Искатель, 1995 №3 - Джон Данн Макдональд
— О да, и не раз. Она просила, умоляла его.
— Но все без толку.
— Он даже ее машину забрал. Сказал, мол, ей еще повезло, что он позволил ей оставить одежду, которую она себе покупала. В конце концов он дал Пат пятьсот долларов, чтобы она смогла уехать. У меня было долларов семьдесят пять. Мы приехали сюда на автобусе и устроились на работу. Он с ней гадко поступил.
— Марта, вам что-нибудь говорит имя Айвз? Д. С. Айвз?
Казалось, это ее озадачило.
— Нет.
— А Санта-Росита?
Она склонила голову:
— Как странно!
— Что вы хотите этим сказать?
— Дня два назад она пела эту старую песенку… ну, «Санта Лючия». Но вместо «Лючия» произнесла «Росита», я ее поправила, а она засмеялась и сказала, что сама все прекрасно знает. Почему вы об этом спрашиваете?
— Может статься, это и не имеет никакого значения.
— Но если это имеет какое-то отношение к убийце…
— Она не упоминала о какой-нибудь предстоящей встрече?
— Встрече? Ах да, я и забыли. Как раз на днях она сказала, что, возможно, кое-куда ненадолго съездит. Одна. На денек или два. У меня это вызвало ревность. Пат стала меня дразнить, так что я заревновала по-настоящему, а потом она заявила, что это всего лишь деловая поездка и она мне потом все расскажет.
— Куда она собиралась ехать?
— В Феникс. Но мы в Фениксе ни одной души не знаем.
— И когда она туда собиралась?
— Не знаю. Вроде бы на днях.
Больше мне из нее ничего интересного не вытрясти. Она совсем выдохлась. Однако по-прежнему была настороже, поскольку снова начала выспрашивать, кто я такой и что мне надо. Пришлось ответить вопросом на вопрос:
— И что же вы теперь будете делать, Марта?
— Об этом я не думала.
— У вас есть возможность выбраться… из этой ситуации.
Она поджала губы.
— Не знаю, что вы хотите сказать. Послушайте, Пат вытащила меня из дерьма. И ничего подобного я вновь пережить не хочу. Что вы вообще понимаете?
— Не заводитесь.
— Нет, почему же! Господи ты Боже мой! Все, что вы, люди, не можете понять, для вас кажется отвратительным. Пат всегда это говорила. В мире не все обязано быть по-вашему. Мы никого не просим ни одобрять нас, ни осуждать. Это наше дело. Кому мы мешаем?
— Вы?
— Да, я! Мы же посмешище, объект для шуток! В самом деле. Честно говоря, когда я вспоминаю, как все у меня раньше было, когда я считала, что только так и бывает… Господи, да меня просто наизнанку выворачивает! У меня есть друзья, которые хотят обо мне позаботиться.
— Да уж это точно.
Она пристально посмотрела на меня суженными от злости глазами, откинула назад голову и закричала:
— Бобби! Бобби!
Я ретировался без особой спешки, по и не задерживаясь. И все же они оказались между мной и моей машиной. Бобби была с подругой аналогичных размеров. Черноволосая, с короткой стрижкой, в штанах мышиного цвета, с клюшкой для гольфа в руках — поблескивали ее золоченая головка и хромированная рукоятка.
Они разделились и стали подходить ко мне с двух сторон.
— Только без глупостей, — заметил я, останавливаясь.
Черноволосая, имитируя баритон (видимо, хорошо потренировалась), произнесла:
— Пора вас, ублюдков, проучить как следует, чтобы не шлялись тут и не надоедали нашим девушкам.
— У вас тут что — колония? — поинтересовался я.
— Козел, — изрекла, Бобби, приближаясь ко мне. Марта подошла к двери фургона, чтобы позабавиться состязанием.
В большинстве случаев они очень неплохо справляются с несведущим мужчиной. Существует ведь некий рыцарский барьер, не позволяющий ударить женщину. Однажды, уже давно, я получил довольно-таки болезненный урок, когда подобный «барьер» замедлил мою реакцию, и последующие несколько дней я провел, еле волоча ноги, словно девяностолетний старик. Такого рода ошибки, как правило, дважды не повторяют. А эта парочка еще более опасна, чем мужики-головорезы, поскольку из — за своего отклонения они прямо-таки источают ненависть к натуральному мужику. Могут просто вовремя не остановиться…
Освещение было слабым, а клюшка для гольфа действовала мне на нервы. Попытайся я разобраться по-хорошему, эта деваха прошибет мою черепушку. Поэтому я решил действовать без оглядки на рыцарство. Сделав ложный выпад в сторону Бобби, я ринулся к ее подружке и вцепился в рукоять клюшки прежде, чем она смогла ею воспользоваться. Я вырвал клюшку, быстро перехватил ее, развернув другим концом, отступил на шаг в сторону и двинул гибким концом клюшки по заднице в мышиных штанах. Раздался свистящий звук, а затем звук сильного удара. Черноволосая так и подпрыгнула и пронзительно, по-девичьи (вероятно, к немалому своему неудовольствию) взвизгнула от боли. Я успел вовремя обернуться, чтобы увидеть, как Бобби швыряет булыжник, метя мне в голову. Он слегка задел мои волосы, и испуг лишь прибавил мне энтузиазма. Бобби отскочила в сторону. Я три раза с силой съездил ей по плотно обтянутому грубой тканью заду, и она завопила, составив дуэт с подругой. А та вцепилась в меня, пытаясь повалить на землю. Она всхлипывала от разочарования, и несло от нее, как от погонщика мулов. Я отшвырнул ее в сторону и затем еще раз двинул ей. Взвизгнув, она бросилась бежать к фургону.
Бобби совершила ошибку, побежав рядом со своей подругой, футах в пяти от нее. Я вклинился между ними и нанес ей удар слева. Они чуть не раздавили стоявшую в дверях Марту Уипплер, стремясь как можно скорее оказаться вне пределов моей досягаемости. Звуки, издаваемые ими, напоминали пение тирольцев. Расхохотавшись, я отшвырнул в сторону клюшку, сел в машину и поехал подальше оттуда.
И вот я снова в звенящей тишине большой комнаты «Обители апачей». Дэна все еще спит. Памятуя, что кухня «апачей» будет уже закрыта к моему возвращению, я заехал по дороге в гастроном. Включив побольше света, распаковал свои покупки и приоткрыл краешек упаковки с тушеным мясом и лапшой. Оттуда все еще поднимался пар. Я присел на полу у кровати и стал водить упаковкой с едой взад-вперед перед лицом Дэны. Она потянула носом, открыла глаза и, сильно вздрогнув, уставилась на меня.
— Ой! — произнесла она. — Привет! — Потянулась, зевнула, потом протянула руку к лоточку с едой. Устроив поудобней подушки, она уселась в постели, обернувшись до подмышек простыней, и жадно отправила в рот полный навильник еды. — Ох! Господи, Трэв, в жизни не ела ничего подобного!
Я придвинул поближе к ней небольшой столик, принес головки чеснока, горячий чай и ватрушку с земляникой. Потом сел в ногах кровати, с восхищением
