Чарльз Шеффилд - Неподражаемый доктор Дарвин
— И Филип Олдертон охотно согласился, — отозвался Дарвин. — Это должно было развенчать ваше, доктор Ледьярд, подозрение, будто Олдертон с самого начала собирался напасть на Бартона, прикрываясь легендой о Бессмертном. Тогда он ни за что не позволил бы взять собак. — Толстяк поднял кусок пирога, понюхал и отложил обратно на тарелку. — Итак, как насчет ран гончих? Они напоминают ранения Бартона, а не Филипа Олдертона. Мозги вышиблены ударом о твердую поверхность — например, о стену каменоломни. Когда я увидел эту картину, вывод стал очевиден. Как вы и предположили, Олдертон напал на Бартона. Гончие защищали сперва Бартона, а потом себя. Олдертон каким-то образом умудрился убить всех троих, но и сам был сильно изорван псами. Увы, моя дорогая, — добавил он, когда Элис тихонько ахнула от ужаса, — иного объяснения мне придумать не удалось. Трудно представить, как он, даже при всей своей феноменальной силе, справился с ними. Однако же справился, и собственные его раны нанесены собаками, а не Бессмертным Ламбетом. К такому выводу привел меня осмотр людей и гончих.
— Но так вы только поднимаете еще больше вопросов, — запротестовал Ледьярд. — Чарльз Олдертон тоже умер в каменоломне, в полном одиночестве. И не забывайте легенду о Звере, который живет там уже сотни лет.
— Знаю, — кивнул Дарвин. — Тут и в самом деле пришлось поломать голову. Как я говорил Джейкобу, мне ненавистна сама мысль о существе бессмертном или же наделенном непомерно долгой жизнью. Это противоречило бы выживанию всего вида, к которому такое животное принадлежит. Тогда я слегка изменил вопрос. Допустим, в Олдертонской каменоломне и вправду несколько сотен лет кряду происходили диковинные события. Что же такое могло существовать на протяжении пяти или даже более поколений?
Трое его собеседников молчали.
— Какой-то дух? — робко предположила Элис.
— Только не дух. К миру духов я бы обратился в последнюю очередь — это противоречит всем моим взглядам на мир. Что, кроме духов, может существовать столь долгий срок? Мне приходит в голову только одно.
Он повернулся к Ледьярду.
— Доктор, забудьте каменоломню, забудьте Бессмертного и байки о сверхъестественном. Представьте, что сегодня вечером вы вошли в эту столовую впервые в жизни. Знаю, вы побежали в каменоломню, чтобы защитить Элис от того, кого считали волком-оборотнем. Возможно, вам будет приятно слышать, что я глубоко уверен: напав на Филипа Олдертона, вы и впрямь спасли ей жизнь. Но, предположим, вы ни о чем подобном думать не думали и ведать не ведали. Какой диагноз вы как врач поставили бы Олдертону, когда он поднялся с кресла?
Ледьярд несколько секунд задумчиво глядел на стол, а потом вскинул голову. В черных глазах сверкало прозрение.
— При таких-то симптомах? Вполне возможно, припадок эпилепсии.
Дарвин хлопнул в ладоши.
— Именно. Все симптомы вполне могли объясняться началом эпилептического припадка, приступа судорог. А эта болезнь, как известно, может передаваться из поколения в поколение. Чарльз Олдертон, как вы сказали, умер от сердечного приступа. Когда это случилось, он находился в яме один. Жестокие судороги, когда рядом нет медицинской помощи, для человека преклонных лет могут оказаться фатальными. Эпилепсия дает огромную нагрузку на все системы и органы.
— Но Филип не эпилептик! — вскричала Элис. — У него всегда было хорошо со здоровьем. Я знакома с ним больше года, и за все это время он ни разу не болел.
— А при чем тут каменоломня? — возразил Ледьярд. — Если с Олдертоном случались судороги, то почему только в этой яме?
Дарвин снова взял тот же кусок пирога и подозрительно принюхался.
— Надеюсь, кухарке хватило ума не пренебрегать гвоздикой, — озабоченно произнес он. — В пироге с голубями без нее никуда. Я чувствую запах баранины, лука и яблок — но где же гвоздика? Надо будет с утра сказать ей пару словечек… Он вновь отложил пирог на стол.
— Почему в яме? Да, в самом деле. Это был самый трудный вопрос. Допустим, Филип убил Бартона и гончих, не контролируя свои действия. Вспомните вдобавок его викингскую внешность, подумайте о берсерках, которые в пылу битвы, одержимые жаждой крови, проявляли чудовищную силу. Одежда Филипа опять-таки доказывала, что на дне ямы он участвовал в какой-то зверской драке. Но все равно остается вопрос: почему в яме? И при чем тут древнее предостережение Джеральда Олдертона о луне, ветре и мельнице? Поэтому-то я и решил посмотреть, как выглядит каменоломня, когда складываются подходящие условия для появления Зверя.
— Что ж вы, Эразм, тогда мне ничего не рассказали? — проворчал Поул. — Я в этих ваших эпилепсиях ничегошеньки не смыслю, но от перспективы встретиться там с Бессмертным Ламбетом со мной самим чуть судороги не приключились, Как там? «Ветр могучий» — это про меня было сказано, у меня все кишки так и крутило от страха.
— Я удивлен, Джейкоб. — Дарвин улыбнулся своей беззубой улыбкой. — Не вы ли рассказывали, как лезли в Ширазе на самую верхушку храма, который охраняли духи жрецов, умерших тысячу лет назад? По вашим словам, у вас тогда и волос на голове не шевельнулся.
— И не шевельнулся, — фыркнул Поул. — Да ведь тот подъем сулил вывести к рубинам. И вдобавок кучка каких-то там языческих духов и вполовину так не страшна, как исполинский пес, готовый перегрызть мне хребет, пока я буду выкарабкиваться из ямы.
— Кстати, с каменоломней тоже связана легенда о сокровище, — сообщил Ледьярд. — Якобы где-то рядом зарыто золото викингов.
— Зря вы это сказали, — добродушно попенял ему Дарвин. Теперь мне его отсюда не утащить. Джейкоб, вы как хотите, а я послезавтра уезжаю. — Он снова повернулся к молодому человеку. — Читали ли вы труды Фракастро Веронского? [35] Это не праздное любопытство, — прибавил он в ответ на удивленный взгляд Ледьярда.
Темноволосый врач покачал головой.
— А следовало бы вам их прочесть, — продолжил Дарвин. — Его книга о способах заражения прокладывает новое направление для анализа распространения болезней. Он был наблюдательным ученым и гениальным экспериментатором. Я вспомнил о нем, когда мы стояли на дне каменоломни. В одной из работ Фракастро вкратце пишет и об эпилепсии. Он утверждает, хотя никак не обосновывает, что в некоторых случаях подобные припадки можно вызывать искусственным образом. По его словам, таких пациентов помещали в темной комнате перед источником мигающего света, который получается, если на пути луча стоит вращающееся колесо.
Все разом поглядели на прибор, что стоял на дальнем конце стола.
— Лопасти ветряка, — внезапно проговорила Элис. — Мы видели сегодня, как они мелькают на фоне луны.
Дарвин кивнул.
— Не появись Джеймс Ледьярд, вас уже не было бы в живых. Когда вы стоите на дне каменоломни, восходящая луна оказывается как раз за мельницей. Сильный ветер вращает крылья с максимально возможной скоростью. Решетчатые окошки придают дополнительное мелькание. Я обратил на это внимание, а потом вспомнил заметки Фракастро и засек период вспышек. Это устройство, — он указал на конец стола, — воссоздает ровно тот же эффект вне зависимости от мельницы, луны и ветра. Мне пришлось слегка поэкспериментировать со скоростью вращения, поскольку я не был уверен, какая именно частота воздействует на Филипа Олдертона.
— И на Чарльза Олдертона это действовало точно так же? — спросил Ледьярд.
— И на Джеральда тоже, — подтвердил Дарвин. — Джеральд каким-то образом вычислил условия, которые вызывали припадки, и попытался предупредить своих потомков — так, чтобы весь мир не прознал о фамильном недуге. Какая ирония, что именно это послание и заманило Чарльза с Филипом в каменоломню, тем самым вызвав новое появление Бессмертного.
На последних словах доктора в комнату вошел Брезертон.
— Мистер Филип пришел в себя. Чувствует сильную усталость, но в остальном вполне хорошо. Он очень удивился, что снова лежит в постели, когда последнее его воспоминание — как сидит здесь в столовой. Я не стал ему ничего говорить.
Ледьярд поднялся.
— Пойду к нему. Вне зависимости от сегодняшних событий он все еще остается моим пациентом.
Элис промолчала, но встала и вышла из комнаты вместе с Ледьярдом и Брезертоном.
— Бедняжка перенесла страшное потрясение, — промолвил Поул и бросил на Дарвина проницательный взор. — Ее жених — убийца. Что она будет делать?
Тучный доктор покачал головой.
— Не могу сказать. Олдертон — человек не слишком приятный. Со слугами он груб и заносчив. И все равно его надо пожалеть.
— Джеймс Ледьярд к Элис неравнодушен, — заметил полковник. — А вы, по-моему, весьма к нему расположены. Вы предлагаете, чтобы Олдертона арестовали за убийство Тома Бартона?
Дарвин вздохнул. Серые кроткие глаза глядели встревоженно и устало.
