Михаил Серегин - Воля под наркозом
– Класс! – восхитился я. – Научишь? Перед девушками выделываться буду. Пойдем, мне на дежурство пора. А ты как вообще здесь оказался?
Мы пошли по направлению к клинике. Задавая свой вопрос, я не особенно надеялся на искренний ответ. Но у Колобка наболело.
– Понимаешь, – признался он, – у меня уже были кое-какие подозрения, а тут еще вы с Чеховым…
– Какие подозрения?
– Началось с Попова, ну, этого контрактника из психушки… Больной Попов действительно проходил лечение в нашей клинике, я проверил. Точнее сказать, не лечение проходил, а реабилитационный курс после службы в армии – повышенная утомляемость, сонливость, раздражительность и прочие прелести постстрессового состояния. Да я его, кажется, помню. Согласись, лицо у него запоминающееся.
– Это точно, – согласился я. – Второе такое лицо разве что Церетели, или как его там, под силу вылепить. Как раз в его стиле.
– Вот-вот. А лечил Попова…
– Тарасов?
– Он самый. Я хотел было сразу сказать, но подумал, что твой мент-приятель тут же сделает соответствующие выводы и загорится идеей сначала всех психиатров клиники в кутузку засадить, а потом допросить с пристрастием. Возможно, с применением пыток.
– И ты решил сначала за Тарасовым сам последить.
– Да, решил, что сначала самому неплохо бы разобраться, что к чему. Родное отделение все же, – Колобок вздохнул. – Ох и намаялся я с ним…
– А мы с тобой, – рассмеялся я. – Чехов решил, что ты и Тарасов – одна компания.
– Да? – рассеянно спросил Крутиков и тут же близоруко сощурился. – Мы поворот прошли. Давай обратно и в тот проулок.
Мы неторопливо переходили улицу, когда из-за поворота внезапно вылетела машина. Колобок метнулся к обочине, потянув меня за рукав. Меня же как будто сковала какая-то неведомая сила. Я застыл посреди дороги и спокойно смотрел на быстро приближающуюся машину. Стоял я так не более секунды, но за этот короткий промежуток времени в голове успела промелькнуть целая череда каких-то нелепых мыслей. О том, что расти выше в профессиональном качестве мне некуда – способностей не хватит, так и останусь навеки рядовым врачом. О том, что в личной жизни у меня полный кавардак. О том, как надоела до чертиков вся эта бессмысленная суета, работа до умопомрачения, ежедневная душная сутолока общественного транспорта, этот огромный и равнодушный город…
Машина резко затормозила, водитель вывернул руль, объезжая меня на безопасном расстоянии, зло бросил в открытое окно:
– Офонарел, придурок? По сторонам смотреть надо! Во народ…
Я вздрогнул, очумело огляделся. Чертовщина какая-то… Может, отпуск взять?
Вокруг бегал Крутиков, то беспокойно заглядывая мне в глаза, то делая попытку пощупать пульс. Я досадливо отстранил его, пробормотал вслед удаляющейся машине:
– Сам придурок…
Колобок облегченно рассмеялся.
– Фу ты! Я уж думал – все, наш клиент. Ты бы видел свою физиономию, у тебя же глаза совсем стеклянные были. Что, так все плохо? Или задумался?
– Задумался, – на мгновение странные, нелепые по своему содержанию мысли снова промелькнули в сознании, но тут же растворились, я даже не смог в точности воспроизвести ни одну из них. Я тряхнул головой. – Ладно, проехали. Так что ты там говорил? Да не разглядывай ты меня так! Я в порядке.
– Уверен? Так о чем мы? А! Ну вот, короче, приехал я на Никитскую…
– А я тебя там не видел, – удивился я.
– А я прятался, – невозмутимо пояснил Колобок. – Зато ты блеснул за двоих!
Я скромно потупился. Колобок рассмеялся, продолжил:
– Я хотел было за «Волгой» рвануть, но тут заметил, что эти, из «девятки», на тебя косо смотрят. Ты ушел, они за тобой. Ну, а я – за ними. Дальше ты знаешь.
– Спасибо, дружище, – я растрогался.
– Не за что, – Колобок великодушно хлопнул меня по плечу. – А вообще он какой-то странный…
– Кто странный? – не понял я.
– Да Попов этот.
– А! Так вот как ваш брат-психиатр называет подобное состояние – странный!
– Не ерничай, – важно сказал Крутиков, – я серьезно. Понимаешь, какая штука, с первого взгляда, казалось бы, все нормально… Я хотел сказать, все понятно: кататонический синдром, выраженное слабоумие. Я пока ясно изъясняюсь?
Я сделал неопределенный жест рукой.
– В основном.
– Ага. Скажу проще. В его состоянии нет ничего слишком уже необычного – ведь неизвестно, что послужило причиной таких изменений. Одни предположения. Например, установлено, что недели за две, а может, и больше до попадания в больницу он получил черепно-мозговую травму. Но, возможно, травма была более серьезной, чем предполагается. Но, знаешь, что интересно? – Крутиков остановился и перешел почти на шепот. – Я вводил его в гипнотический транс. Результатов почти никаких… Но!
– Что, «но»? – я почувствовал, как по спине пробежало стадо мурашек.
– Он привычен к гипнозу. В транс впадает буквально по щелчку пальцев. Его часто и целенаправленно вводили в состояние сомнамбулы – глубокого транса. А самое главное, я пришел к одному оч-чень любопытному выводу. Возможно, с интеллектом у него все в порядке. Или относительно в порядке. А это «растительное» состояние, как ты его назвал, вызвано тем, что он, как бы поточнее выразиться… на данный момент уже находится в своего рода трансе. Ну, как телевизор в режиме «готовности», понимаешь?
– Не совсем, – сознался я. – Ему что, пароль нужен?
– Вот именно, пароль! Кодовое слово! – Крутиков так разволновался, что принялся быстро прохаживаться взад и вперед.
– Не бегай, – попросил я, – а то у меня шею заклинит. Или я тут сам в транс впаду. Пойдем лучше в клинику. А ты пробовал подобрать пароль?
– Пробовал… На некоторые слова он очень интересно реагирует, но они не кодовые. Возможно, кодом является имя. Или сочетание имени, фамилии и, может быть, отчества. Я, когда узнал, как его зовут, хотел поэкспериментировать. Но тут тебя с Чеховым черт принес. Сегодня, к сожалению, тоже не получилось. Думаю завтра или послезавтра съездить. Тетке его вот так сразу все равно не отдадут.
Охранник добросовестно проверил мой пропуск и только потом вернул книгу, скромно сообщив при этом, что он ее прочел.
– Всю? – изумился я. – Ну и как?
– Фигня, – коротко резюмировал тот.
Я оторопел.
– Как это «фигня»?
Парень вежливо пояснил:
– Пистолет Макарова, к счастью, не стреляет, если его не снять с предохранителя и не передернуть затворную раму. А у этого умника стреляет.
Я открыл книгу на указанной им странице. «Островский выхватил пистолет и, не целясь, выпустил в бегущего человека всю обойму».
– Так, может, Островский сделал все это заранее? – предположил я.
– В таком случае так и надо было написать, что все необходимые операции он произвел заранее, – упрямо произнес парень.
– Может, автор это подразумевал, – сделал я еще одну попытку.
– Даже если и так, то Островский все равно должен был выхватить пистолет из кобуры, снять с предохранителя и только потом палить по этому, бегущему. Только идиот будет таскать пистолет с патроном в стволе, и при этом не поставленный на предохранитель. Он мог, конечно, снять оружие с предохранителя, почуяв опасность, а уже потом…
– Слушай, – я с чувством захлопнул книгу, – я врач, и лично мне такие подробности до лампочки. Это же художественная книга, а не отчет начальству о действиях по ликвидации преступника.
– В таком случае, – охранник посмотрел торжествующе, – следовало указать, что книга рекомендуется врачам и иным некомпетентным в подобных вопросах гражданам. Кстати, после использования оружие следовало почистить, а не запирать в ящике стола «до следующего дела».
Мне оставалось только пожать плечами и внести предложение о прекращении прений. По-своему этот акселерат, наверное, прав.
Колобок уже поджидал меня во дворе клиники.
– Пойду посмотрю, как там твой Колесов.
Я полюбопытствовал, какого черта Крутиков все время торчит в больнице, вместо того чтобы спокойно отправляться домой.
– А что дома делать? – вздохнул тезка. – Тебе хорошо – со смены на «Скорую», с дежурства на смену. Я бы тоже так хотел, да, боюсь, не получится. Это же сутки практически не спать.
– А ты попробуй на практике, – предложил я. – Чего зря воздух сотрясать: получится – не получится. Я сегодня дежурю, ты все равно здесь. Оставайся, может, какой вызов интересный будет по твоей части.
Колобок остался. В ожидании «интересного вызова» он бродил по клинике, развлекал дежурный персонал байками, а в перерывах сладко посапывал в уютном кресле в комнате отдыха.
В первую половину ночи, как обычно, вызовы следовали один за другим. Сегодня я ездил с помощницей, поэтому приходилось быть все время начеку. Помощница моя, Инна, – привлекательная девушка, неземное создание с пуританским воспитанием и высокими моральными принципами. Однако ни воспитание, ни высокие принципы не мешали этой куколке стучать на меня по каждому поводу главврачу Борису Иосифовичу Штейнбергу, приходившемуся ей родным дядей. Уже имея печальный опыт последствий стукачества «высокоморального существа», большую часть времени я предпочитал молчать, открывая рот лишь по делу да иногда перекидываясь невинными фразами со Степанычем.
