Джон Берли - Уайклифф разрывает паутину
Фокс уже успел нанести три или четыре кружка мелом на плитках пола и на швах между ними. Все они располагались неподалеку от мольберта, на котором стоял сейчас загрунтованный, но совершенно чистый холст.
— Я успел уже взять шесть проб, сэр, и анализы четырех из них дали положительный результат.
Он говорил, задрав голову, чтобы смотреть сквозь нижнюю часть своих двухфокусных очков, и продолжал при этом капать бензидин на пробное стекло, на котором между двумя слоями фильтровальной бумаги лежали исследуемые частички пола. Небольшая пауза, потом пара капель перекиси водорода, и результат проявлялся почти мгновенно в синих и зеленых перемежающихся полосах.
— Еще один позитивный. Думается мне, сэр, что после того, как был нанесен удар, она пролежала здесь довольно долго — кровь успела растечься вокруг.
— Стало быть, ее оставили здесь истекать кровью, пока она не умерла, — сказал Уайклифф, обращаясь к Фрэнксу.
— Очень похоже на то.
Теперь пусть дальше работают эксперты-криминалисты. Старый как мир простейший бензидиновый анализ легко производился на месте преступления и с высокой точностью определял наличие крови в пятнах, но не более того. И хотя трудно было вообразить что супруги Иннес увлекались ритуальными убийствами кроликов или кур, в деле необходима полная определенность. Криминалисты проделают все остальные тесты, и только к их мнению в дальнейшем прислушается суд.
В мастерскую заглянул доктор Хоскинг:
— На два слова…
Уайклифф вышел к нему в коридор.
— Она хочет вас видеть.
— В каком она состоянии?
— Определенно сказать трудно. Серьезных физических повреждений нет. Подозреваю, однако, что перед вами она может начать разыгрывать невменяемость. Вполне вероятно, что для этого она достаточно изобретательна.
— Ее нужно поместить в больницу?
— Ну не в тюремную же камеру? А здесь ее держать и вовсе неудобно. Хотя бы потому, что светила психиатрии едва ли захотят забрызгать свои БМВ проселочной грязью.
— Вы можете все устроить?… Я имею в виду больницу. При ней конечно же будет круглосуточно нести дежурство кто-нибудь из полицейских леди.
— Я узнаю, что можно сделать.
— Она в состоянии давать официальные показания?
— Она изъявила желание побеседовать с вами. Это все, что я пока могу вам сказать.
Полли Иннес лежала посреди огромной кровати — очертания ее миниатюрной фигуры почти не проступали под одеялом. Тоненькие пальчики вцепились в край простыни, которая прикрывала ее рот и нос. Виднелись только огромные темно-карие глаза и бледный лоб. Волосы беспорядочно разметались по подушке.
Женщина-констебль, сидевшая у изголовья кровати, при его появлении проворно вскочила и вытянулась по струнке.
— Не надо, сидите, — сказал Уайклифф и поставил для себя стул с противоположной стороны кровати. Глаза поверх края простыни следили за каждым его движением.
— Вы хотели меня видеть, миссис Иннес? Моя обязанность предупредить, что вы не обязаны что-либо говорить, а все вами сказанное может быть занесено в официальный протокол и использовано в суде. Вам это понятно?
Веки смежились и снова раскрылись.
Женщина-полицейский бросила на Уайклиффа вопрошающий взгляд, он кивнул в ответ, она открыла блокнот.
Полли Иннес опустила край простыни на подбородок и заговорила неожиданно громко и злобно:
— Она ненавидела меня, понимаете?! Она хотела его у меня увести, просто чтобы сделать мне больно…
Ей он не был нужен. Ей вообще никто не был нужен. Она была холодна, как ледышка!
Полли Иннес покосилась на женщину-констебля.
— Она все записывает?
— Да.
Могло показаться, что ее это даже обрадовало. Она снова посмотрела на Уайклиффа и продолжала:
— Он тоже хорош! Женился на мне только потому, что по его вине я стала такой. Меня убедил, что гомосексуалист, и у него ничего не может быть с женщинами… Я ему поверила, смирилась с этим, а он… Как только появилась эта девица…
Она задохнулась бесслезным рыданием.
— Я думаю, миссис Иннес, вам лучше подождать, пока вас попросят дать письменные показания, — сказал Уайклифф.
Ее устремленный на сыщика взгляд преисполнился неистовства, голос зазвучал натужно и хрипло:
— Я знаю, для меня все кончено. Что ж, ладно. Но кто-то должен выслушать меня!
Ее дрожащие пальцы сжались в кулачки.
— Она зашла ко мне в мастерскую, спросила, где он… Потом уселась ко мне задом… «Я беременна, Полли. Я подумала, что он должен знать и ты тоже. Я еще пока не решила, как мне следует поступить…» Она просто издевалась надо мной! Для того и пришла, хотя прекрасно знала, что его нет… А на самом деле ее слова означали вот что: «Между мной и Тристаном возникло чувство. А до тебя никому нет дела. Ты калека! Ты не сможешь нам помешать!» А сама не была даже беременна! Все ложь!
Эта вспышка позволила ей несколько унять возбуждение, бешеный блеск в глазах померк, и, когда она снова заговорила, голос звучал спокойнее и глуше:
— И тогда я ее ударила. Ударила маленьким молотком, который я обычно использую, когда нужно натянуть холст на подрамник…
После еще одной затяжной паузы она заговорила с почти равнодушным спокойствием:
— Да, я ударила ее… — Легкий взмах правым кулачком должен был, вероятно, изобразить, как это было. — Но не убила. Она долго еще прожила… Это было страшно! У нее глаза не закрывались, ртом она ловила воздух, душераздирающе стонала. Крови натекло… Я не смогла себя заставить находиться с ней в одной комнате, но за ночь несколько раз возвращалась туда. Она все не умирала… Я пробовала помочь ей.
— Помочь?!
— Да. Я вцепилась ей в горло, но сил не хватило… В ту ночь я вообще не ложилась…
Дождь прекратился, в небе заметно прояснилось. Когда прибыла «скорая помощь», Иннес вышел из дома, чтобы проститься с женой, которую увозили в больницу. Это были странные мгновения. Он стоял рядом с носилками и смотрел на нее сверху, она — снизу на него. Оба молчали. Ни поцелуя на прощанье, ни хотя бы мимолетного соприкосновения рук. Они только посмотрели друг на друга в недоумении, и все.
«Скорая» уехала, Иннес вернулся в свой кабинет, куда несколько минут спустя пришли Уайклифф и Люси Лэйн. Когда они вошли, Иннес поднял голову, но ничего не сказал.
— Это будет официальная беседа, мистер Иннес, — начал Уайклифф. — Я должен предупредить вас, что вы не обязаны давать показания, а все, что вы скажете, может быть занесено в протокол и использовано против вас в суде.
Уайклифф придвинул стул ближе к письменному столу и расположился на нем. Люси пристроилась ближе к двери с блокнотом наготове.
— Мы располагаем уликами, что смерть Хильды Клемо наступила здесь, в вашем доме. В субботу, после того как вы уехали в Экзетер, ваша жена нанесла ей удар сзади по голове. Черепно-мозговая травма не была сама по себе смертельной, однако оставленная без помощи на полу в мастерской Хильда истекла кровью.
Уайклифф сделал паузу. Иннес сидел, отвернувшись к окну, за которым сосны снова четко вырисовывались на фоне синевы небес. Он был совершенно недвижим, только видно было, как пульсирует на виске жилка.
— Я исхожу из предположения, что, вернувшись в понедельник домой, вы обнаружили труп Хильды на том самом месте, где она упала и пролежала два дня. Когда именно она умерла, мы, возможно, не узнаем никогда. Охотно верю, что вы пережили глубочайший шок. И тем не менее вы взялись за уничтожение улик, насколько это было в ваших силах. Самым сложным оказалось избавиться от трупа. Как я уже говорил, я уверен, что вы с самого начала прекрасно понимали: чтобы обезопасить жену, вам надо избежать даже тени подозрения, поскольку криминалистическая экспертиза неизбежно обнаружила бы в вашем доме следы убийства.
Телефон на столе Иннеса зазвонил так неожиданно, что оба вздрогнули. Иннес бросил на сыщика вопросительный взгляд, тот кивнул. Звонок касался каких-то запланированных лекций. Иннес быстро закруглил разговор и со вздохом положил трубку:
— Я уже успел забыть, что у других жизнь идет своим чередом.
Это была первая фраза, которую он произнес за это время.
Уайклифф не торопился продолжать. Молчание длилось минуту или даже больше, но Иннес терпеливо и спокойно ждал. Уайклифф вернулся к тому, на чем был прерван:
— Вы не могли слишком долго держать труп в доме. И вам пришло в голову, что если его обнаружат раздетым в заброшенной каменоломне, следствие заключит, что преступление было совершено на сексуальной почве. И вы знали, кто станет основным подозреваемым. Клиффорд Рул. К тому же во вторник Рулов возили на допрос в связи с другим правонарушением, и хотя в тот же вечер они вернулись домой, складывалось впечатление, что их в любой момент могут арестовать. Поэтому в ночь со вторника на среду вы отвезли труп Хильды на вершину утеса над каменоломней и сбросили в воду.
