Анна Малышева - Пассажир без багажа
– Ну хорошо, теперь постарайтесь все-таки припомнить, как выглядела та женщина, которая назвалась Варварой Кузминой. Как она себя вела? Может, вам что-то бросилось в глаза? Что-то отличительное?
Кассирша впала в тихое отчаяние – по ее лицу было видно, что ответить ей будет нелегко.
– Ну а как она продиктовала телефон? – допытывался следователь. – С ходу или в записную книжку смотрела?
Татьяна Робертовна сказала, что уж таких подробностей точно вспомнить не сможет – пусть ее даже не мучают! Насчет самой женщина, кроме цвета ее волос, она смогла припомнить лишь одно – у нее были какие-то странные глаза.
– Странные? В чем заключалась эта странность? Кассирша мялась, кусала губы, совершенно забыв о том, что они были густо накрашены, и мямлила что-то невнятное. Смысл ее слов сводился к тому, что она и тогда не совсем поняла, а теперь-то уж и подавно не может…
– И все-таки? – настаивал следователь. – Она что, странно на вас смотрела? Или вообще не смотрела, прятала глаза?
– Нет-нет! – вскинулась женщина. – Она посмотрела прямо на меня, и я тогда подумала, что они странные… Ну, не знаю!
В ее голосе послышалось отчаяние.
– Вы абсолютно уверены, что та женщина – не Варвара Кузмина? Не та, с которой вы только что виделись?
Татьяна Робертовна ответила, что тут сомнений быть не может – Варвару она бы узнала.
– Я только имени ее никогда не слышала, – объяснила она. – А так часто видела, как она за мужем заходит. Правда, в последнее время она что-то перестала появляться… Ну, не молодожены ведь они, так обычно и бывает. Сперва бегают друг за другом, а потом им это уже не нужно. Нет, я бы узнала ее. И как я не сообразила, что мне Андрееву фамилию называют? Хотя, что уж там фамилия! Для меня все фамилии одинаковые… Вот если бы она какая-то нерусская была, я бы еще вспомнила.
Она вдруг запнулась. Подняла глаза не следователя и выдохнула:
– Вспомнила! Вспомнила, что у нее было! Когда она на меня посмотрела, я еще подумала, что надо же – впервые вижу глаза, как у того певца!
– У певца? – изумился следователь.
– Да! – Татьяна Робертовна пришла в возбуждение и начала жестикулировать. – Вот такой вот огромный плакат у моей дочки в комнате висит! Английский певец, я имени не помню, потому что я эту музыку не слушаю, я больше нашу эстраду люблю. И вот у него такие же глаза – один – вообще черный, а другой – голубой! И это очень в глаза бросается, потому что он такой яркий блондин! Та женщина тоже была блондинка, и глаза так выделялись!
Она продолжала мучиться, пытаясь вспомнить имя певца на плакате, но следователь уже ее не слушал. То, что сказала кассирша, привело его в недоумение. Когда в кабинет вошла Варвара Кузмина, ему сперва показалось, что глаза у нее карие. Но она села к столу, и теперь, когда их разделяло не больше метра, он разглядел, что один глаз у женщины в самом деле карий. А второй – какого-то неопределенного цвета. Карий там тоже присутствовал, но все-таки глаз был, скорее, бледно-голубым, с карей обводкой вокруг зрачка. Из-за этой странности взгляд женщины показался ему каким-то неуверенным, ускользающим. Она не часто смотрела ему в лицо, моргала, опускала глаза. Правда, Кузмина тут же объяснила, что плохо спала эту ночь, и все же… Следователь забеспокоился. Отпустив Кузмину с миром да еще устроив это противоречащее всем правилам опознание, он мог совершить крупную ошибку. А ведь Варвара Кузмина вызвала у него доверие. Слишком нелепым было со стороны потенциального убийцы называть свое настоящее имя, давать домашний телефон. Женщину явно пытались подставить. Но теперь он бы не сказал это так уверенно.
– Повторите еще раз, какого цвета были глаза у женщины, которой вы выписывали квитанцию, – попросил он кассиршу, которая к тому времени совершенно извелась, стараясь вспомнить имя певца.
– Черный и голубой!
– Вы уверены, что черный? Может быть, карий?
Та вздохнула:
– Ой, ну не знаю… Может, темно-карий. Я и видела то эти глаза секунды две, не больше. Не буду же я их под микроскопом рассматривать! Это вообще дело фотографа.
– Значит, может быть и карий?
– Ну, вполне. Карий и голубой. Одно вам скажу – они так отличались, что я сразу обратила внимание. И она все время моргала. Странный какой-то взгляд – глаза разные, слезятся, и веки дергаются. Будто что-то в глаз попало. То есть в оба глаза.
– Моргала?! – Следователь не выдержал и повысил голос. Кассирша даже испугалась и попробовала отодвинуться вместе со стулом. Стул угрожающе заскрипел, но не поддался.
– Да, моргала, – плачущим голосом заявила та. – А что такое?
Следователь не стал делиться с нею своими опасениями. А если бы мог, то сказал бы, что настоящая Варвара Кузмина, которая явилась сегодня к нему для дачи показаний, тоже все время моргала и отводила взгляд.
– И вы по-прежнему полностью уверены, что это не та женщина, которая сидела здесь, у меня? – спросил следователь. – Подумайте хорошенько.
Татьяна Робертовна пренебрежительно повела пухлым плечом:
– Да лицо же другое – сколько можно повторять! Ну совсем другое, уж вы мне поверьте! Но фигура да и походка, и волосы примерно такие же… Только эта давно красилась, видно, а та недавно.
– Это вы из чего заключаете?
– Да у этой уже полголовы темная, а у той на сантиметр отросло, не больше.
– И какой натуральный цвет?
– Темный какой-то. Не очень, но заметно, что крашеная.
– Ну, а глаза? – допытывался следователь. – Глаза разве не такие же?
Татьяна Робертовна засмеялась, но как-то не очень уверенно, как будто подозревала, что над ней издеваются:
– Ну что вы! Я же говорила, что у той были разные глаза!
– А у этой? Ведь у нее тоже разные глаза! Карий и голубой!
Татьяна Робертовна, вероятно, решила, что над ней издеваются и желают как-то подловить на лжи. Она обиделась и некоторое время молчала, придирчиво разглядывая свой маникюр. Наокнец, не поднимая глаз, заметила:
– А по-моему, нет. По-моему, они одинаковые.
– Вы же говорите, что неоднократно встречали Варвару Кузмину?
Та подтвердила.
– И не замечали, что у нее разные глаза?
– По-моему, одинаковые, – с прежним обидчивым упрямством, отвечала та. – По-моему, какие-то темные. Оба.
Они еще некоторое время дискутировали на эту тему. Но сколько следователь не уверял Татьяну Робертовну, что у Варвары Кузминой – у настоящей Кузминой – разные глаза, та не сдавалась и твердила, что уж такую-то деталь она бы не пропустила. Наконец, следователь потерял терпение и сунул ей протокол:
– Значит, вы утверждаете, что эта не та женщина?
– Да, – измученно повторила кассирша.
– Подпишите. Здесь и здесь.
Уже на пороге кабинета та оглянулась и жалобно повторила:
– Если бы у нее были такие глаза, как у той, я бы давно уже обратила внимание. Это, знаете, так просто не проглядишь.
Не получив никакого ответа, она закрыла за собой дверь.
Кассирша была, в сущности, самым важным свидетелем из всего персонала мастерской. Она единственная видела в лицо женщину, назвавшуюся чужим именем. Даже если та была ни в чем не виновата, такое поведение в данных обстоятельствах все равно не могло быть случайным. Та была последней, кто прошел за занавес и, вероятно, видел там еще живую заведующую. Что там произошло – еще предстояло высянить.
Как только стало ясно, что в кабинет заведующей невозможно попасть иным путем, как через торговый зал и помещение для съемки, на заметку взяли всех, кто туда входил. И прежде всего двух клиенток, которые побывали там почти одна за другой. Первая из них – та самая загадочная женщина, которая представилась как Варвара Кузмина, прошла за черный занавес и вскоре удалилась, не привлекая к себе внимания. Второй была Кристина Гучкова – та женщина, благодаря которой был найден труп заведующей. Если бы не она – тело могло пролежать в кабинете намного дольше, и тогда никто из персонала уже не смог бы припомнить, кто входил за занавес и кто оттуда вышел. Благодаря Гучковой, тело было найдено почти сразу же. От момента смерти до того момента, как обнаружили труп, прошло никак не больше десяти-пятнадцати минут. И это позволяло сузить круг подозреваемых.
На другой день после убийства, в воскресенье, мастерская не работала. Но всему персоналу было велено собраться к двенадцати часам и занять свои места.
Служащим было предложено имитировать свои действия – те, которые они производили от половины одиннадцатого до полудня, в субботу.
Не явилась только Татьяна Робертовна – она позвонила в мастерскую, когда уже все собрались и больным голосом пожаловалась на невыносимые сердечные боли. Сказала, что вчерашний шок для нее даром не прошел, что она всю ночь глотала таблетки, а сейчас думает, не вызвать ли «скорую», потому что подозревает инфаркт. С ней по телефону поговорил следователь. Женщина пообещала прийти в управление для дачи показаний, как только ей станет хоть немножко получше. Несколько раз извинилась. И объявила, что вряд ли сорвет следственный эксперимент, так как вчера все время просидела за своей кассой и не покидала рабочего места с самого открытия и до тех пор, пока не услышала про труп. Все служащие единодушно подтвердили, что так оно и было, и кассирша, успокоившись на свой счет, мирно положила трубку.
