Дмитрий Вересов - Опер печального образа
Потом было интервью с подругой детства Горобца, которая вспоминала, как Толик катал ее на раме велосипеда. Смущенная, но подбадриваемая невидимым интервьюером, женщина рассказывала, как юноша наклонялся и нежно целовал ее сзади в шею, а на случайной кочке непроизвольно укусил.
Под вечер Аня увидела в объективе бегущей по коридору камеры знакомые двери и узнаваемые мужские лица. Вот мелькнул в проходе и тут же скрылся Коля Санчук, еще парочка знакомых ребят из отдела. Вдруг камера выхватила не просто знакомое, а любимое лицо, усталое, с наморщенным лбом, с едва заметной грустинкой в глазах. Аня подалась к экрану, словно увидела в передаче «Жди меня» своего потерянного родственника, но тут как из-под земли вырос капитан Харитонов, вернее, его растопыренная пятерня. Харитонов показывал кому-то с очень плохим зрением только что полученную им оценку по боевой и политической подготовке. Аня машинально пересчитала количество пальцев и позвонила мужу на работу.
Михаил пришел за полночь с лицом еще более усталым, чем на экране телевизора. Он принял душ, ел свой ужин машинально, быстро и без разбора. Чтобы встать и дойти до постели, сделал над собой заметное усилие.
— Медвежонок, а есть, наверное, в дзю-дзюцу упражнения и методики для снятия усталости и стресса? — осторожно намекнула Аня.
— В Греции все есть, — отозвался Корнилов, то ли не понимая, то ли ленясь понимать намеки. — Даже пятый труп…
Сказав это, Михаил упал на кровать, как подкошенный. Аня опять увидела перед собой растопыренную пятерню Харитонова. Только на этот раз он не закрывал камеру, а показывал количество совершенных на данный момент убийств.
Аня давно для себя решила, что убийство Елены Горобец стоит в этом кровавом ряду особняком, что Обур еще не пойман, и надо ждать в ближайшее время, точнее, в полнолуние, следующего убийства. Аня, казалось ей, была к этой новости готова, но вышло, что не очень. Она опустилась на кровать рядом с мужем, чувствуя во всем теле невесть откуда взявшуюся свинцовую тяжесть. Ей вдруг подумалось, что пятая убитая тоже должна быть ее близкая знакомая или родственница. Эта была до того страшная мысль, что Аня напрягла всю свою волю, чтобы отстраниться от нее, постараться не накликать новой беды, если ее, конечно, еще не было здесь. Может, это еще не ее горе. Но почему тогда молчит Михаил?
Она наклонилась к мужу, который лежал поперек кровати, и увидела, что тот не держит паузу, не подбирает слов, а спит самым натуральным образом, приоткрыв рот.
— Корнилов, погоди немного! Ты мне еще нужен!
Аня толкнула мужа, дернула за ухо, наконец, бесцеремонно зажала ему нос и рот. Михаил открыл глаза и застонал, как от зубной боли.
— Я столько времени трачу, сражаясь против рукоприкладства в органах, против всяких «слоников», а пытки процветают в моей собственной семье. Можешь, конечно, придушить меня, но только во сне, не будя. Мне же через два часа вставать!
— Как через два часа? — не поняла Аня.
— Так. Я вырвался помыться, перекусить, пару часиков поспать. Сама должна понимать, что у нас в отделе сейчас творится. «Глухари» прилетают по лунному календарю, чуть ли не по часам. А начальство считает, что чем меньше мы спим, тем лучше работаем. Тут и наш папаня Валек бессилен. Такая амбразура образовалась, что он ее уже не закрывает. Меня генерал Столяренко уже напрямую материт. То Мишенька-голубчик, то такой-разэтакий…
— Ты же все равно поперек кровати улегся, — оправдалась Аня. — Я, конечно, женщина миниатюрная, но не Дюймовочка все ж таки. Или ты думал, что я ночами не сплю, сижу с краешку, на тебя влюбленными глазами смотрю и умиляюсь? Дудки! Я тоже живой человек, тоже дрыхнуть люблю. К тому же во сне у тебя вид очень глупый…
— Разве? — удивился Михаил. — А сны мне снятся умные, я бы сказал, научно-популярные, общеобразовательные. Сколько себе внушаю, чтобы снилась полезная информация по работе — так нет, все какие-то документальные фильмы из жизни личинок. С тобой, правда, в главной роли…
— Это я-то личинка? — теперь уже удивилась Аня.
— Королева личинок, — поправился Михаил.
— Королева личинок? Ладно, пускай, — Аня неожиданно смирилась с этой ролью, опять стала серьезной. — Кто она, пятая?
— Обычная девушка. Маша Журавлева, студентка, девятнадцать лет, — вздохнул Корнилов. — Возвращалась домой с тренировки по таэквон-до. Причем, имела черный пояс. Готовилась со следующего года сама вести группу начинающих. Вот вам женские черные пояса! Хотя, наверное, я напрасно возмущаюсь. Та же картина, что и в первом, и втором убийстве. Спокойствие и покорность в позе, словно живая заложница лежит, боится пошевелиться. Нападал-то Обур, конечно, сзади…
— Ты называешь его Обуром? Ты думаешь, тогда с ним разговаривал на форуме, с настоящим убийцей?
— Не знаю. Надо же его как-то обзывать.
Я пару раз опять выходил на этот дурацкий форум, пытался вызвать его на разговор, но ничего не получилось. Молчит, затаился, словно находится где-то совсем рядом, и если начнет говорить с нами по телефону, мы его живой голос услышим.
— Ты замечаешь, от всех этих убийств, как тень какая-то черная, ложится вина на других людей? — спросила Аня, теребя Михаила за ухо, чтобы он не отрубился. — Первая девушка поссорилась со своим парнем. Он не пошел ее провожать, и она погибла. В смерти Синявиной есть моя вина… Не спорь! Не прямая, а какая-то скрытая, по судьбе, по карме, не знаю еще, по чему. Еще вина тамады, по глупости пославшего Люду за дождевой водой. Потом Оля… Это моя вина без всяких оговорок, отступлений. Мне ее замаливать до конца моей жизни придется и на потомков моих еще хватит…
— Я уже устал говорить на эту тему, — Михаил даже сел на кровати. — Разве можно обвинять себя за то, что не остановила дурацким вопросом прохожего? А ведь его жизнь, возможно, сложилась бы после этой минутной задержки совсем по-другому. В темный подъезд зашел немного позже и разминулся со шпаной, улицу перешел уже после того, как промчалась машина с пьяным водителем. Но ведь может быть и обратный вариант, Аня. Ты остановила человека, спросив дорогу, он сказал тебе длинный комплимент. А потом точнехонько вышел на шпану в темном подъезде, на наркомана в поисках денег на очередную дозу, под бампер машины на скользкой дороге… Ты только представь всех встречных-поперечных, с которыми обменялась фразами, взглядами. Что с ними потом произошло? Ты знаешь? Это все слепой, глупый случай, не видящий никого, ничего, ни меня, ни тебя, ни Синявину, ни Олю Москаленко… Вспомнил! — неожиданно воскликнул Михаил. — Вспомнил, кто слепо убивал человека у Паскаля. Вселенная, мир…
Аня с подозрением посмотрела на мужа и, на всякий случай, как бы поправляя ему волосы, потрогала лоб.
— Не смотри ты на меня так тревожно, исподтишка, — перехватил ее взгляд Корнилов. — Ты же лучше в этом разбираешься. Мыслящий тростник Паскаля. Человек погибает, он хрупок, беззащитен, но он знает, что гибнет. А всемогущая вселенная, убивая его, не знает этого… Надо будет Санчо это рассказать, не забыть, а то он, наверное, бедного Паскаля за дурака принял, в очередной раз усомнился в бесполезности отвлеченных знаний… К чему это я?
— По поводу вины, — напомнила Аня.
— А в гибели пятой девушки кто виноват? — спросил Михаил.
— Не знаю, может, тренер, который учил ее защите и нападению, ударам каким-то, тебе это лучше знакомо. Вручил ей черный пояс в торжественной обстановке, внушил уверенность в собственной неуязвимости…
— Но нападение было неожиданным, сзади, — возразил ей Корнилов. — Тут и я бы был бессилен. Это только Миямото Мусаси шел себе по ночному лесу, почувствовал легкое беспокойство в листьях деревьев или на душе. Разбираться не стал — выхватил меч и прочертил круг. Пятерых разбойников разрезал, как шоколадных зайчиков…
— Почему она не обернулась хотя бы, когда услышала сзади шаги? — спросила Аня. — Черный пояс помешал?
— Когда мы раскроем это убийство, — сказал мечтательно Михаил, — а мы его обязательно раскроем… я начну с тобой заниматься дзю-дзюцу. Что-то в тебе есть такое. Может, что-нибудь получится.
— Спасибо за комплимент, — усмехнулась Аня. — Я уже как-то подумала об этом. Знаешь когда? Когда двумя ногами ударила Расстегая в машине. Я правильно поступила?
— Может быть, ты приняла тогда единственно верное решение. А позанимайся я с тобой несколько занятий, ты стала бы заморачиваться, думать головой, не имя еще навыков. Сделала бы неудачное, несвоевременное движение. Ничего бы у тебя не получилось, Расстегай бы только разозлился… Кто был бы тогда виноват?
Сам испугавшись и этой ситуации, и своего вопроса, Корнилов умолк и задумался.
— Собак вот тоже жалко, — пробормотал он. — Вот уж не знаю, что они там понимали, когда их запихивали крючьями в фургон.
