Наталья Борохова - Весенний детектив
Он задумался. Снова походил по комнате, затем взял со стола листок, на котором Николай записал, какие комнаты открывались аудиторами.
— Где умный человек прячет лист? — проговорил Илюшин.
— Где-где… — Охранник слегка растерялся, решив, что вопрос обращен к нему. — В холодильнике, должно быть.
— Почему в холодильнике? — поразился Степан Степанович.
— Потому что там можно все спрятать, — честно ответил Валера.
— Умный человек прячет лист в лесу. — Макар рассеянно глянул на охранника, и Вересаев понял, что идею с холодильником парень прослушал. — Так Честертон говорил, а он сам был очень неглупый человек.
— Психолог? — проявил осведомленность Николай.
— Не совсем. Впрочем, неважно. Итак, умный человек прячет лист в лесу. Наша воровка — умный человек? Наверняка. Даже если кажется глупой.
Поняв, к чему клонит Илюшин, Вересаев мысленно обежал глазами все здание.
— Люстра? — быстро предположил он. — Светильники? Аквариум?
Макар взглянул на него, что-то напряженно обдумывая.
— Вряд ли, — протянул он. — Анатолий Иванович, напомните, пожалуйста, в чем хранилось ожерелье. В коробочке?
— Нет. Коробочка показалась мне слишком безвкусной, и я переложил его в конверт.
— В конверт! — хором воскликнули Илюшин, Вересаев и Николай.
— Вспомните хорошенько, — торопливо сказал Илюшин, — ваши коллеги видели, что вы убрали украшение в конверт? Пожалуйста, вспомните, это очень важно!
— И вспоминать нечего. Видели. Я при них взял со стола плотный конверт, а потом засунул его в портфель.
Пристально глядя на Горошина, Макар прищурился и сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:
— А если бы вам пришлось прятать конверт так, чтобы он не должен был бросаться в глаза, какое место вы бы выбрали?
Анатолий Иванович посмотрел на Вересаева непонимающим взглядом, и вдруг тень догадки мелькнула в глазах у обоих.
— Архив! — Степан Степанович опередил Горошина на полсекунды.
— Точно! — Макар азартно хлопнул ладонью по столу. — Вот наш лес! Готов прозакладывать зарплату за полгода — конверт в архиве!
Когда в помещении, где хранился архив документов, зажегся свет, охранник негромко присвистнул.
— Не свисти, денег не будет, — машинально заметил Николай, делая шаг вперед и пропуская вперед Илюшина.
Но на него вид стеллажей, заполненных папками, тоже произвел впечатление. «Хорошо, если конверт здесь. А если нет?»
— Вы с Валерой берете на себя правый сектор, — приказал Вересаев, недолго думая, — я — средний, Анатолий Иванович с Макаром Андреевичем — левый.
И, не теряя времени, двинулся к шкафам.
Николай постоял в некоторой растерянности перед полками, но затем, приговаривая про себя «глаза боятся, руки делают», вынул крайнюю папку. «И что с ней делать? Внутри смотреть?»
Он пробежал пальцами по пыльным корочкам, вдохнул запах картона и старого клея, наклонил голову и прочитал даты на корочках. «Надо приступать», — сказал он самому себе, и тут из-за соседнего стеллажа раздался очень спокойный голос Вересаева.
— Я его нашел.
Николай замер на секунду, не веря своим ушам, а затем бросился к шефу. То же самое сделали и остальные и увидели Вересаева вертящим в пальцах ожерелье из серебристых веточек, на которых блестели капли — камни.
— Надо же… — проговорил Степан Степанович. — Даже в папку не спрятала, просто всунула конверт на среднюю полку. Наверное, торопилась.
Он протянул ожерелье Горошину, который взял его так бережно, словно капли могли стечь на пол.
— Кто? — выдохнул Валера. — Кто заходил в архив?
Мужчины подняли глаза друг на друга — все, кроме Вересаева: он и так помнил, кто дважды был в архиве.
— Безинская, — с сожалением признал Макар. — Маргарита Анатольевна.
Увидев Горошина, вошедшего в кабинет генерального директора с ожерельем в одной руке и конвертом в другой, все сидевшие вскочили. Кроме Оли Земко, положившей руку на живот и устало откинувшейся на спинку стула.
— Нашли! — Глаза Рекурова изумленно расширились, словно он не допускал и мысли, что их затея увенчается успехом.
— Нашли, — грустно подтвердил Анатолий Иванович.
— Где? Где нашли? — Людочка так и впилась глазами в шефа, не сводящего глаз с Безинской. Та держалась спокойно, но на ее лице на секунду промелькнуло странное выражение.
— В архиве.
Степан Степанович прошел за свой стол, уселся. Николай с Валерой остались стоять у дверей, словно боялись, что кто-то вздумает убежать. Илюшин собрался было присесть на подоконник, но вовремя опомнился и просто облокотился на него. На диване напротив ссутулился Анатолий Иванович, не выпуская украшение из пухлых пальцев.
— Ожерелье мы нашли в архиве, — сухо повторил Вересаев, и в комнате повисла тишина, в которой шмыгала носом Людочка. — Одна из вас заходила в помещение, где хранятся архивные документы. Маргарита Анатольевна, вам понятно, что это значит?
Земко с Ерофеевой перевели взгляд на Безинскую. Репьева поморщилась.
— Вы считаете меня виновной? — ровным голосом спросила та. — Почему? Разве только я могла спрятать там ваше ожерелье?
— Именно. Я вам только что объяснил: никто, кроме вас, не входил в архив.
Степан Степанович с удовлетворением заметил, что на сдержанном лице Безинской промелькнула тень растерянности.
— То есть… как, простите? — переспросила она. — Не может быть!
Николай прошел к столу, положил перед женщиной лист бумаги, ткнул пальцем.
— В два двадцать шесть — первое срабатывание вашей карточки, в три сорок восемь — второе. Только вы были в архиве дважды за последние четыре часа, и больше никто. А вы рассчитывали, что зайдет кто-то еще и это снимет с вас подозрения? — он усмехнулся. — Не выгорело. Остальные готовились к банкету, им не до архивов было.
Маргарита Анатольевна секунду смотрела на лист широко раскрытыми глазами, затем обернулась к Горошину, теребившему ожерелье. Она, казалось, собиралась что-то произнести, но вместо этого лишь скривила губы.
— Одного не понимаю, — чуть удивленно произнес Вересаев. — Зачем? Неужели ради десяти тысяч долларов?
— Действительно, не понимаете, — высокомерно подтвердила Безинская. — И никогда не поймете.
Она встала, оглядела сидящих в комнате, задержавшись взглядом на Илюшине.
— Я могу идти? — безразлично-бесстрастно осведомилась она. — Не будете же вы вызывать милицию… Это было бы глупо и смешно.
Поскольку никто не ответил, Безинская неторопливо пошла к двери. Валера с Николаем расступились, и Маргарита Анатольевна уже потянула на себя ручку двери, но ее остановил скрипучий голос.
— Чепуха! — проговорила Инга Андреевна сердито. — Риточка, что за ерунда, право слово!
Изумленная Безинская, впервые услышавшая, чтобы ее назвали Риточкой, обернулась и встретилась глазами с Репьевой.
— Ничего не понимаю, — проворчала та, морща нос, — но совершенно очевидно, что вы здесь ни при чем.
— Действительно, Маргарита Анатольевна! — Оля Земко вдруг словно проснулась: стукнула ладонью по столу и устремила негодующий взгляд на Вересаева. — Как вам всем не стыдно! — звонким голосом сказала она. — Маргарите Анатольевне не нужно ожерелье! Это не она! Как вы могли поверить?!
Людочка молчала и только таращила глуповатые глаза.
— Девочки… что вы… — голос Безинской дрогнул.
— Хватит! — Инга Андреевна рявкнула таким командирским тоном, что Николай с Валерой вытянулись по струнке. — Не распускать нюни! Почему вы им ничего не объяснили?
— А что я им объясню? Что?! — почти выкрикнула Безинская. — Я заходила в архив только один раз — вечером! Днем меня там не было! Ну и что?
— Позвольте-позвольте, — встрял Макар. — Один раз?
— Да, один раз! — Маргарита Анатольевна обращалась к нему, но при этом вызывающе смотрела на Степана Степановича. — Взяла документы по старому делу, хотела перепроверить кое-что. Это было незадолго до начала банкета, я торопилась — мне хотелось убедиться, что там все в порядке, чтобы не думать об этом весь праздник.
Макар с сомнением смотрел на Безинскую, и женщина раздраженно дернула подбородком.
— Я не буду оправдываться перед вами. Это унизительно! Оленька, Инга Андреевна, — голос ее потеплел, — спасибо вам.
Она снова повернулась, и в комнате все одновременно заговорили. Что-то протестующее высказал Вересаев, пискнула Людочка, спросил о карточке Николай, ему на заднем фоне ответил Валера, а Горошин только переводил беспомощный взгляд с одного на другого. Ожерелье в его руках посверкивало каплями на тонких ветках. Макар уставился на украшение и почувствовал, что в голове его вертится что-то неуловимое… неуловимое, очень близкое… то, что обязательно нужно было поймать.
