Бен Элтон - Смерть за стеклом
Дежурный оператор Ларри Карлайл услышал шум у себя за спиной. Потом он объяснил полиции, что подумал о появившемся до срока сменщике и уже повернулся сказать, чтобы напарник не торопился и так сильно не топал, но в этот миг мимо пронеслась Тюремщица с половиной режиссерской команды.
— Через кладовую! — громогласно приказала Джеральдина, и спустя секунду они щурились на режущий свет внутренних помещений. Позже телевизионщики вспоминали, что даже в состоянии паники, войдя в дом, испытали странное чувство. С тех пор, как там обосновались подопечные, никто из режиссерской команды не переступал его порога. И теперь они ощутили себя учеными, которые оказались в одной чашке Петри с насекомыми, которых изучали.
Джеральдина набрала в легкие побольше воздуха и открыла дверь в туалет.
День двадцать восьмой
7.20 вечера
— Почему вы сбросили простыню? — спросил инспектор Колридж. — Вы должны были знать, что на месте преступления нельзя ничего трогать.
— Но я также знала, что нельзя оставлять раненую без помощи, и понятия не имела, что она умерла. Я вообще не представляла, что произошло преступление. Не соображала ничего, кроме одного, что кругом кровь или нечто похожее на кровь. Пытаясь вспомнить, о чем я тогда подумала, могу сказать: наполовину надеялась, что все это — шутка. Решила, что ребятки разыграли меня, отомстив за то, что я их подставила с Вогглом.
Колридж нажал на «воспроизведение», и на экране появилась маленькая группка стоявших у входа в туалет телевизионщиков и внутри — стаскивавшая с трупа простыню Тюремщица. Келли по-прежнему сидела на унитазе, но настолько сгорбилась, что плечи покоились на коленях. На полу растекалась лужа крови, которая струилась из ран на шее и на голове. А посередине лужи — обнаженные ступни Келли: островок цвета плоти в море бордового.
Но самое страшное — рукоятка кухонного ножа. Лезвие было в черепе, а рукоять торчала из головы.
— Все казалось таким нелепым, — продолжала Джеральдина. — Словно убийство в мультяшках. На секунду мне почудилось, что передо мной Телепузик. Что меня дурят.
День двадцать седьмой
11.47 вечера
— Дай мне твой мобильник! — рявкнула Джеральдина, повернувшись к Фогарти. Голос звучал все так же пронзительно, но стал значительно ровнее.
— Что? Что ты сказала? — Боб не сводил глаз с пугающей красной лужи и торчавшего из головы убитой ножа.
— Давай сюда мобилу, малахольный мудак! — Она сама вырвала из чехла у него на поясе маленькую «Нокию».
Но не смогла включить — настолько дрожала рука. Джеральдина подняла глаза на объектив камеры дистанционного управления, которая продолжала бесстрастно регистрировать все происходящее.
— Эй, там, в аппаратной... кто-нибудь, вызовите чертову полицию! Или вы, кто пялится в Интернет, сделайте хоть раз полезную вещь, вызовите чертову полицию!
Так мир узнал о самом загадочном и самом «зрелищном» преступлении: тысячи пользователей Интернета бросились набирать номер полиции и, не сумев пробиться, сообщили о трагедии журналистам.
А в это время на месте преступления Джеральдина не могла сообразить, что ей делать.
— Она... умерла? — промямлила Пру. Она выглядывала из-за плеча Боба Фогарти, изо всех сил стараясь справиться с подкатывавшей к горлу тошнотой.
— Догадливая моя, — буркнула Тюремщица. — Как ей не умереть, если в ее сраных мозгах застрял тесак?
— Все равно, хорошо бы проверить...
— Вот иди и проверяй.
Однако Келли прервала их споры о состоянии своего здоровья — она сползла с унитаза и рухнула на пол. Сначала под тяжестью головы тело подалось вперед, опустилось на колени, а затем ничком повалилось вниз. Рукоять ножа ударилась о пол, и от этого лезвие на пару дюймов глубже погрузилось в мозг, словно его забили туда молотком. Раздался хруст — Фогарти и Пру затошнило.
— Офигеть можно! — гаркнула Джеральдина. — Заблюете все место преступления. Полиция будет премного благодарна. — Наверное, она вспомнила, что на них смотрят и их судят тысячи людей, потому что опять повернулась к камере. — Эй, там, в аппаратной, вырубите линию Интернета. Это им не фильм ужасов.
Но ужасы продолжались. Они только-только начались.
— Что, черт возьми, происходит? — В дверях мужской спальни появился Джаз. Простыня прилипла к его точеному, смуглому, потному телу, отчего он стал напоминать недавнюю грезу Дервлы — озадаченного греческого бога на вершине Олимпа. И не сумел бы выглядеть комичнее и нелепее, даже если бы сильно постарался.
Ослепленный ярким светом, Джаз таращился на пришельцев, которые вторглись в дом, где несколько недель абсолютными хозяевами были он и его товарищи.
Из-за спины Джаза показалась Дервла. Она тоже обернулась простыней и выглядела настолько же неуместно: во все глаза смотрела на повседневно одетых незваных гостей. Создавалось впечатление, что к месту дорожного происшествия явилась группа патрициев в тогах.
Джеральдина почувствовала, что ситуация выходит из-под контроля. Она терпеть не могла ситуаций, которые выходят из-под контроля, и слыла приверженцем классической фразы «Все под контролем».
— Джейсон! Дервла! — рявкнула она. — Возвращайтесь в мужскую спальню!
— Что случилось? — повторила Дервла. По счастью, ни она, ни Джаз не видели, что творилось в туалете. Ужасающее зрелище загораживали спины телевизионщиков.
— Приказывает «Любопытный Том»! — снова закричала Тюремщица. — У нас происшествие. Всем игрокам немедленно вернуться в мужскую спальню и находиться там, пока не последует других указаний! Быстро!
Как ни странно, но оба сразу подчинились приказу — настолько укоренилось в них самоощущение «арестантов». Они возвратились в темную спальню, где один за другим из парилки вылезали их голые смущенные товарищи.
— Что там такое? — спросил Дэвид.
— Не знаю, — ответила Дервла. — Велено оставаться здесь.
В аппаратной кто-то надумал включить освещение, и «арестанты» буквально попали в потоки света потолочных плафонов. Голые люди стояли у покинутой парилки, растерянно моргая друг на друга, и тянулись к простыням, одеялам, полотенцам — только бы прикрыть наготу. И от воспоминаний о двух последних часах безумия их и без того раскрасневшиеся лица багровели еще сильнее. Словно всем им было по четырнадцать лет и родители застали их за коллективным петтингом.
— О, боже, как глупо мы выглядим, — пробормотала Дервла.
А за пределами спальни Джеральдина старалась взять ситуацию в свои руки. Позже все согласились, что, несмотря на потрясение, она действовала на удивление хладнокровно.
Загнав всех подопечных в одну комнату, Тюремщица приказала подчиненным удалиться тем же путем, которым пришли, чтобы как можно меньше нарушать картину преступления.
— Мы будем находиться в зеркальном коридоре, — сказала она. — И там дожидаться прихода копов.
День двадцать восьмой
6.00 утра
Когда через шесть часов Колридж покинул место преступления, на хмуром, не по сезону дождливом небе занимался рассвет.
Убийственная погода, подумал инспектор. Казалось, что все расследования тяжких преступлений начинались в такую же слякоть. Это, конечно, было не так. Ведь и давние школьные каникулы не все от начала и до конца озаряло безоблачное солнце. Но у Колриджа имелась хоть не очень убедительная, но все же теория, что пламя убийства возгорается при определенном атмосферном давлении. А опыт подсказывал, что заранее замышляемые преступления, как правило, совершаются в четырех стенах.
Из-за полицейского ограждения сверкнули сотни фотовспышек. Несколько секунд Колридж искренне недоумевал, кто вызвал столь огромный интерес, и вдруг догадался, что снимали именно его. Он сделал вид, будто не имел понятия, что стал объектом фотографов, и сквозь серебристое марево равнодушного дождя и сверкающих всполохов проследовал к машине.
Хупер поджидал его с ворохом утренних газет.
— Везде примерно одно и то же, — сообщил он.
Инспектор посмотрел на восемь портретов: семь рядом, один чуть поодаль. Он только что встречался с обладателями этих лиц. Со всеми, кроме Келли. С ней — нет, поскольку вряд ли можно сказать, что встречался с трупом. Глядя на скрючившуюся в туалете несчастную женщину с ножом в голове, на ее приклеившиеся к полу колени в луже застывшей крови, Колридж почувствовал, как нестерпимо хочется найти ее убийцу. Он не переносил жестокости. Не мог к ней привыкнуть. Жестокость пугала и ослабляла веру. Колридж не мог объяснить, почему премудрый Бог попустил подобное изуверство. Неисповедимы пути Господни, конечно, все дело в этом. Сие выше понимания человека, и человеку не дано проникнуть в помыслы Творца. Однако такие моменты в работе инспектора не способствовали укреплению веры.
