кто, кроме Попова, с вами встречался? Только без вранья.

— Очеретин и Шпицын. Я вам все рассказал. Больше я никого не знаю.

— Вы умный человек, Хатылев, — сказал Дронго, — хотя и подлец. Так что подумайте и постарайтесь вспомнить, как вел себя Попов, когда возникала непредвиденная ситуация. Сразу говорил, что надо делать, или спустя некоторое время?

— Сразу он никогда ничего не говорил. Был очень осторожен. Указания давал только на следующий день. По телефону. В лучшем случае через несколько часов.

— Все ясно. — Дронго переглянулся с Романенко. — Теперь вспомните свой разговор с ним о Галине Сиренко. Где он происходил? У него дома?

— Нет. В какой-то полутемной квартире.

— Вы уверены, что он был там один? И почему в темной? Свет отключили?

— Не знаю. Горели только светильники, шторы были задернуты. Я подумал, что так и надо, и ни о чем не стал спрашивать.

— А когда вы узнали про Труфилова? При каких обстоятельствах Галина вам про него рассказала? — спросил Дронго.

— Я скажу, только вы ей не говорите.

— Не буду. Не ради такого мерзавца, как вы, а ради нее, чтобы не нервничала.

— В постели, — выдавил Хатылев, — она всегда откровенничала в постели.

— Ну и подонок, — поморщился Романенко.

— Когда именно это произошло?

— Ночью. Она сказала, что он летит утром в Берлин, и я сразу позвонил Попову.

— А насчет показаний Ахметова?

— Вы же все это знаете. Я приехал к ней, и она мне сказала, что в десять вечера Ахметов будет давать показания. Сообщить об этом Попову из ее квартиры я не мог и поспешил уйти, чтобы позвонить ему по мобильному.

— В котором часу это было?

— В половине восьмого. Или около восьми, точно не помню.

— Теперь последний вопрос, — сказал Дронго, взглянув на Романенко.

— У нас еще есть время, — кивнул Всеволод Борисович.

— Скажите, Хатылев, вы хоть понимаете, какой вы мерзавец?

Хатылев вздрогнул, но ничего не ответил. Только опустил голову.

— Уведите, — крикнул конвоиру Романенко.

Когда Хатылева увели, Дронго обратился к Романенко.

— Нет сомнений, операцию разрабатывал не Попов. Он был только связным. Кто-то очень умный стоит за всем этим. Это он «заказал» Труфилова, он вычислил провал Хатылева и убрал Попова руками того же убийцы.

Дверь открылась, и конвоир ввел второго задержанного — Константина Шулякова. Водителя. Тот в нерешительности остановился у дверей.

— Садитесь, — сказал Романенко.

Водитель опустился на стул, переводя взгляд с Дронго на Романенко. Проведя ночь в камере, он выглядел жалким и насмерть перепуганным. Боялся, что его убьют, и глаз не сомкнул, ожидая нападения.

От Дронго это не ускользнуло, и он сказал:

— У нас мало времени, расскажите все, как было.

— Я уже рассказывал, — дернулся Шуляков, — добавить мне нечего.