Мир Аматорио. Разрушенный - Мари Мур

Я указываю стволом пистолета на стакан, стоящий на прикроватном столике.

– Пей, – приказываю я.

Джек прослеживает взглядом и поворачивает голову.

– Что это?

– Вода и немного кислоты с усовершенствованной формулой, основанной на соединении с формальдегидом, – отвечаю я. – Возможно, это не убьет тебя. Если ты успеешь вызвать неотложную помощь, и тебе повезет, то ты останешься жив. Но это штука сожрет тебя изнутри. И каждый твой вздох будет даваться тебе с адской болью. Ты будешь чувствовать тоже самое, что и я. И так до конца своих дней. По-моему, это весьма справедливо, – произношу я, и лицо Джека бледнеет.

– Кимберли, пожалуйста, – умоляет он, его губы дрожат. – Не делай этого! Я же был глупым мальчишкой.

Я молчу и слежу за каждым его действием. Его испуганный взгляд блуждает по номеру. Полагаю, Джек ищет что-то, что поможет ему защититься. Но здесь нет ничего, что могло бы его спасти.

– А как же твой отец? – кричит Джек, его голос срывается. – Он тоже виноват! Ты тоже заставишь его это выпить?

– Пей, – приказываю я. – Или я закончу все прямо сейчас. Я предоставляю тебе выбор.

– Кимберли, пожалуйста…

Я поднимаюсь с кровати и продолжаю наводить на него пистолет, целясь ему в голову.

– Еще одно твое слово, и я выстрелю в твою глотку, – предупреждаю я. – Пей, Джек. У меня мало времени. Не заставляй меня ждать.

Джек сходит со своего места и идет к прикроватному столику. Я наблюдаю, как с пальцев его простреленной руки стекает кровь и оставляет пятна на ковролине. Чем ближе он оказывается, тем более тяжелым становится его дыхание. Будто он хочет надышаться перед смертью.

От его мерзкой наготы и слабости у меня застывает в горле ком отвращения. Я сильнее сжимаю пальцами рукоять пистолета, когда он оказывается перед столиком. Джек достаточно долго не решается, пока его рука не отрывается от простреленного плеча. Он тянется к отравленной воде, его трясущиеся пальцы застывают на половине пути, и у меня заканчивается терпение.

– Время вышло, – мой палец ложится на курок, но Джек хватает стакан и выпивает его одним залпом.

Я стою неподвижно и не отрываю взгляда от его кадыка, дергающимся при каждом глотке. Я долго ждала этого дня. И теперь он настал.

Ублюдку пора умереть.

Как только Джек делает последний глоток, стакан выпадает из его рук и с глухим ударом приземляется на пол. А потом падает сам Джек, корчась и извиваясь в болезненных судорогах. Я подхожу ближе и с омерзением смотрю сверху вниз на этот кусок дерьма.

Его лицо покраснело, в глазах лопнули капилляры, а лицо перекошено от боли. Одной рукой он держится за горло, а другой тянется в направлении телефона.

– Кимберли, пожалуйста, – хрипло умоляет он. – Ты обещала вызвать скорую… Пожалуйста…

Я продолжаю наводить на него пистолет и подхожу к комоду. Беру телефон и кидаю его на пол, после чего несколько раз наступаю на него каблуком. С каждым моим ударом Джек пытается закричать, но вместо этого из его рта вырываются свистящие хрипы. Его глаза расширяются от ужаса, когда Джек видит, что я окончательно сломала его последнюю надежду.

– Ты же обещала… – хрипит он.

– Я боролась за свою жизнь. Теперь настала твоя очередь. Мы в расчете.

Я убираю пистолет за пояс и открываю дверь. Перед тем, как уйти, оборачиваюсь и произношу:

– Если ты все-таки останешься жив, и кто-то узнает, что ты видел меня, – говорю я, встретившись с ним взглядом. – Я вернусь и добью тебя.

Продолжая держать руку у основания шеи, Джек цепляется пальцами в ковролин и пытается доползти к выходу. Вот только слабость и невыносимая боль делают его более и более беспомощным. Я смотрю на его мучения и чувствую, как что-то темное окончательно окрашивает мою душу.

– Ты будешь гореть в аду за то, что ты сделала, – едва слышно выдавливает Джек.

– Благодаря тебе я уже там была, – с этими словами я ухожу прочь.

Май. Мельбурн

Я возвращаюсь домой ближайшим рейсом из Бостона. Моя расплата с биологическим отцом переносится на неопределенное время. Во-первых, мне нужно доработать мой план. А во-вторых, я больше не могла находиться в том же городе, что и он.

Знать, что Кэш совсем рядом. И достаточно сесть в машину, чтобы через несколько минут увидеть его. Того, кто раньше был для меня смыслом жизни. Моей любовью. Моим миром. Моей вселенной.

Но сейчас все, что я чувствую к Кэшу – это ненависть. Я ненавижу его за то, как он обошелся со мной.

Я всегда твердила себе: если когда-нибудь увижу его снова, то просто пройду мимо. Будто он для меня ничто не значит. Будто он не вызывает во мне ничего.

Ни-че-го.

Но что я сделала вместо этого? Черт возьми, я чуть не застрелила его.

Я сделала огромную ошибку, позволив эмоциям взять надо мной верх. Но я больше не собираюсь допускать промахов.

– С возвращением домой, милая, – меня встречает Фрэнк у порога.

Он прижимает меня крепко-крепко, я обнимаю его, и меня обволакивает его парфюм, перемешанный с запахом сигар. Теперь понимаю, что я дома. 

– Я скучала, – я оставляю поцелуй на щетинистой щеке Фрэнка.

Он отстраняется и внимательно на меня смотрит. Я не могу ничем ответить, кроме печального взгляда. Я бы многое отдала, чтобы все было иначе.

В молчании мы проходим в гостиную, и первое, что я вижу – букет розовых пионов. Я замираю и смотрю на цветы не мигающими глазами. Удивительно, как вещи, которые раньше приносили легкость и радость, сейчас делают меня непозволительно слабой.

– Что они здесь делают? – спрашиваю я, мой голос тихий и сломленный.

– Их доставили сегодня с утра, – отвечает Фрэнк. – И до этого их доставляли каждые три дня. В службе доставки сказали, что Найл оплатил доставку за год вперед. Я не знал, как поступить, и подумал, что ты сама решишь, что с ними делать.

Найл. 

Слышать его имя кажется чем-то нереальным. Словно оно из прошлой жизни, где я была совершенно другой. Где я была девушкой, для которой он дарил цветы, приглашал на свидания и хотел сделать меня своей женой.

Но я больше не Рене.

И никогда ей не стану.

Я подхожу к букету и достаю оттуда белый конверт. Для Рене Найл всегда оставлял романтические послания, и я уверена, что и на этот раз он не сделал исключения. Я достаю записку, сложенную пополам, и читаю ее:

«Через три