Обратный счет любви - Рина Осинкина
Народ развеселился, и к ее голосу присоединились другие голоса, задорно выкрикивая слова англоязычной «Мурки»:
– Хау ду ю ду, май дарлинг!
Хау ду ю ду, май дарлинг энд гудбай!
Ю зашухерила олл ауэ малина
Энд ит из зе ризон ю шуд дай!
Лапин, поморщившись, отвернулся. Он был эстет. Она его разочаровала.
Потом музыкальный центр наконец наладили, и начались танцы.
Надя осталась сидеть за столом с Алиной, которая танцевать категорически не желала, а Катюха с Леркой бросились зажигать в середину импровизированного танцпола, решив не отставать от юных сборщиц. Надя, спрятавшись за стакан с апельсиновым соком, бросала взгляды по сторонам. Настроение отчего-то упало.
Ей было кисло. Грустно, кисло, хотелось поскорее домой.
Лапин достоинство не ронял и в диких танцах не участвовал, а общался с ровней – Димкой Никиным, их директором по науке, с финансовым директором Исаевым, с Павленко Константином, главным кадровиком. Хотя кто ему тут ровня?..
Однако от цепкого взгляда Надежды не укрылось, с каким новым интересом посматривали на него бабы. Это новость. Хотя что тут странного? Череп, покрытый короткой щетиной, здорово его преобразил. Он стал выглядеть…
«Ну, как? Как он стал выглядеть-то? – с раздражением подумала Надежда.
А так. Он перестал выглядеть бесполым и злобным роботом-андроидом, вот в чем дело. Он остался таким же надменным и сухим, каким был до сих пор, но теперь его высокомерие и холодность вкупе с суровой самцовостью стали притягивать местных барышень и дам, как миска с медом на городской кухне притягивает тучи жужжащих дрозофил.
Киреева злилась.
А потом, когда из колонок полилась томная мелодия «Отель «Калифорния» и раздухарившиеся мужики решились пригласить на медленный танец порозовевших женщин, «пролетарская девушка» Любка Филина, непонятно как оказавшаяся за столом напротив Лапина, противно гундося, кокетливо произнесла:
– Иван Викторович, а вы почему не танцуете?
И он, слегка растянув губы в небрежной улыбке Бонда, повел ее на расчищенный от столов и стульев пятачок, обхватив сильной ладонью за талию.
Надя это видела.
Потом танец закончился, а она все сидела и решала, не пригласить ли Ивана и ей тоже, и все не могла решиться, и дождалась, что его пригласила Ириночка-референт. А вслед за Ириночкой уже он сам пригласил на медленный танец Наташку Сидякину. Он их обнимал за плечи и талию и что-то говорил на ушко, а они опускали глазки долу, а потом жеманно хихикали. Причем Надежда была уверена, что говорил он им о прогнозе погоды или об утренних пробках на Большом Каменном мосту. А с Ириночкой так вообще обсуждал распорядок дел на послезавтра.
Но ей хватило. И надоело. Поэтому она не отказала Петрасу Берзину, когда он широко прошагал через весь зал и пригласил ее на танец. Они неплохо исполнили фигуры танго, а потом закружились в вальсе. Эти танцы вообще редко кто сейчас мог танцевать, сальсу какую-нибудь экзотическую еще может быть, но не вальс.
Она больше не смотрела на Ивана Лапина. Она смотрела только на своего партнера. Иначе она непременно заметила бы, каким мрачным взглядом сопровождал их танцевальный номер этот самый Иван, и, возможно, ее настроение бы улучшилось.
Но она ничего этого не заметила и поэтому, натанцевавшись, отправилась к себе на пятый этаж, хотя Петрас предлагал ей выпить еще немного шампанского и послушать увлекательную историю о том, как он ходил в горы покорять вершины Тянь-Шаня.
Надежда отказалась. Надоел шум, и голова у нее разболелась. Хорошо, что обе Оксанки остались тусить дальше.
Надя вошла в свою комнату и села за стол. Включила компьютер. Какие там новости на Рамблере? Или игрушку запустить, пока никого нет? У нее есть замечательная стародавняя бродилка, выполненная еще в 2D-графике, плоская и двухцветная, но Надю она грела.
Открылась дверь, и вошел Лапин. Надя, откинувшись на спинку стула, выжидательно ему улыбнулась. Ну, не здороваться же с ним снова.
Лапин – руки в карманах брюк, на морде загадочная улыбка – приблизился вплотную к ее столу, наклонился, нависнув, и вполголоса многозначительно произнес:
– Надежда Михайловна, вчера мне звонила моя бывшая жена.
Надежда молчала.
– Она мне не звонила ни разу после развода.
Надя сделала неопределенное движение бровями и опять улыбнулась, только на этот раз отстраненно.
– Вас критиковала очень. Настоятельно советовала не торопиться со свадьбой. И даже намекнула, что в свое время тоже поторопилась. Теперь иногда жалеет.
– В этом вы можете ее смело успокоить. Можете даже ей сказать, что абсолютно и полностью согласны с ее оценкой меня, поэтому никакой свадьбы не будет.
– Ну, я бы так не сказал…
Надя метнула на него смятенный взгляд. Он, кажется, усмехнулся.
– Какого вы мнения о Наталье Сидякиной? Хорошая она женщина? Мне ведь вас как мудрого советчика рекомендовали. Так посоветуйте. И возраст у Натальи подходящий, не старая. Она на восемь лет меня моложе. Правда, Аллочка была меня моложе на десять.
Надежда, застыв, смотрела в окно. Не могла вспомнить, когда в последний раз попадала в такую мерзкую ситуацию. И что делала, когда попадала.
– Я пошутил! – захохотал Лапин. – Я смотрю, вы так серьезно мой вопрос восприняли, лоб наморщили. Не надо, не напрягайтесь. Разве я стал бы присматривать себе партию здесь?
Щеки у Надежды вспыхнули пунцовым пламенем. Ей захотелось его ударить. Схватить со стола папку с документами и как следует, от души шарахнуть по лысой башке. Или наотмашь по морде – сытой, наглой, зажравшейся морде циничного негодяя.
Она сжала покрепче кулачки, заставила себя успокоиться и проговорила:
– Вам вообще не следует жениться, Иван Викторович. Вы ведь этот фарс с подставной невестой затеяли лишь для того, чтобы раненое самолюбие прикрыть. Странно только, что так в роль вошли. Но раз вы у меня совет попросили, то извольте. Продолжайте жить так, как жили до сих пор. Если вам жена столько лет не была нужна, значит, не понадобится и в будущем. Но если решитесь все же, то вот вам еще замечание, напоследок: совершенно не важно, где вы себе присмотрите вариант – здесь или где-нибудь в более подходящих для вас кругах. Здесь, возможно, даже предпочтительнее. И из Наташи Сидякиной жена получится ничуть не хуже, чем из какой-нибудь топ-модели, за большие бабки рекламирующей кружевное белье.
На скулах у Лапина заходили желваки, взгляд сделался злым и тяжелым. Но сам напросился. Разве не так?
Он пошарил в кармане брюк и вытащил бумажник. Отсчитал несколько купюр и стукнул ими по столу.
– Ваш гонорар. В расчете.
Надежда сидела очень прямо,