Джон Гарднер - Возвращение Мориарти

Пейджет быстро проверил револьвер, толкнул дверь и вывалился в сад.

Майкл Грин уже добежал до дальней стены и даже успел на нее забраться. Его силуэт четко проступил на фоне хмурого неба. Пейджет аккуратно прицелился и выстрелил — в то же мгновение Грин перевалился через стену.

Опасность добавила Культяшке прыти — когда Пейджет подбежал к каменной ограде, птичка уже улетела, не оставив ни перышка.

Он огляделся, прислушался — ничего — и, выругавшись с досады, вернулся к дому. Сражение окончилось, и победители помогали своим раненым и выстраивали у стены тех из побежденных, кто еще мог стоять. Дело было сделано, но достичь главной цели — захватить Грина или Батлера — не удалось.

Поиски наверху тоже не дали результата — вниз привели всего лишь четырех головорезов Культяшки.

— Батлера не нашли? — спросил Пейджет.

Ответом было угрюмое молчание.

Он знал, что времени у них мало, что скоро здесь будет полиция, но уходить не спешил. Отовсюду доносились стоны, хрипы, глухие проклятия, но в какой-то момент за ними послышался другой звук — тихий, жалобный плач. Звук шел из дальнего угла кухни, где, сжавшись в комочек, сидела женщина.

Пейджет без лишних церемоний схватил ее за плечо и выволок на свет.

— Ты кто такая? Гринова шлюха? — грубо спросил он и почему-то представил, как в других обстоятельствах что-то подобное говорит Фанни Джонс его враг, Грин.

Женщина невнятно забормотала. Закопченное лицо, грязная, в пятнах от жира бурая юбка, волосы, от природы светлые, спутанные и засаленные — жалкое зрелище.

— Так ты кто? Ну же, отвечай. — Слова сами срывались с языка, грубые, колючие, как удары кулаком.

— Чердак… — пропищала несчастная. — Ради бога, сэр, поднимитесь на чердак…

— Кто там? На чердаке? Батлер?

— Нет, сэр. Батлер убежал, когда ваши ворвались. Это он… — Только теперь Пейджет заметил у нее на левой щеке набухающий синяк. — Идите на чердак. Он там… Берт…

В горячке схватки, занятый Грином, Пейджет совсем позабыл про Берта Спира. Теперь он бросился к лестнице, сделав знак двум своим парням, которые последовали за ним, волоча за собой заплаканную женщину.

Спир лежал на спине поперек грязного матраса. Больше на чердаке никого не было. На первый взгляд он казался мертвым, потому что Грин и Батлер оставили пленника не в лучшем состоянии: разбитое лицо, все в корке запекшейся крови, пятна от ожогов на плечах и предплечьях, расплющенные пальцы с вырванными ногтями…

Только когда его подняли, Спир очнулся и застонал.

— Все в порядке, Берт. Это я, Пип. Ты теперь с нами. Мы отвезем тебя в Лаймхауз.

Спир попытался поднять голову.

— Девушка… там девушка… Бриджет… Возьми ее с собой… Она хорошая…

Пейджет повернулся к женщине.

— Это ты?

Она кивнула.

— Да. Я — Бриджет. Он был добр ко мне.

Спира вынесли из дома и положили на стоявшую в соседнем переулке повозку. Проводив ее взглядом, Пейджет взял женщину за руку.

— Идем. — От нее все еще пахло кухней. — Возле Олдгейта ждет кэб. Дойти сможешь?

Бриджет кивнула.

— Он поправится?

Пейджет потянул ее за собой — встречаться с полицией не хотелось.

— Кто? Берт Спир?

— Да.

— Его отвезут в надежное место, а там о нем позаботятся.

Бриджет едва поспевала за ним.

— Так вы — люди Профессора? — отдуваясь, спросила она.

— Что ты о нем знаешь?

— Слышала разное. Там, у них. Много чего слышала, хотя выходить не давали.

— Так они держали тебя в доме? Зачем?

— Чтоб готовила… прислуживала… — Она запнулась. — Ну и все остальное. Ублюдки. Жаль, что вы их не схватили — Культяшку да этого зверя, Батлера.

— Мы за ними и пришли. Но ничего, еще возьмем. Сегодня мы их прилично приложили, а прятаться от Профессора долго у них не получится.

Подошли к кэбу. Пейджет помог ей подняться, думая о том, какая она на самом деле, эта несчастная, грязная и испуганная женщина, над которой так долго измывались Грин и Батлер. Должно быть, что-то в ней есть, некий дух или еще что незримое, привлекшие внимание Спира. Не зря же он вспомнил о ней, едва лишь придя в себя.

На Пейджета вдруг накатила волна усталости. Он чувствовал запах — крови, пота и страха, — видел распухшие костяшки пальцев, ощущал боль во всем теле. Обнять бы сейчас Фанни, прижаться к ней, услышать ее ласковый шепот… Как всегда, мысли о ней пробудили желание, а следом пришло чувство неудовлетворения, появлявшееся каждый раз, когда он думал о Фанни. Перед глазами оживала картина: залитая солнцем лужайка, уютный коттедж, розы перед домом, дети, вцепившиеся в юбку матери, и чистый воздух в легких.

Пейджет отодвинул подальше неуместные мысли. Слишком многим в своей жизни он был обязан Профессору, чтобы мечтать о какой-то другой жизни, кроме той, что определил для него хозяин. Пейджет наверняка не понял бы человека, назвавшего его романтиком в душе.

В Лаймхаузе все кипело и бурлило: женщины перевязывали раненых, мужчины разбирали добычу, выпивали, а некоторые даже умывались и заводили стирку — в кругу уголовного братства такие процедуры считались баловством и широкого применения не находили, но зато одобрялись Профессором.

Мориарти выслушивал новости у себя наверху. Причин для радости хватало — противник понес тяжелые потери, — но его огорчило и встревожило, что наказания избежали Грин и Батлер.

— Думаешь, они что-то пронюхали? Кто-то предупредил их о наших планах? — спросил он у Пейджета, принесшего с собой запах грязи и крови.

— Они точно знали, что вы вернулись. Это доказывает ваше раненое плечо. — Мориарти все еще носил руку на перевязи. — Но, — продолжал Пейджет, — я не думаю, что они знали все. Если только… — Он не договорил.

— Если только?.. — Профессор вперил в него тяжелый взгляд.

Пейджет вздохнул.

— Если только не вытащили что-то из Спира, хотя я сомневаюсь — они и подготовиться не успели. Похоже, просто поймали какой-то слушок и не определились, что делать. По крайней мере, в других местах нас точно не ждали.

— Значит, кроме подозрения, ничего нет? Только чутье?

— Можно и так сказать.

Мориарти кивнул.

— Нужно поговорить со Спиром.

— Если он может говорить. Ему сильно досталось.

Спира уже перенесли в его комнату. Женщины раздели раненого, помыли и наложили пропитанные пикриновой мазью повязки. Ладони и пальцы обмотали тонкими полосками льняной ткани, смазанной воском и смоченной оливковым маслом. (Простейшими навыками в этой области владела миссис Райт.) Потом ему дали немного бренди, так что когда Мориарти и Пейджет вошли в комнату, Спир из последних сил боролся со сном.

— Ты поправишься, — негромко, но уверенно заявил Профессор. — А теперь скажи, они узнали от тебя что-нибудь? Ты рассказал им что-то? Сломался под пытками? Говори, теперь правда не повредит.

Спир застонал и с видимым усилием открыл глаза. Голос прозвучал слабо, но отчетливо.

— Ничего… я ничего им не сказал. Но к концу… они знали… что-то происходит. Будьте осторожны. Их кто-то предупредил. Кто-то, кто близок к вам, Профессор. — Он помолчал, собираясь с силами, потом выдохнул: — Бриджет… где Бриджет?

— Она здесь, Берт. В безопасности. — Пейджет наклонился к самому уху Спира. — Я пришлю ее к тебе.

— После того, как мы с ней поговорим, — негромко, чтобы не услышал Спир, добавил Мориарти.

Возвращаясь в апартаменты. Профессор задержался внизу, призвав всех расходиться по домам, и распорядился прислать наверх «девицу Бриджет».

Оказав помощь Спиру, Фанни Джонс и Мэри Макнил взялись за Бриджет. Воду для раненых грели на плите в кухне, и ее осталось еще много.

Женщины заперли дверь, притащили большую жестяную ванну и, посадив в нее Бриджет, долго скребли несчастную мочалкой, потом вытерли насухо и вымыли волосы смесью, секрет которой Мэри узнала от Сэл Ходжес — сильный щелок, отвар розмарина, настойка шпанской мушки, миндальное масло и лавандовая вода.

Пока Мэри сушила и расчесывала бедняжке волосы, Фанни, порывшись у себя в шкафу, отыскала лишнее платье с нижней юбкой, длинные белые панталоны, чулки и туфли. Синяк на щеке смазали разведенным в воде крахмалом и аррорутом. На этой стадии процедуры пришлось прервать — постучавший в дверь Пейджет сообщил, что Профессор требует к себе Бриджет.

В присутствии столь важного человека молодая женщина поначалу оробела, но вскоре успокоилась, чему в немалой степени способствовала та мягкая, располагающая манера, в которой разговаривал с ней Мориарти.

— Расскажи нам о себе, — сказал он, и Бриджет поведала историю своей жизни, второй этап которой начался с того, что в семнадцать лет отец отослал ее из Ирландии к родственникам в Ливерпуль.

Тут Мориарти улыбнулся и заметил, что они обязательно поладят, потому что и его детство прошло в Ливерпуле. В Ливерпуле она, однако, задержалась ненадолго и уже через год уехала в Лондон с молодым моряком по имени Рэйбет. Некоторое время они жили в районе доков, но Бриджет такое положение скоро надоело: Рэйбет бывал в Лондоне редко, предпочитал развлекаться в компании приятелей и предоставлял ей самой заботиться о себе. Денег постоянно не хватало, и Бриджет призналась, что иногда торговала собой и даже занималась кое-чем похуже.