Светлана Алешина - Блеск презренного металла
— Значит, теперь у нас прокуратура в героях ходит? — недовольно спросила я.
— Ну, а чего? — пожал плечами Ромка. — Можно я вам совет дам, Ольга Юрьевна? Я вас очень уважаю, вы знаете. Но все-таки вам нужно быть прагматичнее, честное слово…
Приехали, подумала я, подростки нас уже прагматичности учат! А вслух сказала:
— Да-а, с таким коллективом захочешь — не пропадешь!
Глава 20
В Каратае эту ночь запомнили, наверное, надолго. Наша кавалькада прибыла в поселок, когда уже сгустились сумерки, но сонное течение жизни было тут сразу же нарушено. Мы расшевелили и милицию, и медиков, и даже местную власть. Это было совсем не просто, но Роман Дмитриевич превзошел самого себя. Он летал как на крыльях, он бранился, он козырял своим дядей в прокуратуре и все-таки добился того, что к нам отнеслись с полной серьезностью.
Разумеется, глаз мы не сомкнули до утра. Определив в больницу раненного Кирея и совершенно расклеившихся наркоманов, с нарядом милиции отправились обратно — к Монашьему пруду.
Виктор наотрез отказывался ложиться на больничную койку, но я категорически настояла, чтобы он остался в больнице по крайней мере до утра — ему обязательно нужно было восполнить кровопотерю. Мы договорились, что по пути в Тарасов я обязательно заберу его с собой.
Еще мне удалось дозвониться до Кряжимского и вкратце объяснить ему ситуацию. В подробности я вдаваться не стала — в основном просила, чтобы Сергей Иванович разыскал Ромкиных родителей и заверил их, что все в порядке.
А неугомонный Ромка вместе с нами поехал обратно в лес. Он жаждал новых приключений. Лично я с удовольствием завалилась бы спать, но наши дела требовали завершения.
А вот Гоголеву даже спать не хотелось. Он окончательно вошел в роль героя и с особенным удовольствием разыгрывал ее передо мной. Стоило посмотреть, с каким апломбом он отдавал распоряжения молчаливым провинциальным милиционерам, которые, должно быть, принимали Романа Дмитриевича за очень большое начальство.
Ничего путного на месте преступления мы сделать уже не могли. В лесу было темно, как в погребе. Вдобавок, от места аварии на лесной дороге до монастыря пришлось добираться пешком. Дотошный Ромка все же сумел разыскать оставленную нами в кустах аппаратуру и бинокль. У меня на это не было сил.
Гоголев категорически потребовал от милиции стеречь объект до утра, пока не подъедет следственная группа из Тарасова.
— Вы должны задерживать любого, кто попытается сюда проникнуть! — с важным видом объяснял Роман Дмитриевич.
Милиционеры помалкивали и смолили сигареты — по их мнению, в такую темень сюда мог сунуться только идиот. Но делать было нечего — кроме распоряжений Гоголева, у них имелся приказ начальника местной милиции, а это было уже по-настоящему серьезно.
В общем, в Тарасов мы вернулись уже ранним утром — я, Ромка, Виктор и Роман Дмитриевич. Мой «оруженосец» фонтанировал энергией, намереваясь с ходу доложить дяде о проделанной работе, состыковаться со следственной группой, а потом вновь рвануть обратно на Монаший пруд. Что называется, ковал железку вовсю.
Но прежде Роман Дмитриевич, в котором проснулось гигантское честолюбие, собирался провернуть еще одну штуку, которая казалась ему необыкновенно остроумной. Он решил ни свет ни заря нагрянуть к госпоже Бурмистровой домой. Гоголев был уверен, что она там и наверняка прячет какие-нибудь улики. Разумеется, он пригласил и меня разделить свой очередной триумф.
Мне показалось, что глупо упускать такой случай. И вообще, пока Роман Дмитриевич был у меня на глазах, он казался мне совершенно безопасным. Волноваться я начинала, когда он исчезал. Я была убеждена, что дядя имеет на него слишком большое влияние.
Но первым делом мы развезли по домам Ромку и Виктора. Ромку я высадила за квартал до дома. На нем не было ни царапинки, но все равно я подстраховалась — встречаться с его родителями мне совершенно не хотелось. С Виктором все проще — хоть он и был ободран как мартовский кот, но он-то сам себе хозяин, и мне не перед кем за него отвечать.
Наконец мы остались с Романом Дмитриевичем наедине и поехали в пригород разыскивать улицу Солнечную. Гоголев был необыкновенно возбужден, весел и непрерывно шутил, стараясь произвести на меня впечатление. Но, на мой вкус, шутки у него выходили чересчур топорными — наверное, от усталости.
Но всякие шутки кончились, когда мы нашли улицу и коттедж № 16 на ней. Несмотря на раннее утро, двери дома были открыты, а во дворе стоял темно-синий «Опель» с работающим мотором. Рассмотреть что-то подробнее мы не могли, потому что ажурные чугунные ворота были надежно заперты изнутри.
К счастью, звонок на воротах имелся, и Роман Дмитриевич принялся давить на него с энтузиазмом своего младшего тезки. У него и в лице появилось что-то совсем мальчишеское — должно быть, он просто упивался своими приключениями. Ему казалось, что теперь у него все будет получаться и авторитет его у товарищей пойдет в гору.
Не знаю, кого Гоголев ожидал увидеть в доме Бурмистровой, но на крыльцо в конце концов вышел нотариус Белов собственной персоной. Вид у него был, как всегда, строгий и безупречный, но на наше появление он отреагировал с тщательно скрываемым волнением — в его сухощавой длинной фигуре видно было напряжение.
Однако Белов постарался ничем не выдать своего замешательства. Рассмотрев нас внимательно и, кажется, узнав обоих, он неторопливо сошел с крыльца и направился к воротам. Остановившись по другую сторону ажурной решетки, он небрежно заложил руку в карман и спросил не слишком любезным тоном:
— Чем могу служить?
— Здесь проживает Бурмистрова Алина Григорьевна? — слегка раздраженным тоном проговорил Роман Дмитриевич. — Нам нужно ее увидеть. Откройте.
Белов приподнял брови и спокойно ответил:
— Да, это ее жилище. Но в настоящий момент Алина Григорьевна отсутствует. Я могу ей что-нибудь передать, если желаете.
Роман Дмитриевич был задет невозмутимостью нотариуса. Он опять почувствовал себя неудачником и испугался, что я тоже это почувствую. Он обернулся ко мне и с преувеличенной горячностью заявил:
— Да дома она! Даже не сомневаюсь! — и опять напустился на Белова: — Вы обязаны открыть. Я — работник прокуратуры!
Белов чуть улыбнулся тонкими губами и сказал:
— Я помню. Но, полагаю, ордера на обыск у вас все-таки нет? Тогда ваши претензии не имеют оснований. Пока вы только частное лицо. Я, как доверенное лицо Алины Григорьевны…
Роман Дмитриевич едва не задохнулся от такого унижения. Он покраснел как рак и порывистым движением схватился за прутья ограды.
— Вы, доверенное лицо! — неоправданно грубо сказал он. — Ваша Алина Григорьевна разыскивается по обвинению в убийстве! На вашем месте я не очень-то важничал бы! Постановление об ее аресте — дело решенное. Покрывая эту женщину, вы оказываете пособничество преступнице!
Белов снова улыбнулся.
— Мне помнится, преступником у нас человека может назвать только суд? Да и работнику прокуратуры я бы посоветовал действовать, предварительно решив правовую сторону вопроса… Но раз уж вы так переживаете, молодой человек, я, пожалуй, позволю пройти вам в дом. Прошу убедиться — кроме меня и сторожа здесь никого нет! — Он отпер ворота и распахнул их перед нами.
Я даже не собиралась заходить внутрь — и так было ясно, что Бурмистровой здесь нет. Но, судя по всему, до Тарасова она все-таки сумела добраться — этот педант-нотариус оказался здесь неспроста. Поэтому меня сейчас интересовал не дом Бурмистровой, а господин Белов — он наверняка знал все, что нам нужно.
Однако Романа Дмитриевича я отговаривать не стала. Он с необычайным рвением ринулся в дом на поиски пропавшей хозяйки. Я осталась ждать у ворот, с интересом рассматривая окружающую местность.
Гоголев появился через десять минут. Вид у него был неважный, но он продолжал хорохориться. Белов изо всех сил ему подыгрывал, но в его сдержанном тоне чересчур явственно проскальзывали издевательские нотки.
— Так вы всерьез утверждаете, что вам неизвестно, где находится в настоящий момент гражданка Бурмистрова? — стараясь быть ироничным, спрашивал Роман Дмитриевич, избегая встречаться с нотариусом глазами.
— Абсолютно, — хладнокровно отвечал тот, презрительно опуская уголки губ. — Она уехала вчера, ничего мне не сообщив, и с тех пор даже не звонила.
— Между тем, вы у нее как у себя дома? — язвительно спросил Гоголев.
Нотариус развел руками и, насмешливо посверкивая глазами, серьезно сказал:
— Вполне допускаю, что когда у вас будет свой поверенный, молодой человек, у вас с ним будут совсем иные отношения…
Это было последней каплей. Роман Дмитриевич резко повернулся и пошел вон со двора. Мне он даже в глаза не смотрел, лишь буркнул упавшим голосом:
