Татьяна Рябинина - Бюро волшебных случайностей
- Слушай, а это не тот Кабан, который в 96-ом положил Вязникова? –оживился Антон? - Ну, свидетеля по делу «Экспомета»? Не слышал?
- Нет, - покачал головой Стоцкий.
- «Экспомет» этот самый обул зарубежных клиентов с поставками латуни. На хорошенькую сумму. Те цивилизованно, через фирму-посредника, подали в суд. «Экспомет» ссылался на какой-то там форс-мажор, но нашелся некий Вязников, сотрудник «Экспомета», который готов был представить документы, что имело место чистокровное мошенничество. Я тогда выступал адвокатом посредника. Накануне заседания, на котором Вязников должен был выступать, его пристрелили в подъезде. В лицо, между прочим. Прошел слушок про Кабана. А документы пропали. И «Экспомет» дело выиграл.
- Да, - согласился Стоцкий, - стрелять в лицо, с близкого расстояния – почерк именно Кабана. Одному Богу известно, почему он так делает.
- К тому же его видели у дома Вязникова. Но… доказательств никаких. Увы и ах.
- Стойте! – заорала я, вскакивая с кресла. – Ну конечно! Ведь Полосова говорила Чинаревой, что если ее вдруг арестуют, она все про нее расскажет, и про «Эвридику», и про «Экспомет». Я хотела выяснить, что это за «Экспомет» такой, но по причине своего покойницкого положения не смогла.
- Вот как? – Стоцкий уже не казался тормозом, совсем нет. – Хорошо, я узнаю все сам. А вам, Елизавета Андреевна, пока придется еще побыть покойницей.
- Долго?
- Боюсь, что да. Дело в том, что пока у нас нет оснований для задержания Чинаревой и Полосовой.
- Как?! – возмутилась я. – Вам что, мало того, что я рассказала? Вам мало того, что меня пытались убить?
- Он прав, Лиза, - остановил меня Антон. – К сожалению, это все слова. Мы тебе верим… - он на секунду запнулся. – Да, мы тебе верим, но этого, к сожалению, мало.
- Да, - поддержал его Стоцкий. – На основании этого мы даже вряд ли сможем получить санкцию на обыск. Да и что искать? Пистолет? Или сотовый Брянцева?
- Подождите! – не хотела сдаваться я. – Но ведь эта фраза: «Думаешь, никто не видел, как ты оттуда выходила?»… Если это действительно о том, мне кажется, я знаю, кого Полосова имела в виду.
- Инну Замшину? – догадался Стоцкий.
- Да. Бабка-соседка сказала мне, что Инна выходила из квартиры вечером, как раз перед новостями по телевизору. Это вполне могли быть новости по НТВ в семь вечера. И она могла видеть, как Чинарева выходит из квартиры Брянцева. А за деньги она вполне могла сказать об этом Полосовой. Постойте… - я изо всех сил напрягла память, пытаясь восстановить картину. - Кажется, действительно, когда я уже входила в квартиру, где-то, вверху или внизу, открылась дверь. Если так, то это ведь уже не только одни мои слова!
- Предположим, что это так, - согласился следователь. – Но вы ведь понимаете, что в этом случае Замшина вряд ли это подтвердит.
- Тем более, Лиза, ты ее так запугала, - добавил Антон.
- Ну что же мне тогда делать? – в отчаянье я так вмазала себе кулаком по больному колену, что запищала от боли.
- Пока ничего, - Стоцкий сложил очки и аккуратно устроил их в футляре.
- Но как же так? Я же ни в квартиру свою не могу вернуться, ни на работу. И вообще, из дому выйти спокойно не могу.
- Придется потерпеть, - он был по-прежнему невозмутим. – На вашем месте, Елизавета Андреевна, я бы предпочел сидеть взаперти, чем лежать в морговской морозилке.
- Пожизненно? – ехидно уточнила я.
- А кто вам предлагает оставаться здесь пожизненно? Поймите, Кабан ваш и так в розыске. Да и не в нем дело. А Чинаревой пока элементарно нечего предъявить. Смотрите, у нас сколько уже к ней претензий. Старые дела – раз. Убийство Брянцева – допустим! – два. Покушение на вас – три. И никаких хвостов. Только ваши утверждения и предположения. Их придется проверять, а это требует времени. Замечу, немало времени. Так что наберитесь терпения.
Когда Стоцкий ушел, я дала волю своей бессильной ярости. Антон с любопытством слушал мои вопли и ругань. Наконец я выдохлась, шлепнулась на диван и разрыдалась.
Все напрасно!
Антон сидел, глядя в пол, и словно решал что-то важное. Потом встал, подошел, присел передо мной на корточки, заглядывая в лицо.
- Послушай, Лиза…
Всхлипнув, я уткнулась лицом в его макушку, пахнущую то ли шампунем, то ли одеколоном.
- Что?
- Что бы ни случилось, я тебя не брошу. Ты мне нужна. Любая. Какая бы ты ни была. И что бы ни случилось, - еще раз повторил он.
Что-то дрогнуло во мне – в который уже раз, но я постаралась задавить эту дрожь.
- Что ты имеешь в виду? – голос сорвался, неприятно резанув слух.
Антон не ответил. В этот момент мама деликатно поцарапалась в дверь.
- Вы будете обедать? – спросила она, заглядывая в комнату.
Всего за три дня я дошла до того, что начала играть сама с собой в шашки. Мама, уступив моим настоятельным уговорам, поехала на дачу. «Кто же будет тебя кормить?» – сопротивлялась она. «Не волнуйтесь, Анна Петровна, я о ней позабочусь», - заверил Антон, и на этом дискуссия закончилась.
Антон убеждал перебраться к нему. Я уперлась рогом и осталась в маминой квартире. Почему, объяснить толком не смогла, потому что сама не знала. Антон, к моему великому удивлению, ни спорить, ни обижаться не стал. Вообще, что-то в нем изменилось, и меня это тревожило. Сначала я предположила, что дело в моем согласии выйти за него замуж. Потом – в том, что меня едва не убили. Но теперь мне начало казаться, что дело в чем-то совсем другом. Но вот в чем?
После маминого отъезда Антон оставался ночевать, утром уезжал на работу, раз двадцать звонил мне, интересуясь, как обстоят дела, а вечером возвращался. Соседям мы были представлены как родственники из провинции. Вернее, провинциальная родственница и ее питерский жених. Переломив себя, Ракитский закупал продукты и даже сам готовил. В довершение всего он упросил свою сестру Марину купить мне кое-какую одежку, запас белья и прочих дамских причиндалов.
Днем я бесцельно слонялась по квартире – непричесанная, в халате. Пыталась смотреть телевизор, слушать радио, перечитывать с детства знакомые книги. Но ничего не помогало. Мысли то ползли, спотыкаясь, то неслись вскачь, но неизменно скользили по поверхности. Только теперь я по-настоящему поняла, что означает выражение «убить время». Каждая новая минута представлялась мне отрезком пути с сидящим на нем жадным монстром. Чтобы перебраться из одной минуты в другую, надо было сразиться с чудовищем и убить его. Я швыряла в них все, что только попадалось под руку: глупые телепрограммы, болтовню диджеев, надоевшие книги. Но их никак не становилось меньше. Неужели вся моя дальнейшая жизнь – это борьба со временем, борьба не на жизнь, а на смерть, думала я.
Вечера мы с Антоном проводили, как семейная пара со стажем – мирно и однообразно. Сначала за ужином, потом на диване перед телевизором. Словно по какому-то негласному уговору криминальную тему, равно как и наше совместное будущее мы старательно обходили стороной. Однако какая-то недосказанность стояла между нами.
Антон не знал, что на самом-то деле я любила Брянцева. Он вообще очень многого не знал обо мне. А если бы узнал, то по-прежнему хотел бы жениться на мне?
«Что бы ни случилось, я тебя не брошу», - сказал он. Так ли это на самом деле? Или только красивые слова?
Вот именно об этом сейчас и не хватало думать, одергивала я себя. Как будто мало других проблем. И все же, все же…
О любви, между прочим, не было сказано ни слова.
Раньше, в пору нашего короткого романа, меня это вполне устраивало. Чужая любовь, на которую не можешь ответить взаимностью, - иго и бремя. А я позволяла себе лишь легкую влюбленность. Ту самую, которая радость и праздник. Любовь же… Это слишком тяжелый труд. Тяжкий и долгий. И порою с горькими плодами. Она не для себя. И даже не для другого. Она самодостаточна. И только став такой, не раньше, даст покой и полноту жизни. А я не готова была к марафону. Я не хотела давать слишком много себя. Но и брать то, на что не могла ответить, тоже не могла. Не позволяла совесть.
Тогда с Ракитским все получилось просто. Не понадобилось объяснений, обошлось без сцен и упреков. «Как знаешь», - сказал он, и мы остались хорошими знакомыми, поддерживающими деловые отношения. Может быть, меня даже немного задело, что он так легко отнесся к нашему разрыву. Видимо, в его фразе о том, что сначала мы прогоним мужика, а потом удивляемся его отсутствию под балконом, есть определенная доля истины. Однако с тех пор прошло два с половиной года. У меня за это время сменился не один приятель, с некоторыми я его даже знакомила. Да и у самого Антона были женщины. И тут такой разворот в полете.
Значит, все было не так просто? И все это время он… Просто бульварный роман какой-то. Мыльная опера.
Но тогда, если следовать законам жанра, он должен был непременно объясниться мне в любви. Стоя на коленях и с пресловутым букетом в зубах. Если, конечно, не сделал мне предложение по какому-то хитрому расчету, что мне, честно говоря, представлялось полным абсурдом. Какой с меня расчет, а?
