Сергей Зацаринный - Неверное сокровище масонов
– В поезде не пей. Даже чай. Ни с кем не разговаривай. Блокнот прячь за пазухой, – инструктировал я библиотекаря, – Как доедешь, сразу позвони.
Он послушно кивал и начинал испуганно оглядываться. Когда поезд скрылся из глаз, я неторопливо отправился восвояси. Вволю погулял по старинным улочкам, зашёл в пару магазинов. Слежки так и не заметил. Неужели отстали? Алексей тоже говорил, что его работой в библиотеке никто не интересовался. А может, я просто утратил бдительность?
В любом случае, мне сейчас скрывать нечего. Ведь и сама поездка в Ульяновск была задумана, чтобы пустить противника по ложному следу. Может, они разгадали наш замысел? Или, того хуже, с помощью какого-нибудь суперсовременного устройства прослушивают наши разговоры и отслеживают все перемещения? С них станет! С такими деньгами!
Утренний звонок из Москвы не принёс ничего нового. Дорогокупец сообщил, что доехал нормально, разговоров в поезде с ним никто не заводил и к заветному блокноту не подбирался.
Объяснение могло быть только одно. Неведомые преследователи интересовались только «домом с привидениями» и, узнав, что я занимаюсь масонскими тайнами, потеряли ко мне всякий интерес. Но, тогда непонятно: откуда они это узнали? Потом я вспомнил, что собирался ещё задать несколько вопросов синеглазой «принцессе тереньгульской». Она ведь так и не досказала мне свою историю о таинственном замке. Хотя теперь я вряд ли смогу её встретить. Учебный год закончился, началась сессия, и студенты сидят по домам, вгрызаясь в гранит науки.
Может оно и к лучшему. Женщины лишь вносят сумятицу в жизнь искателей сокровищ. Ещё аргонавты едва не погибли, услышав вдали сладкоголосое пение сирен.
Я набрал телефонный номер, оставленный Дорогокупцом, и договорился о встрече.
Краевед оказался очень весёлым и благожелательным человеком, совершенно не похожим на сухого книжного червя, образ которого рисовался в моём изображении. Скорее всего, именно многолетнее увлечение историей, научило его относиться несколько снисходительно к бушующим вокруг сиюминутным страстям, постоянно напоминая, что всё уже было, и нет ничего нового под небесами.
Все эти властители жизни: губернаторы, градоначальники, скоробогатеи, ошалевшие от хлынувшего на них потока шальных денег, были для него лишь очередными персонажами очередного действия в бесконечном спектакле. И ему прекрасно был известен, многократно повторявшийся финал всех этих сиятельных карьер: отставка, разорение, безвестность. Почему-то в российской истории это неизбежно.
Мы встретились возле одного из многочисленных ульяновских музеев, расположенного в уютном старинном особнячке. Место тихое, располагающее к беседе неторопливой. Это хорошо. Можно начать разговор издалека и постепенно перейти к самому главному.
– Меня интересует архитектор, построивший так называемую Киндяковскую беседку, её еще считают масонским храмом. Посоветовали обратится к Вам.
Собеседника моя просьба ничуть не удивила. Он даже не спросил ни кто я такой, ни кто мне посоветовал. Чувствуется, он уже давно привык к роли крупнейшего специалиста в своей теме, которого вопросами, консультациями и просьбами донимали беспрерывно. Во всяком случае, он мог легко позволить себе роскошь признаться в том, что чего-либо не знает. Привилегия, доступная немногим и даваемая только большой уверенностью в своих силах. Люди, чьи знания поверхностны – те обычно всезнайки.
– Не могу ничем помочь. Кто строил этот храм, или беседку, как кому больше нравиться, мне неизвестно.
Сюрприз! Только вчера мой славный библиотекарь демонстрировал выписку из местной энциклопедии. Не может быть, что она неизвестна матёрому, да ещё потомственному краеведу.
– В энциклопедии сказано, что фамилия архитектора Тоскани, – робко напомнил я.
Собеседник торжествующе улыбнулся и посмотрел на меня с явной симпатией:
– Но, раз Вы меня об этом спрашиваете, значит, и сами в это не верите?
Если бы он знал, что вопрос задан просто для поддержания разговора, симпатии в его взгляде было бы, наверное, меньше.
– У меня нет причин не верить столь солидному и авторитетному изданию. Просто, я думал, что Вы поможете мне узнать, на чём основано данное утверждение.
– А ни на чём, – радостно ответил краевед, – жил здесь в конце XVIII века такой архитектор, вот решили, что он и строил. По принципу – больше некому.
– Очень сомнительный принцип. Но разве в те времена в округе ничего не строили, кроме этой беседки? – я намеренно старался поменьше избегать слова «храм», чтобы не наталкивать собеседника на масонскую тему. Пусть он выйдет на неё сам.
– Почти ничего не сохранилось. Здания XVIII века страдали от пожаров, неоднократно перестраивались, а потом большевики уничтожали и то, что осталось. То, что дошло до нас можно пересчитать по пальцам.
– Грустно всё это. Каких-то двести лет и всё уже утрачено, – скорбь в моём голосе была совершенно неподдельной. Я был действительно поражён.
– Остались, конечно, некоторые чертежи, старые фото, – поспешил утешить меня краевед, заметив столь сильное расстройство. – Нельзя сказать, что об этом времени нам совершенно ничего неизвестно.
– Так были здесь другие архитекторы или нет?
– Не обязательно заказывать проект местному зодчему. В Симбирске жило много достаточно образованных и состоятельных людей с обширными связями в обеих столицах. Тот же Карамзин, уроженец здешних мест, в своём знаменитом путешествии объехал пол-Европы, масон Тургенев был главой Московского университета. Так что автором проектов наших зданий мог быть кто угодно, хоть сам Баженов. Он, кстати, был тоже масон.
– Баженов за работу и взял бы соответственно.
– Совсем не обязательно. Зодчий долгое время был в немилости у самой императрицы. Как раз шли гонения на «вольных каменщиков». Баженова отстранили от строительства дворца в Царицине и в его биографии есть ничем не заполненный период длиной в несколько лет. Чем он занимался в эту пору доподлинно неизвестно.
Пришлось цепляться за соломинку:
– Можно сказать, что эта беседка выделяется на фоне других архитектурных творений того времени?
– Напротив. Она довольно органично вписывается в общую картину. Беда только, что сама картина неясна и расплывчата в силу упомянутых мною причин.
– Вы не могли бы воспроизвести её хотя бы в самых общих чертах. Должна же быть хоть какая-то версия? Кто, предположительно, мог построить эту беседку и зачем? Неужели Вы, никогда не пытались решить этот вопрос, хотя бы только для себя?
Улыбка моего собеседника стала грустной. Ему явно импонировал мой искренний интерес к тому, о чём я спрашиваю, и было жалко меня разочаровывать:
– У меня нет никакой версии. Откуда ей быть? Ведь нет никаких фактов. Была какая-то беседка, которую некоторые считали масонским храмом. Стояла много лет заброшенная. Вот и всё. Сохранилось несколько изображений, да куча сплетен. Ни чертежей, ни документов. Что касается общей картины – она, в общем, безрадостна. Каменное строительство – удовольствие дорогое, мало кто мог себе это позволить. А уж тем более по проекту хорошего архитектора. Качество строительства тоже оставляло желать лучшего. Многие старинные здания поражают мощностью своих стен. Крепости прямо какие-то. А ларчик открывается просто – не умели рассчитывать. Не знали подлинного качества материалов. Вот и делали с большим-большим запасом.
Краевед сделал паузу и задумался. Чувствовалось, что он искренне хочет мне помочь. Значит, обязательно поможет.
– В 1767 году Симбирск посетила Екатерина II. Город произвёл на неё столь удручающее впечатление бедностью и неустроенностью, что она прервала своё путешествие и вернулась в Москву. А ведь хотела плыть до Астрахани. Императрица даже написала отсюда Вольтеру: «Я теперь в Азии.»
– Думаете, что если бы эта беседка существовала тогда, Екатерине бы её показали?
– Обязательно. Ведь больше показывать было совершенно нечего.
– В округе тоже не было ничего примечательного?
– Трудно сказать. Но некоторые помещики были людьми очень состоятельными и строили в своих сёлах каменные храмы. Среди них встречались личности весьма замечательные. Например, помещик Кротков. Этот безвестный провинциал вдруг в одночасье сказочно разбогател. Накупил деревень, настроил домов и храмов. Источник обогащения так и остался тайной. Поговаривали, что в его руки каким-то образом, попали ценности, награбленные Пугачёвым в Казани, но точного ответа не мог дать никто. В здешних краях доживал свой век бывший могущественный вельможа граф Платон Мусин-Пушкин. Читали Пикуля «Слово и дело»? Тот самый. Императрица Елизавета Петровна помиловала его, но в столицу граф так и не вернулся. Не захотел представать перед бывшими знакомыми с вырванными ноздрями и языком. Здесь в имении своей жены и поселился. Были и другие богачи, которым было по карману выписать архитекторов хоть из самого Парижу.
