Месть в смирительной рубашке - Марина Серова
К каше полагалось какао. На вид напиток мне показался куда лучше, нежели первое блюдо, – по крайней мере, цвет какао был светло-коричневый, что наталкивало на мысль, согласно которой в напитке содержится и какао, и молоко.
Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. На вкус пойло было несладким, непонятным и совершенно непохожим на то, что принято называть какао. Все же я выпила чашку, даже глазом не моргнув. Не знаю, что далось мне труднее – работа или завтрак…
Глава 8
В комнате темно и пахнет сыростью. Я пытаюсь открыть глаза, но что-то мне мешает сделать это. Веки словно склеились, я не могу их разодрать. Хочу поднять руку и протереть глаза, но и это действие почему-то не оканчивается успехом. Рука тяжелая и мне не принадлежит, как будто не является частью моего тела. Во рту – металлический привкус, не понимаю, что это. Потом до меня доходит, что я ощущаю вкус собственной крови. Провожу языком по зубам – вроде все целы, значит, разбита только губа. Я не помню, как я здесь оказалась и что со мной произошло. Слышу, как где-то капает вода. Медленно, размеренно, с одинаковыми промежутками. Я пытаюсь вспомнить хоть что-то, но в голове – черная дыра, ни одного воспоминания не удается воспроизвести.
Я снова пытаюсь открыть глаза и поднять правую руку. Бесполезно. Шевелю пальцами на руках и ногах, это действие мне удается совершить. Похоже, мои руки связаны, ноги – тоже. Почему не открываются глаза, я не знаю.
«Надо как-то освободиться», – думаю про себя. Привкус крови здорово раздражает, хочется прополоскать рот водой. Я пытаюсь не думать об этом и ожесточенно шевелю пальцами. Постепенно движение становится более осмысленным и свободным. Я пытаюсь дотянуться пальцами правой руки до запястья левой, но веревка слишком сильно врезается в кожу. Я чувствую боль, но не останавливаюсь, настойчиво тянусь пальцами к веревке.
Когда боль становится невыносимой, указательный палец касается веревки. Я с трудом сдерживаю ликование – наконец-то мне удалось дотянуться до нее! Но моя радость недолгая – при всем своем желании я не могу одним пальцем развязать веревку.
Судорожно начинаю думать о других способах освободиться. Я цепляюсь пальцами за землю и понимаю, что могу перекатиться на живот. Значит, меня просто связали по рукам и ногам, я могу перекатываться по полу. Надо найти хоть что-то, способное мне помочь освободиться…
Я перекатываюсь на живот, ощущаю нестерпимую боль. Отключаю свои чувства, заставляю мозг позабыть о боли и не мешать мне сосредоточиться. Это я умею, не зря так долго училась в Ворошиловке…
Я снова перекатываюсь на спину, пальцами ощупываю землю. Рука находит что-то твердое – то ли проволоку, то ли железку, то ли палку. Это уж как повезет. Пальцы захватывают найденный предмет, я крепко держу его в руке. На ощупь похоже на железку…
Тянусь железкой к веревке, задеваю по коже руки. Чувствую боль – похоже, я порезалась. Но это обстоятельство вызывает у меня только радость. Если я так легко повредила кожу, значит, и с веревкой справлюсь…
Я начинаю ожесточенно пилить железкой веревку, не обращая внимания на рану. Веревка поддается, вскоре я освобождаю руки и прикасаюсь к лицу. На глазах у меня повязка, которая мешала мне раскрыть глаза. Я срываю повязку с головы, оглядываюсь по сторонам. Глаза не сразу привыкают к темноте, но постепенно я различаю окружающие предметы. Точнее, их отсутствие. Я нахожусь в глубоком колодце, предмет, которым я разрезала веревку, оказывается осколком бутылки. Видимо, эту самую бутылку разбили о мою голову, а осколок не заметили. Что ж, это просто замечательно.
Ноги я освобождаю гораздо быстрее, постепенно ко мне возвращается подвижность. Остается только выбраться из колодца…
Я цепляюсь руками за стены, на которых нет никаких выступов, но нахожу микроскопические неровности, которые и служат мне опорой. Карабкаться по отвесным стенам я умею в совершенстве, по этой дисциплине в Ворошиловке я считалась лучшей из лучших. Я подтягиваюсь на руках, ищу новую точку опоры, и…
…И едва не опрокидываю ведро, в котором лежит грязная тряпка. Где-то минуту стою в замешательстве – в голове не укладываются эти две картинки, на одной из которых я нахожусь в колодце, а на другой – на нулевом этаже, возле своей каморки. Что со мной произошло? Где я только что была?
Я зажмуриваю глаза, вспоминаю…
По крайней мере, я знаю, что это был за колодец. Ну, или думаю, что знаю. Подобное испытание я проходила в Ворошиловке, где училась в закрытом учебном отделении, готовившем боевиков экстра-класса. Нас не только обучали боевым искусствам, стрельбе и владению холодным оружием, но и учили действовать в экстремальных ситуациях.
Задачей одного из упражнений было освободиться от веревки и выбраться из глубокого колодца. В принципе, ничего сложного, если опустить тот факт, что перед началом задания ученика вырубали ударом по голове, связывали и бросали в колодец. Некоторые ребята даже получали травмы во время прохождения заданий, но это – часть обучения, которое действительно готовило специалистов экстра-класса, способных выжить в экстремальных условиях и выполнить абсолютно любое задание.
Вот только какого лешего я сейчас об этом вспомнила? Причем вспомнила так подробно, словно это происходило со мной сейчас, на самом деле! Давно со мной такого не было, я не из тех людей, кого мучают воспоминания. То ли у меня крыша едет, то ли еще что… Видимо, психиатрическая больница действует и на сотрудников, раз со мной такое произошло…
Я взяла в руки тряпку, выжала ее, подхватила ведро и отправилась выливать его в туалет. Вроде мыть сейчас ничего не надо, это радует. Я оставила ведро, швабру и тряпку в комнате для инвентаря, стянула перчатки и вымыла руки, после чего отправилась в свою каморку.
Дико хотелось спать, глаза буквально слипались. Я понимала, что спать мне ни в коем случае нельзя, поэтому достала упаковку кофе, насыпала в чашку и огляделась в поисках чайника. Увы, ни чайника, ни кипятильника у меня не имелось, поэтому я отправилась в столовую.
Шатающейся походкой зашла в помещение и обратилась к одной из сотрудниц столовой – той
