Дэвид Дворкин - Время для Шерлока Холмса
В 2170 году, в честь десятилетия восхождения на трон, пускай он даже и не назывался троном, Мессиан IV выступил с речью перед своими подданными. Как и в случае с тремя предшественниками, каждого из которых тоже звали Мессианом, очередного Мессиана называли просто Номером Один. Вполне уместный титул: каждый из четырёх, без сомнения, был Номером Один. Зачем высокопарные звания типа Король Европы? Ведь всех Мессианов отличало фамильное сходство и похожий стиль правления.
Речь Мессиана транслировали в каждом населённом пункте. Она была полна ярких фраз и трогательных сентенций. Преданность человечеству, его великому будущему, и надо всем этим возвышается фигура Мессиана. Все обитатели Земли и Марса, колоний на Венере и в космосе побросали работу, чтобы посмотреть и послушать выступление правителя, как повелось с тех самых пор, когда Мессиан I впервые явил своё лицо народу после убедительного триумфа на выборах.
Марсианская история была обязательным предметом во всех школах, так что каждый знал имена, даты и события из недавнего прошлого Марса. Тем не менее Мессиан ещё раз перечислил их.
Он напомнил о смерти Фило Тремуссона в 2071 году и о победе Мессиана I и его партии на выборах в 2073-м. Тогда и возникла прекрасная традиция, вещал Мессиан, сверкая глазами. Мессиана I переизбирали на высочайший пост, и с каждым разом голосов за него отдавали всё больше. Через десять лет после смерти основателя Партия единства исчезла с политической арены, но противники Тремуссона восприняли-таки его идею великого единения человеческой расы, крушения старых политических и физических границ.
— Вот почему, — слащаво подчеркнул Мессиан, — я приказал в каждом парке поставить статую Фило Тремуссона, изображённого смотрящим на звёзды. Монументы появятся к двадцать пятому юбилею Отвоевания, то есть через три года. К тому времени во всех исторических текстах это великое событие будет называться уже не Отвоеванием, а Воссоединением. Как бы это понравилось Тремуссону!
Мессиан широко улыбнулся невидимым зрителям, а потом резко посерьёзнел:
— Я отлично знаю, что есть и те, кто считает меня и моих предшественников тиранами, поскольку выборы не проводятся уже семьдесят с лишним лет. Это далеко от истины! Сравните наше развитое мирное общество с неограниченными возможностями для всех и анархию, царившую сто лет назад. Анархия, друзья мои, вот подлинная тирания! Когда никто на закате не знает, будет ли жив к восходу следующего дня, когда детей заставляют страдать от голода, города сжигают, а женщин продают в рабство. — Он печально покачал головой. — Вот это и есть подлинная тирания, и не важно, как при этом себя называет политическая система.
Кто-то из зрителей громко соглашался с лидером. Другие тихонько говорили друзьям, что должен быть какой-то третий путь, нечто среднее между анархией и политикой Мессиана. У большинства вообще не было собственного мнения: всё так, как есть, и иначе быть не может.
— Мы четверо — непрерывная ветвь, до века правления не хватает всего трёх лет. Четыре человека с одним именем, одной кровью и одной политической линией. Каждый из нас считал, что лучше наше абсолютное правление, чем альтернатива — анархия. Но что нас ждёт? Закончится ли наше правление? Что ж, династия может прерваться на мне, а может — на Мессиане Миллионном. Возможно, этот день наступит раньше, чем мы можем представить, и тогда придёт черёд сторонникам демократических выборов проявить себя. Всего доброго, друзья мои.
Как только изображение правителя исчезло с экрана, триллионы подданных принялись обсуждать, что означали последние слова. Он собирается передать власть? Уехать куда-то? Умереть? Отречься от престола? Возникло ощущение, что вот-вот грядут перемены и настанет конец спокойной жизни, продолжавшейся на Марсе почти век, а на Земле — двадцать пять лет. Некоторых идея обрадовала, других, напротив, напугала.
* * *Завершив выступление, Мессиан позвонил своему помощнику, который взял на себя все рутинные вопросы по управлению Марсом, Землёй и остальными поселениями.
— Ну, что думаете, Номер Два?
Усатый помощник на экране поморщился:
— Отвратительно. Одна из худших речей, что мне доводилось слушать за свою долгую жизнь.
— Спасибо. Я всегда могу на вас положиться, вы не подхалим.
— Был и остаюсь, — кивнул Номер Два. — Кстати, вы считаете верным намекать на грядущие события?
— На события, которые, как мы надеемся, грядут, — поправил Мессиан. — Я решил, что нужно предостеречь их. Что будет после Мессиана? Оппозиции требуется стимул, чтобы они зашевелились.
— Легко вам говорить, — проворчал Номер Два, — сидите себе там в изоляции, как Зевс на Олимпе. А мне придётся несколько месяцев справляться с этой вашей оппозицией, когда она активизируется.
Номер Один покачал головой:
— Боже! Бедный вы, бедный. Но, как говорится, исцели себя сам. Я в вас верю и всегда верил. Вы меня не обманете. Я же знаю, что на самом деле вы на их стороне и никогда в действительности не одобряли моих действий.
Номер Два вздохнул:
— Всё познаётся на практике. Если вы добьётесь успеха, я рад буду признать, что вы всё это время были правы. Осталось меньше месяца? Кстати, я опознал большую часть речи.
Мессиан засмеялся:
— Я так и знал, что вы помните. Изрядную часть я передрал из юбилейного выступления Мессиана Второго, но чуть-чуть подкорректировал. Просто не захотелось писать новый текст. Ну и концовочка, конечно.
— Разумеется, я помню, Мессиан Второй выступал с ней каких-то пятьдесят пять лет назад.
— Мой преданный друг, приезжайте, как сможете. Надо произвести окончательные приготовления.
Номер Два кивнул:
— Может быть, завтра. Но точно до конца недели.
Он наклонился и разорвал соединение, а потом встал, потянулся и подошёл к окну, бессознательно подкручивая правый ус, но потом поймал себя на этом движении и остановился. Номер Два был счастлив, когда растительность на лице снова вошла в моду, в том числе и потому, что при наличии усов всегда есть чем занять руки. Он опёрся на подоконник, посмотрел на розовую полоску заката и вздохнул. Да, он действительно считал всю эту затею ошибкой, а своё участие в ней — ещё большей ошибкой. Но в противном случае он был бы просто автоматом, овощем, оцепеневшим от горя и полностью оторванным от мира. Хватит, приказал он себе. Долой жалость и бессмысленные реминисценции.
Он был не только Номером Два, но и организатором и главой секретной оппозиционной ячейки, первой на Марсе, но теперь уже далеко не единственной. Неудивительно, что полиция не могла отыскать следы антиправительственных объединений. Номер Два достал из тайника маску. На вечер была назначена встреча ячейки, так что придётся много всего успеть, прежде чем отправиться к Мессиану и нарушить его уединение на Европе.
ОТСТУПЛЕНИЕСередина зимы, насколько он понял по ледяному дождю, серому небу и холодному влажному ветру. Красные кирпичные стены отливали масляным блеском в свете уличных фонарей. Летом солнечно и ярко, а в этом городе мрачной была именно зима. Всё до боли знакомо. Не мог ли он приходить сюда?
Тишину нарушил звук шагов. В пятне света появилась высокая худощавая фигура. Лица незнакомца не было видно из-за шерстяного шарфа и шляпы, но поступь явно принадлежала юноше. Мориарти, глядя на приближающуюся фигуру, вдруг улыбнулся. Как он не видел связи? Столько лет он гадал, кем был тот таинственный посетитель ночью 1868 года, а теперь всё складывается!
Молодой человек поравнялся с ним и остановился, удивлённый, что кто-то ещё может болтаться по улицам в ненастный вечер, да ещё, судя по всему, ждёт именно его. Профессор Джеймс Мориарти сделал шаг вперёд и сказал:
— Добрый вечер, профессор Мориарти. Я хочу поведать вам много интересного.
* * *Позднее в маленькой служебной квартирке молодой учёный спросил посетителя:
— Как долго вы сможете пробыть здесь?
Пожилой профессор на минуту задумался:
— Всего мне отведено около шести часов, нельзя терять ни минуты, ведь два часа уже прошло.
Молодой человек смотрел на гостя в задумчивости и ужасе. Он не мог понять, даже прибегнув к силе своего интеллекта, почему загадочный незнакомец внушает ему такое благоговение и так очаровывает, а ещё — почему он кажется таким знакомым. Молодой человек не называл своего имени и не давал никакой информации личного характера, но гость знал всю подноготную о прошлом профессора Мориарти и, как он уверял, о будущем тоже.
— Сэр, — наконец сказал молодой Мориарти, — вы нарисовали весьма необычную картину моей будущности, если я отрину свой нынешний путь и пойду по тому, что предлагаете вы. Однако ваш вариант развития событий у большинства моих коллег вызвал бы отвращение.
