Помощница палача - Марина Серова
– Понимаю. Но тебе не было жалко маму? Она ведь тоже погибла во время того пожара.
– Думаешь, моя мать не заслуживала смерти? – сердито фыркнула Алина. – Еще как заслуживала, она ведь все знала, со всем этим смирилась и ни разу не сделала попытки меня защитить.
– Как такое вообще возможно? – возмутилась я.
Но Алина, по-видимому, приняла мои слова за сомнение, поэтому стала горячо пояснять.
– Поверь, Женя, это просто нельзя было не заметить. Она ведь женщина, жена и мать! Она должна была все понять, пусть не сразу, со временем, но мимо этого не пройти, есть ведь признаки! Отсутствие мужского внимания, банальное систематическое отсутствие мужа по ночам. Мое постельное белье, перемены в поведении ее собственного маленького ребенка. Такие вещи невозможно не заметить! Нет, Женя, она все знала и молчала, просто потому, что так было удобно. Или она видела в происходящем какие-то свои резоны, этого нам уже не узнать, разумеется. Мать просто регулярно меняла мое белье с неподражаемым выражением на лице. И делала вид, что не замечает на нем пятен различных телесных жидкостей.
Вместо комментария я пораженно выдохнула.
– Да, Женя, она заслужила все, что в итоге получила. Я вообще, если честно, думаю, что все они большой дружной компанией горят нынче в аду! Какое-то время назад эта мысль приносила мне большое облегчение.
– Понимаю, – кивнула я, – а что же теперь?
– Прости?
– Ты говоришь в прошедшем времени.
– А, да! Сейчас все сильно изменилось. Знаешь, я долго размышляла над этим вопросом и думаю, что они меня сломали тогда. Все же я была еще ребенком и формировалась как личность в ужасной обстановке, больше похожей на персональный ад. Постоянные издевательства, отсутствие защиты и помощи, без проблеска надежды, на протяжении долгих лет. Иначе чем объяснить, что я после того, как обрела долгожданную свободу, вернее, свободу, о которой не смела и мечтать, распорядилась ею так бездарно? Вадим ведь никогда ничего от меня не требовал, понимаешь? Не настаивал, чтобы я была рядом и разделяла его образ жизни. Я могла отправиться куда угодно. Поехать путешествовать или поступить в вуз. Построить свою жизнь, медленно, кирпичик за кирпичиком возвести стену между прошлым и мною. Такую огромную стену, что даже воспоминания не смогли бы меня ранить, причинить боль, да я могла бы со временем вообще избавиться от этих воспоминаний почти полностью. Если бы поняла, как это начать делать, и проявила настойчивость.
А вместо этого я осталась с Вадимом и позволила втянуть себя во все это. Нет, не стоит лукавить, я сама пустилась во все тяжкие, словно сорвалась с цепи. Полностью игнорировала бабушку, забросила учебу. Часто не ночевала дома, просто из нежелания туда возвращаться или для того, чтобы ее позлить. А на упреки отвечала, что ее не беспокоило мое благополучие раньше, не стоит беспокоиться и сейчас. Потому как все самое страшное со мной уже произошло. Вот оно, да! Я и правда решила, что ничего хуже со мной уже не случится. И я ошибалась, потому как падала все ниже и ниже. Ибо если вам очень плохо, не торопитесь жаловаться и стенать, ведь всегда может быть еще хуже.
– Прости, я не совсем хорошо тебя понимаю. Там, среди парней Вадима, тебя что, кто-то обижал?
– Нет. Меня никто не посмел бы тронуть. Но я, вспоминая о пережитой боли, не заметила, как стала причинять боль другим. А упиваясь свободой и вседозволенностью, не поняла, что сама стала страшным монстром. И теперь, боюсь, меня ждет соответствующее наказание.
– Тебе дали срок. Но никто не приговаривал к высшей мере, а поскольку в лагере было опасно, ты сбежала. Это такой способ защиты, имеешь право, между прочим.
– Я говорю не о заключении, не о побеге и даже не о том, что будет, если нас или меня поймают.
– Тогда что тебя беспокоит?
– Я скажу, но ты только не смейся!
– О чем ты? После такого разговора впору два дня в себя приходить, какой уж тут смех?
– Я больше всего боюсь вовсе не наказания, которое могут придумать люди. Мне страшно, что я после смерти попаду в ад! И встречусь там с ними, понимаешь? После всего, что я натворила, чем я лучше их?! И что моим самым страшным наказанием, моей пыткой станет… – Алина не закончила предложение и часто задышала.
– Тихо, тихо, без паники, – успокаивая, я обняла девушку за плечи, – это же надо было такое придумать! Зачем так себя накручивать? Никто, слышишь, никто не заслуживает того, что с тобой случилось! И такого наказания просто не может быть нигде!
– В аду может, – упрямо возразила девушка, – он создан вовсе не из дыма и огня, как считают многие. Он состоит из кошмаров и страхов, из ужаса, мучений, которые мы испытали когда-либо и повторения которых боимся.
– Ты это брось, подруга! И гони такие мысли из головы. Мне, как убежденному материалисту, не слишком близки подобные разговоры. И, наверное, непонятны твои страхи. Но я знаю, твердо убеждена лишь в одном: ты можешь все изменить, если захочешь. Переломить любую ситуацию или искупить грехи, пока ты жива. Ничего нельзя изменить лишь только после смерти, потому что она необратима, так же как и неизбежна, но в свое время, разумеется.
– Ты так рассуждаешь, потому что, несмотря на все сложности и беды, что происходили в твоей жизни, ты живая внутри. Понимаешь? В тебе столько огня, страсти, жизни, энергии, что, находясь рядом, я и сама ожила, и даже на миг забыла, что мертва давным-давно.
– Не болтай глупости, ты жива, просто очень сильно пострадала и глубоко травмирована. Тебе просто нужно взять себя в руки, возможно, уехать. Решить все проблемы и махнуть куда-нибудь далеко, в другую страну. Выучить чужой язык, постичь культурные особенности, освоить приготовление блюд местной кухни, приобрести новые привычки и завести новых друзей. Успокоиться, заняться йогой, благотворительностью, всем, что может врачевать душу или искупать прегрешения. И ты, конечно, прости меня за резкость, но я сейчас не пытаюсь дать оценку поступкам твоих товарищей и твоего парня. Но чтобы начать новую жизнь, ты должна оставить все позади, включая их всех.
– Имеешь в виду, что мне не стоит контактировать
